Его взор потемнел и обрел тот опасный блеск, который, как уже понимала Фара, был непредсказуемым. Но Дориан нравился ей таким: все лучше, чем стена льда.

– Видишь ли, муж, мне больше нечего бояться, кроме смерти.

– А вот тут ты ошибаешься. – Его обычно шелковый голос сгустился до текстуры зазубренных горных камней. Только Фара не поняла, что стало тому причиной – крепкий алкоголь или мрачные воспоминания, промелькнувшие в его глазах. – Есть много вещей куда более страшных, чем смерть.

В этот момент Фара поняла, что он перенес все это. Она закинула голову назад, чувствуя, как напрягается ее обнаженная шея, когда подняла взгляд на его торс и увидела опасный блеск в его дьявольском глазу.

– Чего же боишься ты, муж? – поинтересовалась Фара, позволив себе едва наклониться к Блэквеллу. – Почему отказался от моей компании ночью?

Тот наблюдал, как она приближается к нему, но не сделал попытки ее остановить. И не отступил.

– Своих снов, – пробормотал он. – Часто они не больше, чем воспоминания. Они возвращаются вместе со мной в этот мир, и они чудовищны. Я мог причинить тебе боль, Фара, очень сильную боль, и даже не понять, что я сделал это, пока не стало бы слишком поздно.

Так он поэтому ушел? Чтобы защитить ее?

– Может, нам стоит поработать над этим? – предложила она. – В следующий раз мы могли бы…

– Для этого может и не понадобиться следующего раза.

Фара нахмурилась.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Возможно, ты уже зачала ребенка.

Рука Фары метнулась к животу.

– Конечно, но это вовсе не означает, что мы не будем… в общем, ты понимаешь. Обычно для этого требуется больше одного раза.

– Мы продолжим эту дискуссию, когда узнаем, уместна она еще или нет.

– Но ты бы этого не хотел, да?

Дориан тоже наклонился ближе к ней, на его лице появилась жестокая ухмылка.

– А ты? Хочешь, чтобы я снова так же осквернил тебя? Связал тебя и использовал твое тело как сосуд для моего семени, объект для доставления мне удовольствия?

Конечно же, она этого хотела. Без сомнения. Но слова, которыми он описал этот процесс, вызвали у нее недоумение.

– Не только ты получил удовольствие.

– Но если ты не получила?

– Нет, получила.

– Но не таким образом, как должна была получить, особенно в первый раз.

Фара пожала плечами.

– А кто имеет право утверждать, как мы должны получать удовольствие друг с другом?

– Я причинил тебе боль, – процедил Дориан сквозь зубы.

– Да, на одно мгновение, но, насколько мне известно, все девственницы в первый раз испытывают некоторый дискомфорт. Но ты также доставил мне неописуемое наслаждение. И мне бы хотелось думать… что я могла бы сделать то же самое и тебе, если бы ты только позволил. – Фара сжала пальцы в своих перчатках. Ей было особенно трудно не потянуться к нему. Его тело, разговаривавшее на разных языках с его разумом, напрягалось и манило ее, но она же пообещала не тянуться к нему, как бы сильно им обоим этого ни хотелось. Поэтому она продолжала наклоняться вперед, к плоской поверхности его живота, к тени цвета плоти, просвечивающей сквозь накрахмаленную белую сорочку, заправленную в прилегающие темные брюки. Под их темной шерстью длинный жезл его мужской плоти изгибался и напрягался, и тело Фары вспыхнуло, когда она представила, как все будет.

Прошлой ночью муж припал своим порочным ртом к ее лону, доставив ей невообразимое удовольствие. Сможет ли она сделать то же самое с ним? Что, если она прижмет губы к его отвердевшему естеству? Что почувствует он?

Повернув голову, Фара прикоснулась щекой к слегка потертой ткани и почувствовала жар его плоти под ней.

– Фара! – предостерегающе прорычал Блэквелл.

– Что? – Фара выдохнула, ее грудь неожиданно напряглась, наполненная до краев предвкушением, ее лоно увлажнилось от желания.

– Я принес вам чай и закуски! – объявил Мердок, распахивая дверь с мостика, соединяющего вагоны, и впуская в их вагон порыв холодного вечернего воздуха. – Они берут за это плату как за первый класс, но коли это так, я готов съесть собственную шляпу! – заявил он, пинком захлопывая дверь позади себя. – Радуйтесь, что Фрэнк остался дома, а то он был бы в ужасе.

– Мистер Мердок! – к собственному удивлению, Фара резко встала и почти прижалась грудью к торсу мужа, который поспешил отступить назад.

Если Дориан Блэквелл и мог выглядеть виноватым, то только в этот самый момент.

Мердок задержал на нем взгляд чуть дольше, чем требовалось.

– Кажется, я… чему-то помешал…

Вглядываясь в таинственное лицо мужа, Фара искала надежду вернуться в недавнее мгновение, но он снова нацепил свою привычную маску, и она разочарованно вздохнула.

– Ничуть, Мердок, чай – это замечательно. – Она повернулась к мужу. – Присоединишься к нам?

Посмотрев на изящный столик с еще более изящными стульями, Блэквелл нахмурился. Если они будут пить чай втроем, то им придется сесть очень близко.

– Мне надо привести в порядок кое-какие бумаги и дела, прежде чем мы прибудем в Лондон. – Он оставил их пить чай, а сам направился к своему плюшевому трону, игнорируя их так успешно, словно захлопнул за собой невидимую дверь.

Фара смотрела на его отступление страдающими глазами. Неужели он смог полностью отключить реакцию своего тела на жену? Неужели он всегда будет оставлять ее такой неудовлетворенной?

Впрочем, чай и беседа с Мердоком стали приятной переменой в беспрестанном напряжении общества ее мужа. Они болтали о приятных вещах: о книгах, театре, Стрэнде. Фара невольно украдкой поглядывала на Блэквелла, который что-то писал, сидя за передвижным столом, склонившись над бухгалтерскими книгами и ломая печати на важных на вид документах. Если он и слушал их разговор, то не подавал виду.

После чая Фара с Мердоком уселись играть в карты, потешаясь над забавными историями из Ярда и еще над более нелепыми происшествиями в кафе Пьера де Голя, расположенном под ее квартирой. После одного из ее оживленных рассказов о соперничестве парижского художника и английского поэта за весьма известную русскую балерину Мердок поднял руку, призывая Фару остановиться, и вытер слезы смеха в уголках глаз.

Они немного пришли в себя, и Мердок встал, чтобы налить им по бокалу вина.

– Могу я спросить у вас кое о чем, что мы все хотели бы знать, миледи?

Рука Фары, поднесшая бокал с вином к ее губам, застыла в воздухе.

– Я пока еще не леди, Мердок, но вы можете спрашивать меня о чем хотите. Я – открытая книга.

«В отличие от некоторых», – подумала она, скользнув взглядом по изогнутой, жилистой шее Дориана. Несмотря на то чем они занимались прошлой ночью, он все еще оставался для нее загадкой. Из всей его плоти она увидела только его лицо и горло, да и то мельком. Под слоями его одежды скрывалась мощная мужская фигура. Появится ли у нее когда-нибудь шанс взглянуть на нее?

Мердок уселся с бокалом в руке и посмотрел на свои карты.

– Где ты была, детка?

Фара помолчала, покатав по рту сладкое красное вино, прежде чем проглотить его, и пытаясь отвлечься от мыслей о муже. Господи, привыкнет ли она когда-нибудь к этому слову?

– Что вы имеете в виду?

– Ты уехала из приюта семнадцать лет назад, – напомнил Мердок. – Куда ты направилась? Чем занималась, чтобы заработать на жизнь?

Кулак Дориана, с грохотом обрушившийся на стол, заставил обоих подскочить с места.

– Мердок! – прорычал он.

– Только не притворяйтесь, что вы не умираете от желания услышать ответы на эти вопросы! – Мердок, вероятно, был единственным человеком на свете, который мог пренебрежительно махнуть рукой в сторону Черного Сердца из Бен-Мора и не лишиться ее за это.

– А вам в голову не пришло, что это может быть чем-то, о чем ей невыносимо рассказывать или что вам будет невыносимо слушать? – прогремел сквозь стиснутые зубы низкий голос ее мужа.

– Да нет, все нормально, – проговорила Фара, ставя бокал на стол. – Это история не слишком увлекательна и не слишком травматична. Я не против того, чтобы поведать ее.

– Я в этом не участвую, – заявил Дориан, не поднимая глаз от стола.

– Тогда порадуй меня, детка. Как получилось, что дочь графа пришла работать в Скотленд-Ярд? – поинтересовался Мердок.

Фара устремила взгляд на вино приятного сливового цвета в изящном хрустальном бокале. Она давным-давно не вспоминала те ужасные, полные тоски недели после того, как забрали Дугана.

– От сестры Маргарет я узнала, что Дугана отвезли в Форт-Уильям. В тот же день мне также стало известно, что она сообщила о моей… привязанности к Дугану мистеру Уоррингтону, и тот уже отправился в путь, чтобы забрать меня из приюта.

– И ты сбежала?

Фара усмехнулась.

– В некоторой степени. Я была настолько мала, что смогла спрятаться за сундуком, привязанным к багажной полке в задней части кареты мистера Уоррингтона. Как только меня перестали искать, я проехала там прямиком до Форт-Уильяма, правда, то путешествие было куда менее комфортабельное, чем нынешнее.

Мердок улыбнулся.

– Негодяй и не догадывался, что ты была в его собственной карете! Умница, детка!

Чокнувшись с бокалом, который протянул ей Мердок, Фара криво улыбнулась.

– Да, но когда я добралась до Форт-Уильяма, Дугана уже отправили в тюрьму в южной части Глазго, которая называется Бург. Поэтому я продолжила путь в почтовой карете из Форта-Уильяма в Глазго.

– И тебя не поймали в дороге? – спросил Мердок.

– Конечно, поймали. – Фара рассмеялась. – Я была злостным зайцем. Но я сказала поймавшему меня почтальону, что меня зовут Фара Маккензи, что мы с братом сироты и мне нужно отыскать его в Глазго. Тот человек сжалился надо мной, купил мне еды, позволил сесть впереди и продремать под одеялом оставшуюся часть пути до Глазго.

Блэквелл фыркнул в своем конце вагона.

– Тебе повезло, что он повел себя так.