Керриган Берн - Разбойник

– Я отпущу вашего мужа и его камердинера, – сказал Морли с усталым вздохом. – Но это не значит, что я не буду следить за каждым его движением.

– Это я знаю. – Фара поддалась порыву обнять его, но объятие было коротким и отстраненным – ради них обоих.

– Вы – хорошая женщина, Фара. Я всегда восхищался вами. – Морли сделал паузу, его подбородок напрягся, словно он пытался что-то сдержать. – Если он когда-нибудь причинит вам боль… да, черт возьми, если он просто каким угодно образом сделает вас несчастной, приходите ко мне. Я с ним разберусь.

Фара постаралась вложить в улыбку всю свою нежность.

– Спасибо вам, Карлтон. И, знаете ли, вы ошибались, когда сказали, что были всего лишь моим нанимателем. Вы также были… очень хорошим другом.

Морли криво улыбнулся, не сводя глаз со стола.

– Не надо больше поворачивать нож в ране, – вымолвил он.

– До свидания, – пробормотала Фара, потянувшись к потускневшей, потертой ручке двери его кабинета.

– Фара!

Она обернулась, услышав серьезные нотки в его голосе.

– Да?

– Если уж говорить о мадам Реджине… Так уж вышло, что вы весьма близки с нею.

– Да нет! Я никогда не встречалась с ней, – заверила инспектора Фара. – Она всего лишь хозяйка заведения «У Реджины».

Веселая усмешка скривила губы Морли:

– Владелец заведения – ваш муж, Дориан Блэквелл.

Еще никогда в жизни Фара не чувствовала себя такой маленькой и ничтожной. За годы своей карьеры в Скотленд-Ярде она бесчисленное количество раз бывала в Королевских судах и каждый день по пути на службу проходила мимо впечатляющего готического белокаменного здания. Но ее присутствие всегда было частью безмолвного юридического процесса, под рукой были документы и все прочее. Никогда ее голос не отдавался эхом в зале Высокого суда ее величества и никогда не звучал перед Королевской скамьей.

Фару поразило, что даже здесь, в величественном Большом зале с контрфорсами, мужчины, женщины и аристократы старались не попадаться на пути Дориана Блэквелла. Несмотря на то что в зале собралось больше знати и агентов короны, чем Фара когда-либо видела, они с мужем все еще могли передвигаться довольно быстро.

Начиная с одиннадцатого века и вплоть до прошлого года Королевская скамья вершила суд в Вестминстер-холле. Теперь, по приказу королевы Виктории, Королевская скамья переехала в здание суда на Стрэнде. Хотя, как и на протяжении сотен лет, Высокий суд остался эпицентром официальных заявлений правителя и королевской администрации. Главный лорд-судья давно уже заменил регента на судебных заседаниях, и эта должность стала одной из самых влиятельных в империи.

Фаре было трудно смотреть кому-либо в глаза, поскольку все собравшиеся следили за их продвижением к залам Высокого суда. Голоса присутствующих замолкали при их приближении, но тишина была полна не почтения, а любопытства и размышлений.

Фара была уверена, что биение ее сердца слышат все присутствующие, пока она наблюдает за тем, как затейливый геометрический рисунок мраморного пола исчезает под волнами юбок шелкового платья цвета полуночного неба, которое мадам Сандрин доставила ей вчера поздно вечером.

Предыдущая ночь не сделала ничего особенного, – если вообще что-то сделала, – для того, чтобы развеять тревогу Фары. Как только она забрала мужа и Мердока из приемной сержанта в Скотленд-Ярде, они наняли кеб, чтобы доехать до роскошного жилища Дориана в Мейфэре. Кровь с его лица стерли, но она все еще пятнала накрахмаленный воротничок рубашки и темнела на его без того черном сюртуке. Ее мужу еще предстояло вымолвить нечто большее, чем четко и односложно ответить на мириады ее вопросов, благодарностей и извинений.

– С тобой все в порядке? – спросила Фара.

– Вполне.

– Они причинили тебе боль?

– Нет.

– Ты ведь знаешь, что спас нам жизнь в доках.

– Да.

– Прости, пожалуйста, что втянула тебя в такую опасную заваруху. Но мы с Джеммой очень благодарны за то, что сделал ты и твои люди.

– Хм! – Как только душераздирающая лаконичность Блэквелла сошла на нет, Мердок подхватил разговор от его имени.

– Не думай об этом, девочка, – успокоил он ее, бросив мрачный взгляд на Блэквелла. – Утром мы заберем мисс Уорлоу с собой.

– Я очень рада, что мне удалось убедить старшего инспектора Морли так быстро отпустить вас. Мысль о том, что вы останетесь здесь на ночь, а то и дольше, была невыносима.

– Ты и не представляешь, как мы это ценим. – Мердок отечески похлопал ее по руке.

В этот момент Блэквелл наклонился вперед, отворил щеколду дверцы кеба и соскочил на землю, прежде чем кучер остановил экипаж. Он растворился в ночи, и Фара не видела его до следующего утра, когда он пришел, чтобы отвезти их в суд. Мердок вновь и вновь убеждал ее, что их пребывание в бронированной комнате прошло не только без происшествий, но даже довольно спокойно.

– Бобби были справедливы и вежливы, а Дориан и вовсе беседовал с одним из своих знакомых, хотя я и не расслышал, о чем именно.

– Так почему же он так расстроен? – спросила Фара.

Пожав плечами, Мердок посмотрел на нее с легкой жалостью.

– Не знаю, детка, но с Блэквеллом иногда такое бывает. Не ломай над этим голову. Просто поспи немного, у нас завтра большой день.

Спать было почти невозможно, даже в этой прекрасной, роскошной постели. Наконец Фара погрузилась в какое-то беспокойное забытье, ворочаясь в темноте, ее желудок подводило, а челюсти сжимались, когда образы прошлого преследовали ее во сне. Бледное восковое лицо ее отца в гробу, щеки ввалились от обезвоживания, вызванного ужасной болезнью. Уоррингтон, казавшийся семилетней девочке гигантом, наклонился, чтобы сообщить ей об их помолвке. Устрашающее одеяние и апостольник сестры Маргарет. Тонкий распутный рот отца Маклина. Темные глаза Дугана и резкие черты его лица: мелкие и симметричные, искривленные мальчишеским озорством и непрестанным любопытством.

Фара окликала его во сне, умоляла бежать. Чтобы выжить. Жить дальше, чтобы ей не пришлось столкнуться с этим ужасным миром, когда рядом с ней будет только темный и сломленный человек.

– Я здесь, – пропел сквозь ее сон Дуган, лицо которого было печальным и свирепым. Но его голос… Его голос стал совсем не таким, каким она его помнила. Он растаял, превратившись в нечто темное и глухое. Это был голос взрослого мужчины. Зловещий, опасный и спокойный.

– Нет, тебя здесь нет, – пронеслось в голове у Фары, почувствовавшей, что она погружается в пустоту забвения. – Я совсем запуталась. Мне так одиноко. Я так боюсь.

– Спи, моя Фея. Ты в безопасности. – Судя по легкому щекотанию, Дуган намотал ее локон на палец, мягко потянул его и проследил, как тот пружинкой подскакивает на место, а потом повторил сделанное. Как всегда.

Он был здесь. Она в безопасности.

Фара понимала, что пока они стоят перед позолоченными дверями Высокого суда, ей следует подумать о масштабности того, что сейчас произойдет. Но она поймала себя на том, что изучает профиль Дориана, пересеченный черной лентой его глазной повязки, и гадает, преследовали ли его когда-нибудь ночные кошмары.

Или она сама.

Когда ее муж потянулся к двери, Фаре захотелось крикнуть ему, чтобы он подождал, но она заставила себя держаться стоически. Как он. Если Дориан Блэквелл был в состоянии сохранять самообладание после всего пережитого, то и она сможет. Расправив плечи и приосанившись, Фара вздернула подбородок, так что теперь у нее было уже не упрямое выражение лица, а чуть надменное.

Забыв о правилах приличия, Дориан вошел в зал суда первым, вместо того чтобы распахнуть дверь перед ней.

Благодарности Фары не было предела.

Разбирательство уже началось, и Фара с самого начала с недоумением поняла, что формально их действия направлены против короны.

Ошеломленная тишина окутала темное дерево величественного зала Высокого суда. Те, кто теснился на напоминающих церковные скамьях, обернулись при их появлении, так что все это было очень похоже на свадебную церемонию. Вот только никто не был рад их появлению. Самым приветливым выражением лица, которое Фара смогла разглядеть у присутствующих, был шок. Все остальное сводилось к неодобрению, недоверию, а в некоторых случаях и возмущению. Она следовала за мужем по широкому проходу, толстый бордовый ковер заглушал ее шаги.

– Мистер Блэквелл! – рявкнул невысокий мужчина с неподобающе большой головой, казавшейся еще более крупной из-за длинного завитого белоснежного парика. Он сидел за высокой трибуной, между двух мужчин в таких же одеяниях, а о его положении говорила серебряная печать, прикрепленная к середине его черной мантии. – Что означает эта бесцеремонность?

Без сомнения, главный лорд-судья, сэр Александр Кокберн, был знаком с Дорианом Блэквеллом или, по крайней мере, узнал его с первого же взгляда. У судьи была репутация человека спортивного, образованного, общительного и распутного. Несмотря на то что он был своего рода признанным гением, ходило много разговоров о том, каким образом шотландец со своей запятнанной репутацией поднялся до столь выдающегося положения.

Фара в изумлении уставилась на широкую спину своего мужа. Неужели Дориан имеет какое-то отношение к потрясающей карьере лорда – главного судьи Кокберна? Хотя это нисколько не удивило бы ее.

– Милорд! – Дориан отвесил официальный поклон в такой манере, которую вполне можно было бы назвать насмешливой. – Могу я представить вам достопочтенную Фару Ли Таунсенд, графиню Нортуок?

Громкий вздох эхом прокатился по залу суда и за его пределами, когда некоторые из стоявшей за дверьми толпы стали протискиваться вперед, ближе к Фаре, чтобы стать свидетелями беспрецедентных событий в уже громком деле.

– Это возмутительно! Я требую немедленно арестовать этих дерзких преступников! – У Гарольда Уоррингтона всегда был такой вид, словно он только что высосал лимон. Несмотря на это, у него была красивая и крепкая фигура человека, родившегося в крестьянской семье, а не в исторически кровосмесительной аристократии. Печально известный гедонист, кожа и волосы которого не слишком хорошо сохранились после долгих лет чрезмерных злоупотреблений, однако фигурой он походил на Голиафа, когда оглядывал зал суда с видом скорее королевского, чем гражданского служащего.