Керриган Берн - Разбойник

– Иногда ты смотришь, как я сплю, да? – спросила она, уже более настороженно.

Дориан не ответил ей.

– Ты не мог бы так же поступить этой ночью, да еще и обнять меня?

– Поверь, я действительно не должен этого делать.

Она положила ладонь Дориану на грудь, прижав его к постели.

– Останься!

– Но вдруг я сделаю тебе больно?

– Не сделаешь! – уверенно проговорила она, прижимаясь щекой к его груди и все еще обхватывая его бедра ногами. Она уснула в одно мгновение, как и в те времена, когда они были детьми.

Дориан действительно не спал и наблюдал за женой. Чем глубже он постигал происходящее, тем быстрее таял его страх. Фара не была его слабостью. На протяжении всей его забытой богом жизни она была источником его силы, и теперь, когда они воссоединились, он мог победить все что угодно. Даже прошлое.

И уж тем более будущее.

Дориан закрыл глаза, отождествляя пространство в своей душе с миром и надеждой.

Прежде чем Блэквелла сморил сон, он прошептал ей на ухо клятву, которую будет повторять каждую ночь, пока время не возьмет свое:

Я делаю тебя своим сердцем.

При восходе Луны.

Чтобы любить и почитать тебя,

Всю нашу жизнь.

И пусть мы возродимся,

Пусть наши души встретятся и все узнают.

И снова будут любить

И помнить.

– Ради бога, Блэквелл, перестань расхаживать взад-вперед и выпей еще! – пробормотал Мердок, отмахиваясь от призывающего к тишине Тэллоу. – Из-за тебя вся комната ходуном ходит. Меня скоро укачает, если ты не перестанешь.

– А я д-думаю, что комната кружится от виски. – Тэллоу взял бутылку у Мердока и передал ее Фрэнку Уолтерзу, а тот, в свою очередь, протянул ее Кристоферу Ардженту.

– Леди Блэквелл приказала, чтобы ты вдрызг напился, прежде чем она впустит тебя к себе. Я стараюсь следовать тому же указанию, – проговорил Мердок заплетающимся языком.

Меривший шагами коридор Бен-Мора, Дориан остановился и хмуро посмотрел на своего пьяного управляющего.

Он пришел именно сюда потому, что гобелены приглушали крики рожавшей Фары.

– С каких это пор все в этом чертовом замке стали выполнять приказы от другого Блэквелла? – прорычал он, все еще разъяренный тем, что жена и целая толпа вообразивших себя начальницами женщин изгнали его из родильной комнаты.

«Чтобы не мешался под ногами, – сказали они. И имели наглость добавить: – И чтобы не хмурился и не отдавал нам приказания».

Он вовсе не хмурился, черт побери!

Арджент размеренным движением наполнил спиртным хрустальные бокалы и подал один из них Дориану.

– Это самое лучшее шотландское виски Рейвенкрофта, – произнес он голосом таким же темным и насыщенным, как скотч в их бокалах. – Он прислал его тебе как раз для этого случая. А теперь перестань хмуриться и выпей.

– Да я, черт во… С меня хватит! – Громкий голос эхом разнесся по большому залу, и все бывшие заключенные тюрьмы Ньюгейт поспешно отвели глаза и стали с большим интересом разглядывать гобелены или свои сапоги.

Осушив свой бокал, Дориан поставил его на стол, когда пучок соболиных кудряшек и липких рук ворвался в его объятия.

– Папа, няня дала мне булочки и персиковый джем! – Четырехлетняя дочь Дориана, Фэй, зажала измазанной джемом ручкой его глаз со шрамом.

– Вижу-вижу. – Рассмеявшись, Дориан подхватил Фэй на руки и прижимал к себе, пока ее пухлые ножки обхватывали его ребра.

– Ты не можешь ничего видеть, – возмутилась она. – Я же прикрыла твой волшебный глаз.

Дориан усмехнулся, крепче прижимая к себе дочь, и это немного ослабило мучительный страх в его сердце.

– Верно, но я чувствую, как ты пачкаешь джемом мое лицо. – Он поцеловал ее в теплую щеку, у которой тоже был вкус изумительного персикового джема Фрэнка Уолтерза. Он думал, что она уже переросла эту игру. Они придумали ее, когда она была еще совсем малышкой и боялась его молочно-голубого глаза со шрамом. Он сказал ей, что она и ее мать были феями и ему был нужен волшебный глаз, чтобы видеть их, поскольку иногда они становились невидимыми для всех остальных, но он мог видеть их всегда. И теперь хитрюга Фэй закрывала папе глаз, чтобы «спрятаться» от него.

– С кем это вы разговариваете, Блэквелл? – делано удивленным тоном спросил Арджент. – Я никого не вижу.

Все обитатели замка Бен-Мор и Нортуок-Эбби привыкли притворяться, что не видят девочку, когда она оказывалась рядом. Дориана удивляло, что Арджент тоже присоединился к этой игре, но самый опасный наемный убийца в Лондоне преподнес им немало сюрпризов – и это после стольких лет, – включая выбор жены.

– Не будь сегодня невидимкой, малышка Фэй, твоя мама скоро родит ребенка, – попросил Дориан.

– О, хорошо. – Девочка вздохнула, и ее прекрасные серые глаза сверкнули, когда она буквально отдернула руку от его глаза. – Я больше не невидимка!

Все «вздрогнули» при появлении крошечной девочки-феи в объятиях Дориана, а затем соответствующим образом поприветствовали маленькую Фэй Мари, что вызвало у нее бесконечную радость.

– Папочка, а могу я назвать мою маленькую сестричку Китти?

– Ты хочешь назвать сестру в честь кошки? – спросил он, взяв у няньки влажное полотенце.

– Не говори глупостей! – Она рассмеялась, когда он стал оттирать ее липкие ручки от джема. – Я хочу назвать ее в честь всех кошек. – Она широко развела руки, словно хотела обнять всех любимых живых существ, и чуть не упала с рук Дориана.

– Ну конечно, – криво усмехнулся Блэквелл.

Улыбка Фэй стала еще ярче, если это вообще было возможно.

– Так мама говорит.

Тут на верху каменной лестницы появилась Джемма.

– Жена вас просит, – объявила она.

– С ней все в порядке? – спросил Дориан, так крепко прижав к себе Фэй, что та начала извиваться.

Губы Джеммы растянулись в широкой улыбке, но она только кивнула в сторону холла.

– Можете сами посмотреть.

С бешено колотящимся сердцем Дориан стал подниматься по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки, а Фэй визжала ему в ухо от восторга. Из спальни им навстречу вышла акушерка – женщина средних лет, такая худая и хрупкая, что он недоумевал, как только ее кости не стучат друг о друга.

Дориан обнаружил Фару, откинувшуюся на гору подушек. Ее глаза были затуманены, но она улыбалась.

Облегчение охватило Блэквелла, как огненный шторм, и на мгновение он подумал, что может потерять сознание от его силы.

Его Фея была вымыта и одета в чистую сорочку, ее волосы, туго заплетенные перед родами, растрепались, и теперь влажные выбившиеся из косы локоны обрамляли ее лицо.

Фара была похожа на ангела, утопающего в облаке пышной белой постели.

– Входи, любовь моя, – тихо позвала она. Ее руки прижимали к груди крошечный сверток. – Подойди, познакомься со своим сыном.

– С сыном? – Дориан почувствовал себя нелепо, но ему почему-то никогда не приходило в голову, что он станет отцом мальчика. Фэй Мари была так уверена, что у нее появится сестра, что каким-то образом убедила в этом и своих родителей. Опустив глаза, он встретил изумленный взгляд дочери.

Сын.

Блэквелл только недавно начал привыкать к тому, что он бессилен против воли неуправляемого женского существа, едва достававшего ему до колен. Да, у его «маленькой Фэй» были ангельские кудряшки и мягкие серебристые глаза ее матери, но эбеновые волосы и отсутствие уважения к правилам выдавали в ней чистокровного Блэквелла. Она была для него всем – энергичной смесью любопытства, озорства и беззаветной любви. Фэй похитила его сердце в то самое мгновение, когда он впервые увидел ее. Он знал свою роль, свое место в ее жизни. Любить ее. Защитить ценой своей жизни. Предложить ей безопасное жилище и образование.

Но мальчик? Как такой человек, как он, может воспитать из мальчика мужчину? Паника пронзила Дориану грудь, и ему пришлось бороться с яркими пятнами, которые заплясали в его глазах.

Фэй Мари стала извиваться, чтобы он опустил ее, и Дориан позволил ей соскользнуть вниз по его ноге и броситься к кровати.

Фара приподняла мягкое одеяло, чтобы приоткрыть сморщенное, спящее личико и невозможно крохотный кулачок.

Казалось, что Дориан не может и шага ступить.

– Разве он не прелесть? – спросила Фара.

– Не совсем, – недовольно пропищала Фэй. – Он такой красный. И морщинистый.

Фара издала тихий, усталый смешок.

– Через несколько дней он будет выглядеть лучше.

– Очень на это надеюсь. – Фэй вернулась к Дориану и потянула его за руку. – Пойдем посмотрим, папочка.

Тот позволил дочери отвести себя к кровати Фары, где осторожно опустился на покрывало, пытаясь вспомнить, как моргать. Как дышать. Дориан не переставал удивляться тому, что удовольствие, которое он разделил со своей Феей, привело к такому необычному результату.

Жизнь. Он вложил в нее жизнь, и она чудесным образом создала кого-то другого, чтобы они могли любить его. Кого-то другого, кто будет любить их.

Дориан дрожащей рукой потянулся к сыну, а затем накрыл ее руку, придерживающую спину младенца. Господи, каким же крохотным тот был, почти все его тельце помещалось на пальцах Дориана!

В улыбке, которой наградила его Фара, была гордость легиона завоевателей и вся любовь святой.

– Его зовут Дуган.

Его бешено колотящееся сердце замерло, и он уставился на Фару, не зная, как справиться с нахлынувшими на него чувствами.

– Что?!

– Дуган Маккензи Блэквелл, – ласково, но твердо сообщила она. – Я назвала его в честь мальчика, который заслуживает второго шанса на детство. И может быть, благодаря малышу и нашей маленькой Фэй Дуган и Фея смогут испытать все счастье и волшебство детства, которое мы потеряли.

Как это часто бывало у него, когда рядом оказывалась Фара, неуверенность и страх исчезли, уступив место любви.

– Я ничего не потерял, – сказал Дориан, наклоняясь к жене и наматывая ее кудряшку на палец. – Я нашел свою Фею, и это… все волшебство, которое мне когда-либо понадобится.