Насколько она знала, их гастроли были расписаны на шесть месяцев вперед. Неужели решение спонсоров выйти из игры на этом этапе могло иметь какое-либо значение? Нет, что-то здесь было не так. И почему об этом первым узнал Олли, а не она или Герби? Ведь это его непосредственно не касалось. Но Олли был явно не в настроении давать какие-либо объяснения.

На следующее утро Анна собрала свою одежду, оставив большую ее часть Кристине, чтобы та выслала вещи следом. Лиззи наотрез отказалась продавать квартиру, и Кристина оставалась в ней в качестве сторожа, а вот Эрику придется искать себе другую работу после того, как он поставит «дюзенберг» в гараж на длительное хранение.

Анна хотела попрощаться с Шульцами и позвонить в театр, но телефон в гостиной уже не работал, а аппарат в «берлоге» монополизировал Олли.

Эрик отвез их на Гранд-Сентрал-стейшн. Лиззи готова была расплакаться, а вот Герби сохранял свою обычную жизнерадостность. Олли снова был в привычном расположении духа и показал им сценарий, права на который приобрел.

— Он называется «Когда поют ангелы». Я получил его только вчера. Узнав о том, что спонсоры прекращают финансировать шоу, я сказал себе: «Сейчас или никогда». Я откладывал переезд достаточно долго; пришло время действовать...


— Пожалуй, я налью себе чего-нибудь прохладительного, — голос Лиззи вторгся в воспоминания Анны. Сняв шляпу, она принялась обмахиваться ею. Волосы у нее взмокли от пота. — В один далеко не прекрасный день я просто растаю.

Анне было искренне жаль Лиззи, которая теперь стала ее свекровью и всегда была добра к ней. Девушка наклонилась за журналом, лежавшим под шезлонгом, и увидела, что он раскрыт на странице, где напечатана фотография их с Герби свадьбы.

Предложение руки и сердца, сделанное Герби, стало для Анны полнейшей неожиданностью. Они прожили в Лос-Анджелесе всего пару недель и лежали у бассейна, читая сценарий «Когда поют ангелы», когда он внезапно упал перед ней на колено и предложил выйти за него замуж.

— Но почему? — не слишком романтично спросила она.

— Потому что я люблю тебя! — воскликнул Герби, убирая прядь волос, которая постоянно падала ему на лоб и лезла в глаза. — К тому же ты уже стала одной из нас. Почему бы тебе не довершить дело и не превратиться в члена семьи на полном пансионе — не стать миссис Герби Блинкер? Ты ни в чем не будешь нуждаться, дорогая. Кроме того, это означает, что я избавлюсь от страха, что однажды ты покинешь нас и уедешь, а я не уверен, что смогу жить без тебя. Разве ты меня ни чуточки не любишь?

— В общем-то, люблю, — вынуждена была признать Анна.

— Значит, решено! — ликующе вскричал он. — Если мы любим друг друга, то будет вполне естественно, если мы поженимся.

— Нет, — Анна покачала головой. — Я не хочу выходить за тебя замуж! — выпалила она. — Я вообще ни за кого не хочу выходить замуж. Я никогда не выйду замуж; никогда, никогда, никогда.

Герби явно опешил от такого взрыва эмоций.

— А почему нет, дорогая? — мягко поинтересовался он. Когда она не ответила, он продолжал: — С тобой что-то случилось в прошлом, верно? Думаю, что понимаю тебя. Если тебя беспокоят... некоторые аспекты замужества, то обещаю, что не притронусь к тебе, пока ты не будешь готова.

— А что, если я никогда не буду готова?! — воскликнула Анна, готовая расплакаться.

Что ж, я согласен рискнуть и подождать, дорогая. Семейная жизнь — это не только то, чем люди занимаются в постели. Есть еще любовь и забота о том, кто рядом с тобой, и стремление всегда прийти ему на помощь. — Герби поцеловал ей руку. — Пожалуйста, выходи за меня замуж, Анна. Я очень люблю тебя.

Как она могла отказать? Шесть недель спустя они поженились, и с тех пор не изменилось ровным счетом ничего, не считая ее фамилии. И потом, все обращались к ней исключительно как к Анне Мюррей — именно это имя должно было появиться на экране, когда — если — фильм «Когда поют ангелы» выйдет в прокат. Анна по-прежнему спала одна в своей спальне, как и Герби — в своей.

Но теперь у нее была семья и она не чувствовала себя такой одинокой и несчастной, как раньше.


Через три недели съемки закончились.

— Закругляемся! — прокричал Эйб Коллинз, когда была отснята последняя сцена.

В ту ночь они устроили вечеринку прямо на съемочной площадке. Анна с облегчением сказала себе, что все наконец закончилось, по крайней мере для нее. Но предстояло сделать еще много всего, прежде чем фильм увидят зрители. Что же касается ее самой, то она до конца дней своих не желала больше сниматься в кино. А Олли уже заговаривал о новой картине. От таких разговоров Анне становилось тошно. Ей отчаянно не хватало Левона, чтобы излить ему душу.


Наступило очередное воскресенье, и Олли и Герби снова играли в гольф.

— Никогда бы не подумала, что эта игра придется кому-нибудь из них по вкусу, — жаловалась Лиззи. — Она требует слишком много энергии. Они же — два лентяя и до сих пор играли лишь на бильярде или в дартс.

Стоял июнь, и погода была очень теплой. Лиззи поговаривала о том, чтобы съездить ненадолго в Нью-Йорк.

— Там будет ничуть не прохладнее, — предостерегла ее Анна.

Лето в Нью-Йорке славилось сумасшедшей жарой.

— Уж, во всяком случае, там будет лучше, чем здесь. — Калифорния не пошла Лиззи на пользу. Она выглядела больной и бледной. — Как бы там ни было, стены дома настолько толстые, что внутри всегда прохладно. Беда в том, что я не хочу бросать Олли.


Через несколько дней Лиззи самым кардинальным образом изменила свое мнение относительно того, чтобы бросить Олли, когда получила по почте пачку фотографий, на которых он с Герби развлекался в бассейне с парочкой полногрудых блондинок.

— Вот, значит, в какой гольф вы играли, — злобно процедила Лиззи, предъявив их Олли, который обвинил Хьюи Вандервельта в том, что это он прислал их. У них с Лиззи разразилась жуткая ссора, длившаяся почти всю ночь. Герби заперся в своей спальне.

На следующее утро Лиззи заявила Анне, что оставляет Олли и навсегда возвращается в Нью-Йорк.

— Но мы не разводимся. Веришь или нет, но я по-прежнему люблю этого негодяя, а он любит меня. Однако с этого момента мы будем жить каждый своей жизнью и видеться лишь изредка. Ты едешь со мной, Анна?

— В Нью-Йорк? — растерянно переспросила девушка.

— А куда же еще, хорошая моя? — На лице Лиззи было написано торжество. — В другое время я выплакала бы все глаза из-за того, что натворил Олли, но все выглядит не так печально, если учесть, что теперь я со спокойной совестью могу уехать из Лос-Анджелеса.

— Но мы с Герби женаты всего несколько месяцев...

Тем не менее в душе у Анны вспыхнул крошечный лучик надежды. Ее ничуть не беспокоило, что Герби оказался ей неверен.

— Ну и что, милая? Герби мой сын, и я не должна говорить этого, но он обманул тебя, как Олли обманул меня. Тебе вовсе не обязательно разводиться с ним: никто не увидит ничего странного в том, что жена делает карьеру в одной части страны, в то время как муж снимается в кино в другой. Давай, милочка, — глаза Лиззи засверкали, лицо чудесным образом перестало быть бледным, — собирай вещи, и мы вместе отправимся домой.


Кристина была безумно рада видеть их обеих. «Дюзенберг» извлекли из гаража, и Эрик вновь стал работать на Блинкеров. Лиззи тут же приняла самое активное участие в кампании по избранию Франклина Делано Рузвельта следующим президентом США. Он не только пообещал стране «новый курс», но и поклялся отменить «сухой закон».

Первые несколько дней Анна только тем и занималась, что гуляла по Центральному парку, где играли дети и целовались влюбленные. Отдыхающие устраивали пикники и спали в длинных тенях, протянувшихся по траве, вдыхали свежие ароматы цветов, запах скошенной травы и легкий привкус сигар. Она с радостью узнала, что мистер Шульц нашел работу и переехал с семьей из Гувервилля. Лев пришел к ним на ужин, и она живописала ему ужасы Лос-Анджелеса, сравнивая их с прелестями Нью-Йорка.

Как-то утром Анну разбудил легкий запах театрального грима и чечетка, отбиваемая сотней ног, — наверное, это были остатки приятного сна, не успевшие развеяться. Она спрыгнула с кровати, набросила на себя то, что подвернулось под руку, поймала такси и попросила отвезти ее на Сорок Вторую улицу. Именно там было ее место, не просто в Нью-Йорке, а на Бродвее, в мире театров, и, подъезжая к нему, она ощутила знакомый прилив возбуждения, которое всегда охватывало ее, пока она за кулисами ожидала, когда поднимется занавес или объявят ее выход на сцену, после чего зрители разражались бурными аплодисментами.

Анна выскочила из автомобиля, едва водитель успел свернуть с Таймс-сквер на Сорок Вторую улицу, и сразу же бросила взгляд на афиши: давали «Волокиту» с Джинджер Роджерс[65] и Этель Мерман[66] и «Траур идет Электре», новую пьесу Юджина О’Нила[67]. И вдруг глаза у нее полезли на лоб, когда она увидела афиши Театра Классики, анонсирующие шоу «Розы алые».

— Но ведь Олли говорил, что шоу закрылось! — воскликнула она.

Девушка несколько раз прошлась вдоль фасада, разглядывая афиши. После Эрика Каррингтона и Патриции Питерс было написано имя Флипа Унгара, а за ним — какой-то Розалинды Рэйнес. Зеке Пенн не упоминался вовсе. Было еще рано, и театральная касса не работала, но было очевидно, что театр и не думал закрываться, а вместе с ним — и шоу «Розы алые». Значит, Олли солгал.

Почему?


— Потому что Герби должны были дать отставку, вот почему, — пояснил Левон, когда Анна пришла к нему в контору. Она надеялась, что не отрывает его от важных дел, и испытала облегчение, заметив, что он очень рад видеть ее. Ей захотелось осыпать его поцелуями. — Конрад Абель рассказал мне обо всем. Олли не хотел, чтобы Герби страдал, поэтому и решил перевезти всю семью в Калифорнию.