Беренготт Лючия фон - Раздевайся, Семёнова!

Меня Виктор Алексеевич посадил на высокий барный стул и, чтоб не запачкала официальную одежду, дал темный фартук, который доходил мне чуть ли ни до самого горла.

Критически понаблюдав за моими манипуляциями с пару секунд, он все-таки забрал у меня нож. Мгновенно настрогал зелень, скинул ее в соус и перемешал.

– Я думал, девушки из провинции более сноровистые. Тебя дома готовить не учили?

А вот это он зря. Только мыслей о моей вечной поддатой мамаше и о вечно зашуганном, слоняющемся по дому папаше мне сейчас и не хватало. Я приложилась к бокалу, глядя в сторону.

– Учили, – ответила коротко. – А вы когда спагетти будете кидать?

– Когда вода закипит.

Он тоже хлебнул вина. Не отрывая от меня взгляда, отставил бокал и выключил воду под соусом.

– Хочешь поговорить об этом?

Я хмыкнула от его нарочито «киношного» тона.

– Ага, сейчас все прям как на духу на вас и вывалю.

– И много… вываливать? – он сел рядом.

– У вас столько алкоголя нет… – пробурчала я.

– Ну, учитывая то, что ты поступила в один из самых престижных вузов страны, вряд ли все уж так ужасно… – предположил он, оценивающе оглядывая меня. – Да и сохранилась ты неплохо… для твоих-то лет.

Фыркнув, я кинула в него листиком из оставшейся на доске зелени.

– Детство не у всех медом помазано, Семёнова, – уже более серьезно сказал Знаменский. – Но сегодня я дал тебе то, чего никогда не было у меня. Догадываешься, о чем я?

– О пасте кон базилик? – с таким же серьезным видом спросила я. Настроение у меня определенно улучшилось.

– И о ней тоже, – вспомнив, что пора, он встал и высыпал пачку длинных макарон в кастрюлю с кипящей водой. – А еще о зацепке. Маленьком таком крючочке, по которому ты, если будешь действовать с умом, сможешь пролезть в самый настоящий «высший мир». И я не преувеличиваю. Сможешь удержаться в Неотеке – поступишь туда после учебы уже на полную ставку. И не айтишником каким-нибудь – не там деньги…

– Любой ценой? – с выражением спросила я, одолеваемая страстным желанием хоть чем-то его зацепить, хоть как-то прервать эту равнодушную лекцию о том, как мне распорядиться своей дальнейшей судьбой.

Он явно не понял.

– Что «любой ценой»?

– Любой ценой мне за Неотек цепляться? Даже если ваш Широков… или кто-нибудь другой… предложит… повысить мои шансы пролезть в «высший мир» – укрепив с ним дружбу?

Ответил он не сразу. Помешал макароны, потом попробовал соус. На длинной деревянной ложке дал попробовать мне.

– Ммм… – промычала я, закрывая глаза. – Вкусно…

А когда открыла, его лицо уже было совсем близко. Подняв руку к моему подбородку, он осторожно вытер из уголка рта соус и медленно, полностью завладевая моим вниманием, слизал его с пальца. Потом также медленно приблизил мое лицо к своему, потом еще дальше… и сказал мне в ухо, заполняя мозги горячей лавой и заставляя схватиться руками за кромку стола, чтоб не унесло.

– Можешь, конечно, цепляться за кого угодно. Но, перед тем, как ударишься во все тяжкие, я тебе открою один секрет…

– К-какой? – слегка заикаясь, пролепетала я, отклоняя голову так, чтобы ему удобнее было укусить меня за мочку уха – если захочет, конечно.

- В моем окружении полно женщин, которые прокладывают свой путь чрез постель… – продолжил он, не обращая внимания на то, что я вздрагиваю от каждого звука, и, действительно, прихватил мое ухо зубами. Потом отпустил и закончил, уже в шею, целуя дорожку вниз, к ключице. – Только вот в моей постели этим женщинам... не место.

Ужин стоил уплаченных денег – во всех отношениях, и в нематериальных тоже – как минимум потому что правильно есть спагетти меня нужно было учить, и Знаменский так увлекся, что совершенно растерял всю свою привычную язвительность и склонность к хамству. А может, просто перебрал с алкоголем – расслабился под его парами и сбросил на время свой колючий панцирь…

– Учиться есть любые длинные макароны надо при помощи ложки… – объяснял он, становясь сзади меня и показывая моими руками, как правильно. – Но именно что учиться – есть макароны с ложкой в приличном обществе уже давно не принято.

Намотав на вилку спагетти и уперев их в ложку, он поднес эту вилку к моему рту.

Кормит! Он меня кормит! – восторженно забарахталось в голове. Открыв рот, я послушно сняла макароны с вилки.

– Ммм.. Замешательно…

Он закрыл мне рот ладонью.

– Сначала жуешь, потом говоришь.

Я покраснела. Приехали. Мужик привел меня к себе домой и учит манерам.

– Я жнаю… – пробурчала я сквозь его пальцы. – Но…

– Эть… – он еще плотнее закрыл мне рот. – Я понял, что тебе вкусно по твоему выражению лица, совершенно необязательно выражать это вслух.

Поцеловав меня в висок, он уселся на свое место и, в качестве компенсации, похвалил, когда я уже сама намотала макароны на вилку при помощи ложки.

Я снова покраснела – уже от удовольствия.

Есть мы засели все там же – в кухне, без всякого официоза. И вот эти вот простенькие посиделки с макаронами и вином – он в джинсах, я в фартуке до самого горла – были до такой степени восхитительны и уютны, что роскошный ресторан, в который меня водили в прошлый раз, лежал глубоко в кювете забвения.

– Какие еще тонкости общественного поедания пищи мне следует знать? – спросила я, отправляя в рот новую порцию спагетти и шутя только наполовину. Мне действительно было интересно. А вдруг в следующий раз он поведет меня в китайский ресторан? Что делать тем, кто вообще не представляет себе, как есть палочками?

Он потянулся к плите, включил вытяжку и достал из заднего кармана джинсов сигареты.

– Самое главное правило: если не знаешь правил – наплюй на них.

– В смысле?

– В прямом. Не парься и веди себя естественно, без манерничания и попыток кому-либо подражать. Молодой и красивой простят все, что угодно… – он замолчал на секунду, прикуривая, и добавил. – Кроме разговоров с едой во рту, разумеется. Ну и локти на стол не клади – то еще зрелище…

Я незаметно убрала со стола локти и выпрямилась. И вдруг, ни с того, ни с сего зевнула. Знаменский поднял бровь.

– А с тобой, как я посмотрю, надо действовать быстро. Опять собираешься вырубиться перед самым экшеном?

– Накормил так, что глаза закрываются, а теперь жалуется... – попыталась отшутиться я. Сердце вдруг забилось быстрее, реагируя на поднимающуюся в груди панику.

Он хмыкнул.

– Судя по твоим представлениям о первом сексе, тебя еще и напоить не мешало…

Боже… он реально планирует лишить меня сегодня девственности. Что же делать? Может еще не поздно сбежать?

Я невольно глянула в стороны выхода из кухни, в поисках пути к отступлению.

– Катерина… – неожиданно позвал он меня по имени.

– А?

Мои взгляд бегал, пытаясь избежать столкновения с его, руки уже достаточно сильно тряслись. Чтобы не брякнуть вилкой, я положила ее на почти пустую тарелку.

– Помнишь правило?

На секунду я не могла сообразить, о чем он. А, сообразив, притихла, нервно кусая губы.

– Тогда марш в спальню.

***

– Виктор Алексеевич, а можно?.. – я попыталась задержаться рукой за косяк ванной комнаты.

– Нельзя. В спальне тоже туалет есть.

– Нет, я не про это… – я замялась. – Мне бы… душ принять…

Он остановился и, не выпуская моей руки, уставился на меня с искренним удивлением.

– Зачем?

– Ну… – я вдруг вспомнила, как он меня вылизывал там внизу, и кровь снова хлынула мне в лицо. – Я не мылась еще сегодня. У нас воды горячей не было в общаге.

Борьба отразилась на его лице, но, похоже, внутренний эстет победил.

– Хорошо. Только давай по-быстрому, не то я уже начну засыпать...

И отпустил меня, давая мне зайти в ванную. Вернее, снова пропихнул вперед, потому что я снова застыла на пороге, громко ахнув и открыв рот.

– О, божечки…

Ванна. Настоящая, огромная, глубокая, белоснежная ванна с джакузи, какие я до сих пор видела только в кино. Ванна в окружении совершенно сногсшибательного дизайна – мраморной плитки разных оттенков, выложенной так искусно, что весь ансамбль смотрелся сошедшим с картинки из модного журнала. На полу плитка была крупнее и выложена красивыми ромбами, с потолка свисала элегантная, неброская люстра о шести свечах. Душевая – о да, у него была отдельная от ванны душевая! – закрыта от основного помещения тяжелой, прихваченной широкой лентой гардиной в цвет гармонирующий с плиткой и всем остальным дизайном.

Примерно так в моем представлении выглядел Рай.

– Виктор Алексеевич…

Он закатил глаза.

– Только не говори мне, что тебе приспичило принять ванну.

– Нет, что вы… – я притворно вздохнула, опуская глаза. – Куда уж мне… Никогда в такой красоте не мылась, неча и привыкать…

– Нечего, – автоматически поправил он, явно думая о другом. И вдруг улыбнулся – широко и весело. – Хорошо, я налью тебе ванну…

– Правда?! – я даже запрыгала и захлопала от радости в ладоши. – Ой, спасибочки! Я вас обожаю!

– Но с одним условием.

– Блин, да что угодно! – смело пообещала я. Все равно меня ждет сегодня это самое «что угодно».

Знаменский еще шире улыбнулся и принялся расстегивать на мне блузку.

– Мыть тебя буду я.

***

Разделась я все-таки сама. Уговорила его выйти из комнаты, налила до краев ванну с шапкой душистой пены, залезла в нее по самые уши и буквально застонала от наслаждения, погрузившись в горячее, искристое блаженство. Тут же в дверях показалась голова Знаменского.

– Ты хоть без меня-то не начинай.