Причем умолять так, чтобы дать отчетливо понять, что готова ради этой оценки буквально на все. Спровоцировать, так сказать, его на активные действия, дав почувствовать, что уж со мной-то, в отличии от хабалистой и вызывающе одетой Грачевой, ему точно нечего бояться. Сыграть роль эдакой покладистой, деревенской простушки, которой можно крутить, как угодно. Внушить ему ощущение безнаказанности.

Единственное, в чем мы решили отойти от подобной манеры поведения – это одежда. Она должна была его добить – особенно, если я правильно расшифровала знаки внимания, которые Виктор Алексеевич уделял моей скромной персоне.

Одежду выбирали из наших обоюдных гардеробов и остановились на тонком, облегающем, голубом джемпере и короткой, синей юбке, надетой на плотные, вязанные колготки. Юбка должна будет показать очертания моих стройных ножек, а колготки - спасти, если Виктор Алексеевич не выдержит и набросится на меня в порыве страсти.

Несмотря на всю эту подготовку, я так и не рассказала Юльке, как он смотрел на меня, тогда на лекции – не хотела бежать впереди паровоза. Вдруг мне показалось? Вдруг все это домыслы и фантазии, и наш именитый лектор вовсе не хочет «грязно поиметь» меня на собственном столе?

При этой мысли я слегка поежилась и мысленно ругнулась на саму себя – от сочетания слов «поиметь» и «Виктор Алексеевич» в одном предложении внизу живота приятно потеплело – увы, вполне ожидаемо.

Да, я давно перестала врать себе, что меня не заводит вся эта ситуация – еще как заводит!

Пыталась анализировать, доказывала, что ничего в этом нет удивительного – Знаменский ведь нравится женщинам, а я, хоть и восемнадцати лет отроду, все же женщина. Ну, то есть девушка. И совершенно естественно, что в этой ситуации я испытываю… смешанные чувства.

Однако же, это вовсе не означает, что нужно растечься перед ним лужицей и с готовностью согласиться на шантаж. Трахать студенток за оценки – мерзко и пошло. И вообще, преступление. А преступление должно быть наказано!

Кипя то ли возбуждением, то ли праведным гневом, я еле дождалась, пока секретарша допустила все-таки меня к аудиенции, ответив на короткий приказ по селектору.

– С сумкой нельзя! – остановила она меня у самой двери. – И телефон оставь.

Ой… У меня внутри все так и опустилось.

– У вас тут прям приемная президента… – попыталась отшутиться я, лихорадочно соображая, что же делать.

Секретарша сдвинула брови.

– У Виктора Алексеевича биржевая аппаратура тоньше, чем у диспетчера в аэропорту – к нему никто не заходит с мобильником, это создает помехи.

– А у меня выключен! – нашлась я и показала ей темный экран.

– Ну так и оставила бы здесь – зачем тебе выключенный телефон? – женщина смотрела на меня уже с откровенным подозрением. План рушился на глазах.

И тут меня озарило.

– Понимаете, он… незалоченный… и у меня там фотографии… всякие… – я буквально заставила себя покраснеть. –  Я не хочу… оставлять его без присмотра…

Секретарша хмыкнула с таким видом, будто эта тема была ей хорошо знакома.

– Кто ж носит фотографии в незалоченном телефоне?.. Ладно, бери с собой. Только выключи – при мне!

Приложение микрофона, как мы с Юлькой уже успели выяснить, реагировало на мой голос даже из полностью выключенного состояния мобильника. Спокойно продемонстрировав, как я провожу пальцем по полосочке с надписью «выключить», я сунула телефон обратно в небольшой кармашек в складках юбки, и потянула на себя тяжелую, дубовую дверь, предварительно навесив на лицо выражение покорности и невинности.

***

– Здравствуйте, Виктор Алексеевич! – прокричала я и замерла в ужасе.

Уж не знаю, что на меня нашло – вероятно, сказалось напряжение последних часов. Мы ведь с Юлькой проверяли – приложение срабатывает при нормальном тембре голоса!

Вот дура так дура!

– Чего ты орешь, Семенова? – недовольный голос доносился из-за книжной полки, делящий кабинет на две половины.

– Извините, я вас… я не знала, что вы тут… – пролепетала я. Еще один идиотизм – если не знала, чего приперлась?

С невероятным облегчением я поняла, что запись все же включилась – в кармане чуть слышно завибрировало. Хоть тут повезло…

– Иди сюда, поможешь мне кое с чем.

Я встрепенулась.

– Что?

Из-за полки громко цыкнули.

– Семенова, ты по-русски понимаешь? Или может у тебя со слухом проблемы? То-то я смотрю ты орешь, как ненормальная…

Ах ты ж гад! Выдохнув злость вместе с воздухом (покладистость и невинность! покладистость и невинность!), я решительно шагнула за перегородку...

И остолбенела.

Да, это был Знаменский, и нет, он не был в неглиже или в чем-нибудь уж совсем неприличном.

И тем не менее, я не сразу смогла отвести от него взгляд.

В джинсах, в серой, облегающей торс футболке, мой несносный препод нависал лестницей, прислоненной к книжной полке, опираясь об нее же локтем.

Эх, надо было пересмотреть его фотки с Фейсбука, слабо подумала я – чтобы не впадать от неожиданности в ступор.

Я ведь успела забыть, какой он весь из себя, когда «на дело» шла. Одни глазищи чего стоят – то ли черные, то ли темно-карие, но пронизывающие и жгучие – прям аж смотреть неудобно…  Высокий, темноволосый, загорелый почти до южной смуглости… Небритость уже официально борода – но ему идет, ах как идет…

А эти руки… Кто бы мог подумать, что у него такие руки…

Господи боже ты мой, зачем?! Зачем ему кого-то шантажировать?..

– Лезь наверх, Семенова.

Я оторопела. Что, уже?! Потом сообразила, что это он про лестницу.

– Наверх? Зачем?

Он хмыкнул.

– Затем, что эта хрень меня не выдержит – пробовал уже.

И он для наглядности потряс рукой книжную полку. Действительно, та опасно зашаталась, привинченная к полу всего парой шурупов.

– Вам что-то достать? – поняла я.

– Именно. Вон ту большую тетрадь с последней полки. Красную.

Я напряглась. Если я полезу наверх, ему откроется ооочень интересный ракурс – а попросту говоря, моя обтянутая колготками задница. Надо бы сказать ему отойти подальше…

А впрочем…

- Хорошо, - вдруг решившись, я покладисто кивнула.

В самом крайнем случае, то, ради чего все это и затевалось, начнется и закончится… быстрее.

Пытаясь понять, пугает меня эта мысль или радует, я ступила на нижнюю перекладину.

- Я подстрахую, - внезапно сказал Знаменский и встал позади меня, крепко взявшись за стойки лестницы по обе стороны от моих плеч.

В одно мгновение я оказалась в кольце из его рук – без всякой возможности попятиться. От его запаха голова мгновенно закружилась, дыхание застряло в горле… и вырвалось – коротким, прерывистым вздохом.

– Вперед, Семенова, – сказал он мне в макушку, шевеля волосы и рассыпая вниз по затылку мурашки.

Как близко, боже, как близко…

Замереть и притвориться мертвой – мелькнул в голове подслушанный совет когда-то по выживанию в лапах хищника. Не знаю, как мертвой, а замереть я замерла.

И тут же взвилась – легкий толчок под зад коленом буквально подбросил меня вверх по лестнице.

Три ступеньки. Еще одна.

Потянувшись дрожащей рукой, я достала нужную тетрадь. Вытащила.

Теперь вниз – обратно. Фактически в его объятья.

– Умница… – похвалил меня прямо в ухо его густой, бархатистый голос – так, будто я сделала нечто куда более важное, чем достала глупую тетрадь.

Его тепло, его близость… – это было почти невыносимо.

Мне хотелось кричать и скулить одновременно. Умолять его отойти и заставить прижаться ко мне еще плотнее – вдавить в эту долбанную лестницу, задрать короткую юбку и...

– Давай же…

Что?..

Рука его скользнула мне под локоть, будто случайно огладив низ груди, и с нарастающим ужасом я почувствовала напряжение в сосках…

О господи, нет! Под тонким джемпером и легким, тряпичным лифчиком это обязательно будет заметно…

Если он все еще не заметил, не услышал моего колотящегося сердца и беснующегося пульса у меня в висках...

А тело уже выгибалось, уже подставлялось под его случайные или не случайные прикосновения… Умоляло - еще раз… пусть проведет так еще раз…

– Мне у тебя тетрадь с силой выдирать?

От ударившего в лицо жгучего стыда я даже зажмурилась.

Бежать отсюда! Просто бежать – и хрен с ней, с оценкой!

Отпустив тетрадь, за кончик которой он тянул, я попыталась извернуться, вырваться из этого мучительного плена…

Но он не позволил. Отшвырнув тетрадь на пол, он снова схватился рукой за стойку лестницы – полностью пленив меня, уже повернувшуюся к нему лицом.

Словно затравленный заяц, я наблюдала, как его рука медленно, очень медленно, тянется к моим бедрам.

– Спасибо, Семенова… – пробормотал он, сам явно не в силах оторвать взгляда от этого непристойного действа. – Ты очень мне помогла.

Достигнув кромки юбки, его пальцы утонули в ней, и я задохнулась, ожидая худшего… или лучшего.

Но вместо всего этого, он просто взял и вытащил из кармана поставленный на запись мобильник. Медленно поднял его к лицу, перевел на меня торжествующий взгляд и ухмыльнулся.

А потом, отчетливо и ясно проговорил, держа вещицу у самого своего рта.

– Что ж… Давай разбираться, в чем там у тебя проблема.

И, ткнув пальцем в красный кружок внизу экрана, выключил приложение.

***

– А теперь, Семенова… как говорят в суде – «не для протокола»… – сунув телефон обратно мне в карман, Знаменский снова поднял руку и провел костяшками пальцев по моей разгоряченной щеке. – Мне кажется, или ты только что пыталась посадить меня в тюрьму лет эдак на пять?