– «Договор купли-продажи жилой и нежилой недвижимости»… Что это?

– Посмотри, кто покупатель и кто продавец… - терпеливо направил меня он. – Чуть пониже, третья-четвертая строка…

Я посмотрела. В покупателях значилась некая «ООО Долгие лета», а продавцах… я нахмурилась – Софья Владимировна Знаменская.

– Твоя мама продает дом? И что здесь такого?

Он ухмыльнулся.

– А то, что она еще не в курсе, что продает дом. Она подпишет этот договор месяца через два, когда ей окончательно промоют мозги и убедят, что нет ничего прекраснее, чем провести последние годы жизни в Эко-поселении для пенсионеров, которое принадлежит этой же компании. Причем продаст она свой дом за цену… ну, как бы тебе сказать помягче… наверное, твое платье стоило дороже. Фактически подарит – за что они обязуются обеспечить ей безбедную, интересную и гармонирующую с природой старость.

Я все еще ничего не понимала.

– Откуда ты знаешь, что твоя мама сделает через два месяца? И причем здесь твоя бывшая жена?

Знаменский встал, выкинул бычок в форточку, туда же выдул остаток дыма.

– Считай, что я пророк. А бывшая причем? Притом, что она получает откат от этой фирмы, которая официально записана на некоего Понамарева А.С., а неофициально принадлежит ее закадычной подружке, еще со времен их бурной юности в славном городе Ростове…

– О… – я скользнула взглядом вниз, перевернула страницу. Документ был подписан одной стороной – Понамарев А.С.

– Я нанял детектива, и он обнаружил эту писульку дома у Ольги, в ее письменном столе. Готовую к подписи второй стороной. В трех экземплярах.

Так вот оно что…

– Почему нельзя было просто показать это матери?

– Потому что Ольга заслуживала публичной порки, а не отстранения по-тихому– жестко сказал он. – Я специально устроил все так, чтобы ее поведение в пьяном виде увидели все те, кто имеет отношение к моей семье и моему кругу друзей. Чтобы эта женщина навсегда пропала с моего горизонта.

Ошеломленная, я опустилась на стул. Вот что Знаменский расследовал всю эту неделю – отчего был так отвлечен и уделял мне так мало внимания… Что ж… Цель, действительно, оправдывала средства.

Только вот почему-то понимание этого не приносило мне облегчение. На душе было все так же противно и пакостно.

– Мне очень жаль, - помолчав, сказал он.

И почему-то это меня добило – ни «извини», «прости меня», а просто «очень жаль» - эдакая завуалированная констатация факта, что, если бы надо было, он сделал бы это еще раз. А еще я вспомнила, что так говорят, когда кто-то умер – на похоронах или поминках.

Это мы умерли, поняла вдруг я – именно сейчас, в эту самую секунду. Мы умерли, и ему «очень жаль».

– А мне нет, - процедила я, чуть ни трясясь от непреодолимого желания добить труп.

Знаменский резко вздернул на меня голову.

– Я сказала, что мне не жаль, - повторила я в ответ на его непонимающий взгляд. Слова отскакивали от меня, точно упругие, резиновые мячики. - Я даже рада, что ты… что вы показали, какой вы есть.

Его зрачки расширились.

– Снова «вы», значит?

Не знаю, что мне дало силы выдержать его взгляд, но я его выдержала. Не разревелась, не отвернулась, не моргнула даже.

– А что? По-моему, вы довольно четко дали мне понять, что я вам никто. Впрочем, это произошло бы в любом случае.

– Что ты несешь, Семёнова?

– А то и несу, - подбоченившись, я встала перед ним в той же позе, что и его бывшая. – Вы ведь и сами знаете, что я вам не пара. И никогда бы ей не стала. Наигрались бы вон как со своей бывшей, а потом пинка под зад…

– Она мне изменяла! – прорычал он, явно на взводе.

– А я б может тоже изменяла! – завелась в ответ я. – Вона сколько на меня желающих! Бери не хочу, таксисты и то проходу не дают!

– Таксисты? – Знаменский угрожающе сузил глаза.

– Таксисты! В самый раз мне, деревенщине – таксисты да механики, а то и сразу несколько заведу, от меня не убудет…

Болезненная гримаса перекосила его лицо. Играя желваками, он резко поднял открытой ладонью руку, размахнулся… а потом сжал руку в кулак и сильно ударил в дверь шкафа за моей головой.

Он чуть не дал мне пощечину, оторопело поняла я и даже зажмурилась на мгновение, не в состоянии поверить. Он чуть не влепил мне чертову пощечину…

– Шлюха…

Резко отстранившись, Знаменский отшвырнул с дороги стул и вышел из комнаты…

– Не уходи, не уходи… - скороговоркой зашептала я – почти беззвучно, зная, что меня не услышат. Плевать на то, что он замахнулся на меня… пусть только вернется… пусть вернется…

В прихожей громко хлопнула дверь, и я подпрыгнула от этого финального грохота.

Вот теперь точно все.

Опустившись на пол, почти с облегчением разрыдалась – как хорошо, что можно перестать играть хладнокровную суку…

– Дура, господи, какая дура… - рыдала я, закрыв лицо руками и раскачиваясь, точно в трансе.

Сквозь всхлипывания вдруг услышала, как в снова хлопнула дверь – уже не так громко – наверняка, кто-то из соседей пришел…

Сильные руки вдруг подхватили меня, дернули за подмышки, заставляя встать, вжимая в родной, любимый запах – да так сильно, что вдыхать его стало невозможно…

– Прости меня… - услышала я горячий, быстрый шепот не то в шею, не то в ухо. - Девочка моя… пожалуйста, прости…

Глава 22

Это было безумие. Настоящее, стопроцентное безумие.

Обиды, оскорбления – все потерялось где-то в прошлом, все стало пустым и неважным. Остался только он – мой мужчина. Его руки, запах, его жадные губы… А еще голос – вездесущий, бархатный, шепчущий горячие непотребности, от которых мои колени превращались в податливый кисель...

Я и заметить не успела, как мы оказались на кровати – он на мне, лихорадочными движениями пытаясь не то сорвать с меня платье, не то задрать его…

– Погоди… - между ног мне уперлась уже внушительная эрекция, и краем мозга я вдруг сообразила, что что-то неправильно. – Мы же… в общаге…

– Что?.. – тяжело дыша, он приподнялся. – Да, ты права… Так нельзя…

И снова набросился, целуя шею и стаскивая бретельку платья с плеча.

– А если войдут…

– Не войдут… Дверь захлопнулась… В квартире никого нет…

В какой-то момент все-же пришли – у соседей, через общую гостиную. Он не испугался, что теперь придется ждать, пока уснут или выйдут – лишь встал, запер дверь в комнату и подпер ее стулом. Пусть ломятся, если хотят. Вернулся, по дороге стягивая свитер вместе с рубашкой, завис надо мной на руках – красивый, как древнегреческий бог.

 – Ты похожа на чайную розу… - пробормотал, поедая взглядом мою обнажившуюся грудь. – Бледная и дрожишь…

Склонился и подышал на сосок, обдавая его воздухом и щекоча колкой щетиной.

Заскулив в нетерпении, я схватила его за волосы, прижала к себе… и сразу же получила то, что хотела – с коротким, глухим стоном Знаменский втянул в рот чувствительную горошину, всосал ее глубоко – в самый центр горячего, мокрого блаженства… Стрельнув по оголенным нервам, язык его заставил выгнуться и податься вперед – туда, куда уже направлялась большая, чуть шероховатая ладонь, настойчиво сминающая кромку колготок...

– Что «пожалуйста»? Скажи… Чего ты хочешь?

Я открыла глаза, только сейчас осознав, что о чем-то умоляю его, извиваясь и всхлипывая… Пытаясь заставить себя издавать раздельные звуки вместо стонов, попросила.

– Хочу… как тогда…

Он досадливо мотнул головой.

– Нет. Скажи, что именно.

Я покусала губу и, наконец, выдохнула.

– Хочу… кончить…

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас…

Двинув рукой вниз, он попытался пробиться через тугой капрон, чертыхнулся, слез с меня и одним быстрым движением стянул колготки вместе с трусиками – до самых колен. Вторым движением стянул их полностью, выкинул на пол и раздвинул мои освободившиеся ноги в стороны. Не отрывая глаз от того, что между ними, принялся массировать ладонями внутреннюю часть бедер, пока не оказался в сантиметре от раскрытых, сочащихся влагой складочек…

– Нет… – неожиданно вырвалось у меня. – С тобой… внутри хочу…

Он снова ругнулся и на мгновение закрыл глаза.

А потом потянул мои бедра на себя, приподнимая таз над кроватью. Раздвинул колени, подцепил их локтями и снова оперся на руки, ритмично толкаясь в меня твердым бугром под ширинкой...

– Хочешь, чтобы я трахнул тебя? Прямо здесь? На твоей кровати?..

Я кивала, наблюдая за ним из-под полузакрытых век. С каждым толчком меня уносило все дальше, все сильнее стягивало внутри в горячий, пульсирующий узел… Наслаждение подкрадывалось – обманчиво-мягкое и огромное, как облако перед грозой…

– Так? Так хочешь? Глубоко?..

– Да… так… О… о, вот так…

Но он не позволил мне дойти до пика. Отпустив мои колени, дал им упасть в обе стороны и навис надо мной, взяв мое лицо в ладонь…

 – Я так хочу тебя, что у меня болит член… но я должен спросить… потому что не смогу остановиться на полдороге… Ты уверена?

С трудом возвращаясь в реальность, я прокрутила в голове его вопрос. Нервно сглотнула слюну… и вместо ответа потянулась вниз рукой – дернула за ремень, высвобождая его из пряжки.

Плевать, что нас могут услышать, плевать, что мы не у него дома, на богатых простынях и шелковых подушках… Как угодно, где угодно… Я просто хотела стать его. «Его девочкой». По-настоящему, по-взрослому и без всяких «почти».

– Иди сюда… – сказал Виктор, поднялся на колени и расстегнул ширинку, стаскивая брюки с боксерами вниз. Подтянул меня к себе, снимая через голову мое дорогущее платье...

Освободившаяся от плена, горячая эрекция прижалась, наконец, к моему голому животу, и он застонал, глуша звуки у меня во рту. Содрогаясь, поднял обе мои руки, закинул себе за шею… жадно, требовательно ворвался в меня языком – будто имитировал другое проникновение, которое скоро произойдет... Моя грудь терлась о его, бедра сводило тягучим жаром, и я снова захныкала, требуя ласки, требуя дать мне все, и сразу, и ПРЯМО СЕЙЧАС…