Беренготт Лючия фон - Раздевайся, Семёнова!

Долгие гудки.

– Привет, Юль!

– О… какие люди… Ну, привет, дорогая!

Мои брови невольно поползли вверх. Если чего-то я и не ожидала, так это радостных интонаций в голосе своей бывшей подруги при звуках моего голоса.

Изумление, вероятно, отразилось в наступившей после приветствия паузе, потому что Морозова рассмеялась.

– Что? Удивлена, что я вообще ответила на твой звонок?

– Да, – честно призналась я.

Юлька пошуршала телефоном и вдруг, без всякого предупреждения, мне в ухо заорал Влад Гончаров.

– Здорово, принцесса!

Я дернулась и чуть не уронила в воду телефон. Перехватила его получше и поправила свою отвисшую челюсть. Девять утра. Мажор Гончаров отвечает на Юлькину мобилу в девять, блин, часов утра.

– Влад?!.. Что ты там делаешь?.. Вы что… – я в неверии покрутила головой, – вы там… вместе?

Он заржал.

– Представь себе! И до сих пор еще не убили друг друга.

Юлька забрала у него свой телефон, куда-то ушла, хлопнула дверью и зашептала.

– Семёнова… я даже не знаю, в какое место тебя поцеловать… Если бы не ты… я бы уже помирилась с этим кретином Ложкиным…

Я, как могла, постаралась справиться с изумлением, слушая ее невероятный, немного сумбурный рассказ.

Как оказалось, взаимная неприязнь моих одногруппников скрывала под собой нечто большее. После моего отъезда из общаги это «большее» тлело на медленном огне еще несколько дней, пока не вылилось в грандиозный скандал с метанием друг в друга предметов и догонялками по всему общежитию. Завершилось все, как в каком-нибудь итальянском фильме – жарким сексом на последнем этаже общаги, в бойлерной. И вот уже как неделю Юлька считалась официальной девушкой Влада Гончарова, обаятельного засранца и наследника крупной адвокатской империи.

Тут, к сожалению, мне пришлось забрать у нее факел властительницы сердца самого крутого парня в университете…

- Боже ж ты мой… – судя по звукам, в ответ на мое признание Юльке пришлось сесть. – Виктор… Алексеевич?! Наш Виктор Алексеевич?!

- А ты знаешь еще одного?

- Я нет… Но, может, ты… - Юлька выдохнула. – Погоди. Дай собраться с мыслями. Ты уверена, что не лежишь сейчас в реабилитационном центре после отравления наркотическими грибами?

Я фыркнула.

- Я лежу в ванне, Юль. В гостинице, - прокашлялась и добавила, стараясь, чтоб позвучало обыденно и не хвастливо, – в Лондоне.

- Пфф… - фыркнула в ответ Морозова. – В Лондоне она... Че там делать, в этом Лондоне? Прилетай лучше к нам в Австрию, на сноубордах кататься. Вот где фан...

- Семёнова! – снова завладел телефоном Влад. – Бросай своего папика и валяй к нам, тройничок замутим!

Юлька что-то зашептала ему на ухо, и он подавился словами.

- Кто?! Ох ты ж едрить твою… Не, Семенова, сиди лучше в Англии… Мне красный диплом еще пригодится…

- Не слушай его, Кать… - снова вклинилась Юлька. – Лучше приходи, как приедешь, в общагу – устроим тебе торжественную встречу… А то ведь никто и не поверит, если я сама расскажу…

В общагу по возвращению из Лондона я не пошла, но в первый же день лекций ощутила на себе повышенное внимание сокурсников. Все же, вероятно, отчасти Юльке поверили.

А если кто с ее слов и не поверил, получил тому наглядное доказательство, как только увидел меня, входящую под ручку с преподавателем в центральное фойе академического здания.

Столь шокирующее зрелище снизошло на университет неспроста. Всю дорогу из Лондона мы со Знаменским думали над тем, как именно будем вести себя в университете, и в конце концов решили, что лучшей стратегией станет, как выразился мой жених, «обыденная близость». То есть на людях мы будем вести себя как любящая, но давно притершаяся друг к другу супружеская пара, следить за которой также скучно, как за библиотекаршей Валерией Николаевной и ее мужем – университетским электриком. Тогда есть шанс, что ажиотаж вокруг нашего романа скоро утихнет, за нами перестанут следить, перестанут сочинять про нас всякие тупые байки, и дадут нам спокойно жить. Во всяком случае, со следующего года, после свадьбы, по идее должны.

– Ленивым взглядом скользишь по окружающим… – уголком рта, почти неслышно наставлял меня Знаменский, пока мы преодолевали расстояние между дверьми и лифтами. – Легкая, ничего не значащая улыбка… В нашем появлении нет ничего необычного… Мы женаты уже десять лет… и делаем это каждое утро…

Его аутотренинг помог. Несколько деревянных шагов, и я уже, пусть несколько вымученно, но улыбалась. А еще через несколько шагов мне уже хотелось смеяться – настолько ошеломленный и потрясенный вид был у всех, кто замечал нашу «сладкую парочку».

Вон Лешка Давыдов с параллельной группы роняет бутерброд, только что вытащенный из целлофана – при этом давится и кашляет кусочками колбасы на какую-то фифу со старших курсов, которая стоит в очереди к киоску… «Фифа» возмущенно взмахивает руками, пытаясь отряхнуться… и так и застывает, увидев нас со Знаменским. Вероятно, пораженная до глубины души несправедливостью распределения самцов в этом мире.

Оксанка Глушкова – бывшая соседка по этажу – внезапно теряет устойчивость и вынуждена опереться о свою сестру-близняшку, Лесю Глушкову.

Уже незнакомая мне шумная компания студентов идет нам навстречу, замолкает, обтекая со всех сторон, оборачивается, врезается друг в друга – кто-то падает, кому-то наступили на ногу… «Это что, Знаменский?» доносится до нас…

Под звуки падающих предметов, ахи и изумленный гомон мы, наконец, добрались до лифтов. И, одновременно, не сговариваясь, свернули за угол, чтобы пойти по лестнице – благо идти всего лишь на третий этаж.

В кабинет Виктора еще дома договорились не заходить, подозревая, что там, в этом уютном, изолированном от университетской жизни мирке, наше желание спрятаться и закопать голову в песок может стать невыносимым. Тем более, что кабинет располагался в административном крыле и перед тем, как в нем скрыться, пришлось бы миновать густые ряды любопытных, а местами и возмущенных коллег. А это пострашней, чем плыть по коридору под аханья студентов.

На площадке бетонной лестницы Знаменский остановился, приоткрыл форточку и подкурил сигарету.

– Назад дороги нет, – сказал мне этот мистер Очевидность.

Я выдавила из себя нервный смешок.

– Ясен пень. И оладушками их всех не задобришь.

Он вдруг посмотрел на меня с таким видом, будто открыл новый закон аэродинамики.

– Гениально, Семёнова! На студентов, конечно, не напасешься, но коллегам-то вполне можно устроить какой-нибудь сабантуй. Там же половина из них недоедает… в буквальном смысле.

Я в ужасе отстранилась.

– Ты хочешь, чтобы я напекла оладий на весь преподавательский состав?!

Он усмехнулся.

– Было бы неплохо, но тогда ты будешь стоять у плиты до самой нашей свадьбы. Нет, я предлагаю пригласить всех ко мне в кабинет. На фуршет. С тортом.

– И что это даст? – я все еще не понимала.

– Во-первых, ощущение законности происходящего. Во-вторых, трудно осуждать что-то, от чего получил удовольствие – а уж я расстараюсь доставить им всем удовольствие. Ну и, в-третьих, это даст, то же, что и спектакль с предложением руки и сердца перед инвесторами – ощущение, что никто никого не использует… Ведь, по сути, нет закона, запрещающего преподавателю иметь отношения с совершеннолетней студенткой, или, скажем, боссу с секретаршей. Есть этическая проблема, основанная на злоупотреблении служебным положением. Вышестоящий мог ведь и принудить подчиненного к сексу, шантажировать… Ну, сама понимаешь… – Знаменский вдруг остановился и заметно покраснел.

Я прикусила губу, поняв его. Ведь элемент принуждения был и в нашем «служебном» романе.

– Послушай… – начал он. Я не останавливала его, не спасала от объяснений – просто ждала. Пусть выскажется. – Я надеюсь, ты понимаешь, что я… не заставил бы тебя раздеться… если бы не чувствовал, что ты сама… не против…

Сглотнув слюну, я кивнула. Это частично оправдывало то, что произошло. Знаменский глубоко затянулся.

– Я был зол, – добавил он. Я снова кивнула. – И хотел тебя так, что мутилось в голове. Но я хочу, чтобы ты знала… я никогда не пошел бы дальше, если бы не был уверен…

Где-то этажом ниже хлопнула дверь, послышались голоса и нам пришлось отложить этот серьезный разговор на потом. Поцеловав своего мужчину в заросший подбородок – чтоб не так расстраивался – я убежала на лекцию по социологии, а он ушел на семинар, который вел у пятикурсников.

***

Мое появление в лекционном зале было похоже на мокрую мечту всех недооцененных восьмиклассниц – «и тут я такая захожу, а на меня все смотрят!»

Как бы пафосно это не прозвучало, ситуация была именно такой. И не только смотрели, но еще и шептались, хихикали, открывали рты в немом «вау», а самые смелые лезли поздравлять, и вообще «дружить». Я никогда бы не подумала, что слухи могут распространяться с такой скоростью. И никогда бы не подумала, что мечта недооцененных восьмиклассниц мне не понравится от слова совсем.

– Не нервничай ты так, – шепотом успокаивала меня Юлька, как ни в чем не бывало подсев ко мне. – Они просто тебе завидуют. Уж если мне завидовали, когда я с Владом начала встречаться…

 – Пусть завидуют, - прошептала я в ответ. - Главное, чтоб не думали, что я продажная подстилка, замутившая с преподом ради оценок.

– Ради оценок… ставят оценки. А не дарят брюлики, - она мотнула головой на мое кольцо. – Я надеюсь ты позовешь меня на свадьбу?

Я криво усмехнулась и кивнула. А про себя подумала, что позвать позову, но в лучшие подружки она ко мне больше не пролезет – нетушки.

Вообще, в первый раз в жизни я порадовалась, что у меня не так уж и много подруг – никто не выспрашивает «как он в постели», не трепет нервы рассказами о том, сколько процентов семей разводится в России, не пугает реалистичными исходами злостных мезальянсов… Никто, кроме самой Юльки, которую мне, похоже, придется научиться слушать вполуха. Потому что ей было интересно все, включая размер пениса нашего «звездного» преподавателя.