Но без наказания ее шантаж оставлять было нельзя. А потому, вслед за избитым и наполовину обеззубленным Ложкиным, из университета Грачева уходила – сама, по собственному желанию.

– Нет, не можно, – жестко ответил Знаменский на ее вялую попытку избежать второй, гораздо более унизительной части наказания. – Заходи.

Громко проглотив слюну, Грачева зашла.

– Садись, – он показал ей на место прямо передо мной – на жесткий, маленький стул, специально для этой цели принесенный из приемной.

– Я лучше так… постою… – промямлила Грачева, переминаясь с ноги на ногу.

Я ухмыльнулась. От Тимурчика, небось, вернулась - Знаменский ведь успел позвонить ему и попенять за самодурства его «подопечной». Или «нижней» – как там они друг друга называют…

– Что так? – поднял бровь мой жених, изображая недоумение. – Прощения просят, глядя в глаза тому, кому оно направлено.

Помявшись, Ритка присела на краешек стула, ойкнув и болезненно поморщившись. Знаменский не впечатлился.

– Начинай.

– В общем… – пробормотала она, не глядя мне в глаза. – Семёнова, ты прости меня, ладно? Я, конечно, сильно проштрафилась… не знаю, что на меня нашло.

И замолчала, разглядывая собственные ногти.

– Дальше, – подогнал ее Знаменский, невозмутимо прихлебывая коньяк. – Все, что тебе положено сказать.

– Положено?

– Да, милочка. Это ведь часть твоего наказания, не так ли?

И он включил запись – на своем собственном мобильнике.

Следующие несколько секунд, хриплым от унижения голосом, Грачева во всех красках расписывала, какая она сволочь и завистливая тварь, а потом принялась рассказывать про свои сексуальные предпочтения – тоже во всех подробностях. Причем перед последним Виктор показал мне жестом, что имеет смысл закрыть уши. Сначала я упрямо помотала головой, не в восторге от того, что он считает меня несмышленым ребенком, но потом все же закрыла, вспомнив, что теоретически могу быть беременной, а беременным такие мерзости выслушивать противопоказанно.

Когда она, наконец, закончила – вся сразу обмякнув, будто из нее выдернули стержень – Знаменский молча выключил диктофон и забегал пальцами по экрану мобильника.

– Это будет у меня, на тот случай, если решишь еще что-нибудь учудить, – сухо сказал он. – А теперь убирайся. И чтоб больше я тебя в университете не видел.

Низко склонив голову, Грачева поплелась к выходу. На пороге обернулась.

– А ведь я вас любила... – протянула она, наградив Знаменского таким театрально-укоризненным взором, что лишь жалость удержала меня от мордобоя с причинением «тяжких телесных повреждений».

Дверь за ней закрылась, и я с облегчением выдохнула – вдруг показалось, что закончилась одна эпоха и началась другая – свободная от интриг, сплетен и прочих опасностей.

– Еще раз займешься самодеятельностью, и сама будешь ходить с красной задницей, – нарушил мое мечтательное настроение Знаменский.

Я поджала губы, но кивнула, решив, что лучше промолчать, чем на меня снова насядут, требуя, чтобы я давала обещания, которые не смогу сдержать.

– Ладно, пошли домой… – вздохнул он. – Надо еще в аптеку заехать…

– Зачем? – удивилась я.

– Купить тест. Может, если узнаешь, что беременна, будешь вести себя осторожнее.

Глава 32

Нет, тот знаменательный вечер не закончился для меня ошеломляющей новостью – тест оказался отрицательным. Однако, Знаменский настолько вдохновился идеей меня «забеременеть» и хоть немного остепенить, что к 27-му июня, назначенному дню свадьбы, я уж бегала с двухмесячным животиком. Чего, конечно же, совсем не было заметно даже в узком (в стиле «русалки») свадебном платье, которое я выбрала.

Мои родные приехали за неделю до важного дня, причем всерьез они отреагировали только на официальное приглашение – высланное им дорогущей, выдержанной в серо-золотых тонах открыткой. Мать, естественно тут же напилась на радостях, и звонил мне уже папа – хоть и сам был не очень трезв.

– Доча, ты у меня брыльянт! – орал он в трубку, периодически ее роняя. – Ты – крутая! Самая-самая лучшая! Ты… Слушай, одолжишь мне тысяч десять – хочу старый мотоцикл починить…

Знаменский, который лежал рядом и все слышал, закатил глаза.

– Эээ… – я растерянно глянула на него, и он махнул рукой – мол, без разницы. – Хорошо, одолжу…

Я знала, что это только начало, что деньги с меня теперь будут тянуть при каждой возможности, а вот отдавать их, естественно, никто не будет. Но Виктор уверил меня, что это совершенно не проблема – какие бы запросы у моих родителей не были, они все равно будут несоизмеримы с его доходами.

Официально, хоть и удаленно, знакомились уже на следующий день.  Притихшие, родители поедали моего жениха глазами, вероятно не в состоянии поверить, что он немногим моложе отца. Ничего о его родне не спрашивали, будто им было совершенно наплевать, кого там смогла охомутать ставшая вдруг любимой «доченька» - главное, чтоб содержал в сытости и довольстве. Зато потребовали, чтобы мы показали им квартиру.

– Зачем? – удивилась я.

– Ну, нам же надо знать, где мы будем жить, когда переедем к вам! – заявила мама и тут же поправилась. – То есть, приедем...

Но было уже поздно. Виктор поклялся, что снимет им шикарный номер в гостинице, а вот жить к себе не пустит – даже на время. И в принципе, нам сильно повезло, что он настоял на этом. Потому что моя семья спустилась по трапу самолета не одна.

Узнав о богатее, который «берет Катюшу замуж» и приглашает всех за свой счет на свадьбу, с родными приехала куча левого народу – мамин брат, дядя Рома, с семейством в пять человек, папина двоюродная сестра, вдова теть Зоя с сыном-подростком, влажно посматривающим на все, что движется, и мой двоюродный дедушка Николай Федорович Тургачев по кличке Тургенев – бывший бандит и бывалый сиделец. К этой развеселой компании прицепились совсем уж дальние, деревенские родственники, которых я и по именам-то с трудом помнила, во главе с моей троюродной прабабушкой, страдающей маразмом.

Всем хотелось погулять в Москве, пожить в шикарном номере, а по какому поводу – это уже было неважно. Пришлось слегка расширить список приглашенных.

Свадьбу играли в усадьбе, снятой для этой цели в живописном коттеджном поселке неподалеку от Сосен – причем совершенно неожиданно эстет Знаменский проявил полное равнодушие ко всем приготовлениям, бросив меня на произвол собственной мамаши и нанятого ей же распорядителя.

Спустя какое-то время я поняла почему – свадьба прочно ассоциировалась у него с бывшей женой и вызывала неприятные воспоминания. Сначала мне было от этого грустно – захотелось даже предложить все отменить и просто расписаться. Ну или уехать куда-нибудь вдвоем. А потом меня настолько засосало радостным, хоть и хлопотливым водоворотом событий, настолько гармонично и легко я втянулась во всю эту предсвадебную суету, что без занудства и упреков смогла завлечь и своего упирающегося жениха – оказывается, энтузиазм заразителен.

Где-то за две недели до церемонии он даже сам вызвался пойти со мной на последнюю примерку платья – убедиться в том, что мой округлившийся живот не выпирает и платье свободно застегивается. А потом вошел во вкус, стал выспрашивать, какой именно букет мы выбрали к этому платью, да какие в целом цветы будут на банкете. Съездил вместе со мной и фотографом осмотреть усадьбу и даже отругал по телефону распорядителя, позвонившего мне по поводу сватовства.

По твердому убеждению господина Знаменского, нет ничего глупее спектакля из отмирающих традиций и он не станет ни в чем таком участвовать. Особенно учитывая, что мы живем вместе уже почти полгода и ни у кого разрешения не спрашивали.

– Но… Родители невесты настаивали… - попытался урезонить его распорядитель. – Девушку полагается забрать в ЗАГС из дома отца…

– Родители невесты будут жить в номере, который я оплатил. Даже в трех номерах, - парировал Знаменский. – Так что технически их временный дом – тоже мой, что превращает всю эту комедию в фарс. Можешь так им и передать. Хотя нет… – он помедлил. – Не передавай.

Я догадывалась, зачем моим родителям хочется поиграть в сватовство – надеялись, что Знаменский начнет откупаться от них деньгами.

В общем, с традициями мы разобрались довольно быстро, а вот самое главное испытание было у нас впереди – знакомство родственников между собой.

***

Встречу «на высшем уровне» устроили у Знаменского дома – через день после приезда моих в Москву. С его стороны пригласили только мать и брата, очень надеясь, что мои додумаются не припираться всем скопом.

Приперлись – все, включая бабушку.

И началось знакомство в духе какой-нибудь идиотской американской кинокомедии.

Нет, по началу все было чин-чинарем – родители приехали, одевшись во все самое лучшее, папа даже купил себе сигары и пыхтел ими при каждой возможности.

Мама каким-то женским чутьем сразу же нашла подход к будущей свекрови, что, в принципе, учитывая доверчивость последней, сделать было не так уж сложно. Достаточно было рассказать, что пару лет назад с балкона своей квартиры она видела инопланетян. А она их действительно видела – помню это как сейчас, еще психиатричку вызывали – так вся вдохновилась, что ее похитить хотят.

Артем, брат Знаменского, на удивление быстро нашел общий язык с дядей Колей – оказалось, что он не раз по делам бывал в нашем районном центре и знает всю тамошнюю братву.

А потом началось. Бабушка вдруг решила, что пора ложиться спать и начала укладываться в гостевой спальне. Взбила подушки, поставила их одна на другую и так, полусидя, забралась под одеяло. Прям в туфлях и нарядном платье.

В это же самое время Костик, сын тети Зои, нашел в кабинете у знаменского журнал «Плейбой», свернул его в трубочку, чтоб никто не заметил, и помчался в туалет. закрывшись там на полчаса – пока дяде Коле не приспичило туда же. Не достучавшись, дядя Коля пошел искать еще один туалет – слышал, что у Знаменского их два – и случайно зашел в гостевую спальню. Бабушка тут же решила, что пришли над ней насильничать. Подняла такой визг, что мои новые родственники реально чуть не вызвали полицию. На вопли прибежал Виктор, вломился в комнату… и тут произошла чудесная трансформация – бабушка поняла, что это и есть ее чудесный спаситель, которому она теперь должна ответить взаимностью. Весь вечер она ходила с моим женихом под ручку, норовила потрепать его по волосам и поджимала губы при моем приближении.