— Слушайте меня, — прошептал он ей на ухо. — Прошлой ночью я не остановил себя. Тогда у меня не было сил это сделать. Если у вас будет ребенок — а я очень надеюсь, что так оно и будет, — вы выйдете за меня замуж.

Она и сама знала об этом, но не позволяла даже задумываться.

— Я никогда не поступлю с вами так, как поступил отец с вашей матерью. Я всегда буду рядом.

Маргарет знала и это. Преданность была отличительной чертой Эша, так же как и терпение, умение понимать людей и помогать им.

Он положил ладони ей на спину и прижал к себе. Сейчас она не могла думать. Каждая попытка помочь своей семье казалась ей вдвойне бесчестной. Она не могла двигаться вперед. Единственное, что ей оставалось, лишь падать все ниже. Маргарет сильнее сжала коленями его бедра. Да. Это именно то, что ей сейчас нужно. Она хотела только Эша. Хотела чувствовать в себе его плоть снова и снова. Где-то в глубине души она даже желала иметь от него ребенка, что разрешило бы страшную дилемму в ее жизни.

— Маргарет, какая же вы жаркая, — раздался шепот Эша.

— Что мне делать дальше?

Эш поддерживал ее руками под ягодицы.

— Все, что доставит удовольствие.

— Но я хочу знать, что приятно вам.

Глаза его сузились.

— Мне приятно все. Верьте мне, Маргарет. Вы совершенство. Настоящее совершенство.

Она приподнялась на коленях и вновь опустилась вниз, чувствуя, как сильнее напряглась его плоть.

— О да, мне это нравится.

Маргарет повторила.

— Поговорите со мной, — прошептал Эш. — Скажите, что чувствуете. Что вы хотите.

— Прикоснитесь ко мне. Проведите рукой по спине.

Его руки легли ей на спину, и Маргарет задвигалась, стараясь уловить ритм.

— Он такой твердый.

— Твердый — это хорошо, — хрипло ответил Эш.

— И большой.

— Это еще лучше.

Маргарет ощущала, как внутри нее разгорается пожар, напряжение нарастает. Она сжала зубы; прохладный ночной воздух уже не освежал, кожа горела. Эш просунул руку между их прижатыми друг к другу телами и потянулся к ее лону. Волна экстаза пробежала по телу, сжигая все на своем пути. Ее возбуждение передавалось Эшу, а затем, превращаясь в огромный огненный смерч, обжигало все, к чему он прикасался.

— Вы похожи на Маргарет, — прошептал он. — А Маргарет лучше всех.

Обессилев от наслаждения, она повисла на нем, но сильные руки поднимали ее снова, заставляя двигаться в прежнем темпе. Ей казалось, что она уже не может больше испытать оргазм, но ошиблась. Он вспыхнул сначала маленькими искрами, а затем охватил всю ее душу и тело. Эш глухо вскрикнул и погрузился вслед за ней в сладостное небытие экстаза.

Они оба молчали довольно долго; лишь Эш обнимал ее, прижимая к себе все крепче. Он был теплый. Напряженный. Большой. Маргарет не хотелось ни о чем думать. Она не могла признать, что ей нечего сказать. Когда выступившие на коже капельки пота стали холодить тело, Эш заговорил:

— Пропади я пропадом, дорогая, если я последний раз держу вас в объятиях.

Эш ошибался. И ошибался дважды. Он никогда не будет обнимать ее так, как сейчас, и они оба уже давно пропали.

Впервые за последние месяцы Маргарет ощутила всю тяжесть потери.

Но она сама взвалила ее на свои плечи.

Маргарет закрыла глаза, но не склонилась к нему, а положила руки ему на плечи и постаралась отстраниться. Нет, она не плакала. Она пыталась вытолкнуть его из своей жизни.


После полудня следующего дня Маргарет покинула родной дом и дорогого ей человека.

Она сидела на диване экипажа напротив брата и слушала поскрипывание колес и топот копыт. Процессия, направлявшаяся в Лондон, состояла из трех карет. Одна для господ, вторая для слуг и багажа, и третья для отца. Они были в пути уже несколько часов, и, судя по неспешному темпу, взятому лошадьми, впереди их ждали несколько долгих дней путешествия. Эти дни могут стать еще длиннее, если они с Ричардом по-прежнему будут ехать в тишине, и бесконечными, если брат решит читать ей нотации.

Однако до сего момента Ричард не произнес ни слова. Он смотрел в окно, любуясь пейзажем и наблюдая, как один холм сменяет другой. Сжав кулаки, Маргарет ждала, когда же наступит развязка.

Она даже могла предположить, что скажет брат. Ничего из того, чем бы она не упрекала себя сама. О том, что самое ценное богатство женщины — ее добродетель, она потеряла ее даже дважды, и второй раз с человеком, который погубил их семью. Наверняка Ричард поинтересуется, может ли он теперь ей доверять. Или письмам, которые она отправляла ему ранее.

Ричард тихо вздохнул и отвернулся от наскучившей картины за окном кареты.

— У вас нет желания во всем разобраться? — спросила Маргарет несколько официальным тоном. После часов молчания ей показалось, что она кричит. — Если да, то я бы предпочла сделать это скорее.

Ричард кивнул и посмотрел на сестру сквозь прищур глаз. Маргарет ждала этого взгляда, высоко подняв голову и расправив плечи. Если она и поступила предосудительно, то лишь потому, что жизнь не предоставила ей верного пути. Лишь через несколько секунд она поняла, что Ричард смотрит на нее так не из осуждения, а из-за слепящего глаза солнца.

— Считаете меня чудовищем? — спросил он.

Маргарет молчала. Если бы напротив нее сидел Эдмунд, на ее голову обрушилась бы тысяча проклятий. Но Ричард был сдержаннее другого ее брата, спокойнее и, как всегда полагала Маргарет, добрее. Он всегда относился к ней с пониманием.

Ричард вновь вздохнул:

— Нет, Маргарет. Я не хочу возражать вам. Думаю, произошедшего было достаточно. — Он покачал головой. — Скажите, отец все время вел себя так отвратительно, как в это утро?

— По крайней мере, он способен говорить осмысленно. — Она была почти счастлива, когда отец назвал Ричарда глупым, как девчонка. — Он вел себя и хуже. Намного хуже.

— Ох, боже мой. — Ричард выглядел уставшим. — Да. Мы с Эдмундом постарались отдалиться от него, насколько это было возможно, не подумав, что означало для вас остаться с ним. Очень тяжело такое говорить, но этот Тернер был прав. Мы поступили с вами недопустимо плохо. — Задумавшись, он отвел взгляд.

У «этого Тернера» было имя — Эш, — при одной мысли о котором в голове мгновенно всплывал его образ. Ямочка на подбородке. Высокие скулы. А еще непременно чуть ленивая манера улыбаться. С таким лицом он смотрел на нее, когда назвал удивительным созданием…

Ричард неверно истолковал ее молчание.

— Он обидел вас?

Маргарет покачала головой:

— Он не обидел меня. Вовсе нет.

— Он дикое, необузданное животное. И вы были так бледны. Вы леди, Маргарет — или, по крайней мере, благородная молодая женщина. Тернер всегда казался мне таким грубым и… приземленным.

— Приземленным?

Ричард сделал неопределенный жест рукой:

— Он не привык общаться с леди, не умеет соответствовать их возвышенным запросам.

— Ах да. Он слишком неотесанный для меня. — Брату не следует знать, насколько неотесанный. Неужели Эш все решил, как только впервые ее увидел? Тогда она была вне себя от гнева. Но если он решил чего-то добиться, не стал бы тратить время на обсуждения вопроса с другими.

— Вы несчастливы. В этом я совершенно уверен.

— Ричард… — Маргарет запнулась и посмотрела на брата.

Перед ней сидел тот же самый человек, что несколько лет назад выудил ее из злополучного фонтана. Чуть более прежнего погруженный в свои мысли, но все такой же добрый. Спокойный. Он готов был слушать и не хотел, чтобы сестра страдала. И если забота о ее благополучии в будущем не стояла пунктом номер один в списке его дел, то причиной тому была лишь природная рассеянность.

— Ричард, — уверенно произнесла Маргарет, — он сказал, что я очень важна для него.

— Вы для него что?

— Очень важна для него. Я ему необходима. После того как меня объявили незаконнорожденной, ни один человек не обращал на меня столько внимания. Но Эш Тернер сказал, что мое мнение имеет для него значение.

Брови Ричарда съехали вниз, лицо приобрело озадаченное выражение.

— Ясно, — сухо сказал он, немного скривив губы в сомнительной усмешке. — Последние несколько месяцев были весьма нелегкими. Но, Маргарет, после того, как парламент признает наши права, мнение Тернера не будет иметь никакого значения. Вот почему так важно — жизненно важно, — чтобы вы, Эдмунд и я выступили единым фронтом. Я не беспокоюсь о том, что палата общин сразу же примет билль. Но лорды… — Ричард пошевелил губами. — Никто не может с уверенностью сказать, к какому решению они придут, раз голоса до сего момента разделились поровну между теми, кто считает меня невинно пострадавшим, и теми, кто хочет признать меня бастардом, потому что когда-то наш отец крепко им досадил. Определенно перевес в любую сторону будет мизерным.

Маргарет молча смотрела на брата.

— Вы хотели сказать, признать нас бастардами.

— Да, разумеется. Именно это я и хотел сказать. — Ричард улыбнулся и, потянувшись, пожал сестре руку. — Вот увидите. Когда наши права будут признаны, вы станете вновь всем нужны. А Тернер не будет нужен вам.

Ричард ничего не понял. Собственный отец назвал ее бесполезной. До встречи с Эшем Маргарет уже начинала сомневаться, что она вообще существует.

То благородство, о котором говорит Ричард, — совершенно бессмысленная вещь. Его не существует. Благородное звание, данное человеку по праву рождения, — иллюзия. Она не будет полагаться на парламент, как и на окружавших ее людей, чтобы повысить собственную значимость. Их настроения переменчивы, им нельзя доверять.

Маргарет повернулась и принялась смотреть в окно. «Эш не будет единственным, кто ценит меня за мои личные качества. Будут и другие — с решением парламента или без него».