И ему тоже нужно быть рядом с нею, чувствовать себя сильным, добрым, заботливым. Нежным и ласковым. Чувствовать себя настоящим мужчиной. Любить ее.

После горячей ванны холодный душ — то, что надо. А потом самое время и чайку попить.

В комнате он долго рассматривал написанное губной помадой на стене слово и вдруг рассмеялся. Представил, как Ал попросит ключи и, ничего не подозревая, приведет Светлану в эту якобы свою квартиру. А тут на стене губной помадой выведено: «СКОТИНА!» Светлана ведь помнит, что прежде этой надписи не было. Вот устроит она Алу головомойку!

Недолго думая, Максим сорвал кусок обоев с «помадным» словом, выбросил в мусорное ведро, а потом приклеил на это место календарь, подаренный в издательстве.

И, довольный собой, уселся за компьютер. Полегчало на душе, да и Алу теперь не грозит опасность.

Роман, который он писал сейчас, застрял на описании ненастного декабрьского дня, герой садится в машину и едет по сумрачному, опустевшему городу к своей любовнице. Машина героя никак не могла двинуться с места. Под колесами грязь, слякоть, лужи, она рванулась с места… Да нет, спешить ему вроде бы и некуда. Поехала? Тронулась? С ума, что ли? Дернулась? Выехала? Куда, на встречную полосу?

В раскрытое окно влетал теплый ветер, доносил несмолкаемый шум машин с Кутузовского проспекта, а над крышами домов висело горячее июльское солнце.

Машина в ненастном декабре упорно не желала ехать.

А в памяти жили черные глаза, то настороженные, то смеющиеся, и немой вопрос в них: «А ты не обманываешь меня? Ты и вправду такой, каким кажешься мне?» И золотистые каштановые волосы, и красивый, чуть вздернутый носик.

Лена…

Максим пересел в кресло, набрал номер ее телефона. Долго слушал длинные гудки в трубке, а потом вернулся на свое рабочее место. Ее нет дома, наверное, вышла в магазин… И от этого еще сильнее захотелось услышать ее голос.

А машина в декабре стояла у светофора, и герой уже двое суток не мог доехать к своей любовнице.

Торжествовала старая истина, что писателю лучше всего работается тогда, когда в его душе умирает любовь. Ее нельзя вернуть в реальной жизни, но можно — в жизни иллюзорной, призрачной, бумажно-словесной. И не только вернуть, но и ход событий изменить так, чтобы все казалось более возвышенным, более значимым, более напряженным и загадочным. Нередко бывало, что заурядная интрижка, мимолетное увлечение, о которых бывалые донжуаны забывали на следующий же день, рождали гениальные стихи, повести, романы.

А вот когда в душе рождается новая любовь, работа стопорится, ибо мир иллюзий теряет свою привлекательность. Реальная жизнь торжествует в сердце писателя, ее звуки, запахи и краски волнуют его ум.

Ну и черт с ним, с декабрьским ненастным днем!

«Декабрь не принимает, нелетная погода, — усмехнулся Данилов. — Придется лететь в июль. А мне как раз туда и надо».

Он еще раз позвонил Лене, не дождался ответа и, после недолгого раздумья, отправился гулять. Не сидеть же у телефона, заклиная аппарат: отзовись ее голосом!

На Кутузовском народу было немного — жарко. Максим неторопливым шагом дошел до Большой Дорогомиловской улицы, потом добрался до Киевского вокзала, у которого и в жару не стихала бойкая торговля. Тут можно было купить почти все, что нужно для жизни: от ковров и импортной сантехники до колбасы и пива. Торговали не только украинцы, хотя их было, пожалуй, большинство, но и чеченцы, дагестанцы, белорусы, молдаване.

Международный торговый центр.

А какие диалоги здесь можно было услышать!

— Эй, красавица, слюшь, совсем не покупают твое сало, да?

— Та шо мое сало, оно ж соленое, никуда не денется. А вот твое мясо уже растаяло. Продавай скорее!

— Э-э-э… Мое мясо растаяло не от солнца, понимаешь? На тебя смотрю — и все растаяло, понимаешь? Я подумал: если соединить мое мясо и твое сало, что будет, а?

— Та шо будеть… свинья ж и будеть!..

Международный юмор. Международные связи.

Новые, демократические свинарка и пастух…

Максим часа два бродил между рядами торгующих, а потом купил две бутылки белорусского пива, крепкую гроздь южноамериканских бананов, воблу, вроде бы астраханскую, и вернулся домой.

Он почти не сомневался, что сейчас Лена ответит на его звонок, она уже дома, она ждет, когда он позвонит. Это предчувствие и радовало и волновало, поэтому Максим вначале наполнил фужер пивом и лишь потом, сделав несколько глотков, сел к телефону.

— Да? — послышался в трубке настороженный голос.

— Здравствуй, Лена, это я, вчерашний Макс.

— Здравствуй, Максим… а я думала, это Ал звонит насчет встречи со Светланой…

Голос изменился, он стал теплее, взволнованнее.

— Ты ждала моего звонка?

— Да как тебе сказать… если честно — я бы не удивилась, если бы ты не позвонил.

— Почему ты все время стараешься обо мне плохо думать? Разве я похож на обманщика?

— Нет, не похож. Поэтому лучше ни о чем не думать и не ждать… Если обманешь — кому тогда верить?

— Но ты все-таки ждала?

— Ой, да ну тебя, Максим! Спасибо, что позвонил, а больше ничего не скажу.

— Я с утра тебе звоню, звоню — никто к телефону не подходит. Ты уходила из дому?

— Не уходила, а уезжала к маме. Она в пансионате под Тулой, отдыхает после операции, а я уже несколько дней не навещала ее. Светка со своим Алом совсем закружили голову. У них же связь через меня, вот и сидела на телефоне… дежурила. — Лена засмеялась. — А сегодня прямо с утра купила фруктов, овощей и помчалась к маме. Всего минут пятнадцать как вернулась. А ты, значит, названивал мне прямо с утра?

— Как здоровье мамы?

— Поправляется…

— Это хорошо… Лена, давай встретимся сегодня? Я очень хочу тебя увидеть.

— А нужно ли?

— Ну, пожалуйста, не вредничай.

— И что же мы будем делать?

— Не знаю. Просто погуляем где-нибудь.

— В такую жару?

— Посидим в каком-нибудь ресторанчике.

— В такую жару? — повторила Лена и засмеялась. Она уже поддразнивала его.

— Найдем такой, где есть кондиционеры.

— Давай лучше просто погуляем по берегу Москвы-реки, а то мне лень куда-то далеко ехать.

— Отлично! Ну наконец-то я услышал от тебя добрые слова, Лена! А то уже сомнения всякие начали душу грызть.

— Какие такие сомнения начали грызть твою душу, Макс?

— Те самые, о которых ты только что говорила. Помнишь — если ты обманешь, кому тогда верить? Через полчаса я выезжаю. Где мы встретимся?

— Ой, только не так быстро, мне еще нужно с домашними делами управиться. Давай встретимся в четыре. Я буду ждать тебя на конечной остановке шестьсот пятьдесят третьего автобуса.

— Все-таки ты вредная, Лена. Ну ничего, я терпеливый, дождусь четырех часов.

— Жди-жди, может, и дождешься, — засмеялась она.

20

Он ждал минут пять, прогуливаясь на конечной остановке и поглядывая в сторону зеленого шестнадцатиэтажного дома, стоящего неподалеку от берега Москвы-реки. Ее дома.

Сюда, в Филевскую пойму, вела только одна дорога, вид которой нагонял жуткую тоску: последнюю треть с ее обеих сторон тянулись унылые серые заводские заборы. И вдруг автобус выезжал на огромную поляну, застроенную современными жилыми домами. Оазис, огороженный от остального мира Москвой-рекой и заводскими стенами знаменитого завода имени Хруничева, где строили космические станции и прочие секретные штучки. Здесь тихо, как в деревне. Изредка проскочит машина по единственной улице — Филевскому бульвару, да проплывет разомлевший от жары автобус. А неподалеку от конечной остановки прогуливаются люди в купальниках и плавках, загорают, играют в бадминтон. Прямо как в Сочи.

Он увидел ее издалека. В голубой юбке и голубой блузке, похожей на мужскую рубашку, она торопливо шагала к остановке. Увидел и помчался навстречу, так хотелось обнять ее, поцеловать…

— Ой, нет, нет, нет… Только, пожалуйста, без глупостей, — Лена предостерегающе вытянула вперед руку, видя его намерение.

— Почему, Лена? Я только хотел поцеловать тебя в щечку, — виновато пробормотал Максим.

— Потому что на нас люди смотрят.

— Да? Ну, тогда не будем целоваться. А что они скажут, если я тебе подарю вот это? — Он достал из сумки три орхидеи, купленные у метро. — Не подумают плохого?

— Нет, не подумают, — улыбнулась Лена, принимая цветы. — Ой, какие красивые! Спасибо, Макс.

— А это еще не все. Уж не знаю, как отнесутся к этому наблюдатели, но назад не понесу. — Он достал из той же сумки бутылку «Мартини» и торт «Птичье молоко».

— Тебе что, делать больше нечего, как тратить деньги на всякие глупости? — укоризненно спросила Лена. — Или ты надеешься, что я приглашу тебя к себе на чашку чая?

— Надеюсь, — честно признался Данилов. — Но если нельзя, мы можем выпить вина и закусить тортом где-нибудь на бережку. Сейчас все так делают.

Лена выразительно покрутила пальцем у виска.

— Ты забыл, с кем встречаешься?

— Нет, помню. С тобой, — озадаченно поглядел Данилов.

— А я — кто?

— Лена.

— А Лена кем работает?

— Учительницей… Ах, вон оно что! Понимаю, понимаю. Ученики не поймут педагога, выпивающего с незнакомым молодым человеком на берегу реки, так?

— Ну, конечно! Меня же здесь все знают, не только ученики, но и родители. Что они подумают, если увидят такое?

— У вас тут все, похоже, только и делают, что следят за учителями, — с огорчением сказал Максим. — Давай отойдем подальше, забредем в Филевский парк, где тебя никто не знает.

— Нет, мы просто погуляем, а потом… я посмотрю, как ты будешь себя вести, и, может быть, приглашу тебя на чашку чая с тортом…