Как в грозовой фронт попал. Шаровые молнии по позвоночнику полетели. Мышцы живота судорогой свело, и на темечко лопата опустилась. Почернело все перед глазами. Никаких ориентиров не осталось. Только сжимающая член влажная плоть и потребность, зудящая, болезненная…

Трахать!

Сильно.

Глубоко.

Яростно.

Подкидывать Леночку вверх и опускать на себя. Насаживать резко. До пошлых шлепков и всхлипов. Жалобных вначале. Тоненьких, дрожащих. И все более громких, требовательных с каждой секундой.

Смерти это было подобно. Мышц не чувствовал, усталости тоже. Ума не приложу, как собственную дверь не вынес вместе с косяком и петлями. Соседи, небось, решили, что ломится кто-то ко мне. Тараном хреначит.

Но стоило моей девочке вскрикнуть, стиснуть меня ногами, выгнуться… Наступил полный пи*дец. Пофиг на все стало сразу. Сердце по ощущениям рухнуло в пах, туда, где вся кровь была. И забилось так быстро, что яйца сплющились с членом и волнами погнали сперму на выход.

Аж тряхнуло несколько раз. Всем телом.

Отлив, блин! Морской.

Перепихнулся, называется, в коридорчике по-быстрому. Инфаркт с инсультом чуть не случились. И судя, по бледному лицу напротив, не только у меня.

— Ты нормально? — дебильный вопрос, но даже он дался адским трудом.

Ответа ждать пришлось вечность.

— Я… я… — Лена открывала и закрывала рот. Крылья носа раздувались, как после бега.

— Сладкая?!

— Это что… вообще… было?

Она смахнула с уголков глаз прозрачные капли. Попыталась стать ногами на пол и, чуть не упав, ухватилась за мои плечи.

— Без повтора точно не скажу. — Собственные губы были как не родные, но я все равно почувствовал, как они разъезжаются в улыбку.

Нет, не показалось. Мы оба улетели одинаково далеко. И вместе.

— Я тебя уже боюсь. — Лена осоловело посмотрела на меня. Точь-в-точь котенок, которого резко разбудили и поставили перед миской с молоком.

— Я тоже. Немного. Но поздно, милая.

Не сговариваясь, мы вместе стекли по двери на гребанный коврик. Я в Лене, она на мне. Все еще стискивая, осушая до дна. Как сообщающиеся сосуды.

— Я есть хочу. Слона бы съела. И пить, — хихикнула эта бессердечная женщина и прижалась ко мне своей охренительной грудью.

— Ну… — я глянул вниз. — Йогурт мы уже перевели. Так что придется готовить что-то другое. — Положил ее голову себе на плечо. Закрыл глаза, чтобы больше не искушала.

— Да… и еще кое-что придется. — Она сладко зевнула. — Ты даже не представляешь…

Все еще словно обдолбанный после оргазма я благополучно пропустил ее слова мимо ушей и тоже зевнул.

— Мы сейчас уснем тут, — заехал себе по щеке.

— Мм… Спать нельзя, — кое-кто чуть ли не посапывал. — Нам еще сыновей забирать. И с ам-ой знакомить, — протянула Лена что-то непонятное перед тем, как окончательно вырубиться.

Глава 22. Три пары голубых глаз

"Ничто так не бодрит мужчину

как новость о ребенке".

Энциклопедия женской мудрости


Лена.

Я опасалась оставлять Даню в новом саду больше чем на пару часов. По моим планам сразу после обеда мы с Эдом должны были вернуться за малышами. Я бы познакомила подготовленного Басманского с сыном. А потом мы бы вместе где-нибудь посидели.

Например, на лавочке возле сада. Медленно вдыхая и выдыхая.

После нескольких оргазмов Эд должен был нормально пережить новость. Хороший секс, вкусная еда и красивый солнечный день так и способствовали спокойному перевариванию информации.

Но кое-что важное в своих расчетах я упустила из виду.

За прошедшие две недели мы все же слишком сильно друг по другу соскучились. Оральные ласки во время моих "красных дней" сильно не спасали, а секс на парковке был слишком быстрым.

Я совсем не могла сопротивляться Эду. Его власть надо мной за прошедшие недели, казалось, только усилилась. Тело вспыхивало от поцелуев за считанные секунды. Умелые мужские руки вместе с одеждой снимали все смущение, а язык внутри отправлял душу прямехонько в рай. Быстро. Ракетой в космос.

Как только жила раньше без таких ощущений? Вроде бы не девочка. Что такое "оргазм" знала. А словно что-то иное. Более яркое, сильное, пронизывающее каждую клеточку.

Хоть новое слово придумывай! И как звезду называй в честь Басманского.

Возможно, в честь Эда я бы даже смогла выдумать что-то особенное. Но после коврика в коридоре, а потом дивана и кровати… мозг приказал его не трогать и погрузился в нирвану.

Самой не верилось, что это была я. И в коридоре еле живая от атомных доз эндорфина. И, после небольшого отдыха, верхом на Эде в гостиной. И под ним, придавленная лицом к матрасу, с оттопыренным задом.

Возможно, как-то еще…

Стыдно признаться, но после матраса я ничего не помнила. Это была какая-то блаженная отключка. В голове проплывали сны о поцелуях, объятиях, медленном скольжении между ног.

А в другой реальности, той, которая казалась настоящей, я сладко спала. Без сновидений. Без ласк и глухого мужского шепота, в котором маты чередовались с комплиментами, а тихие стоны с признаниями.

"…с ума схожу…"

"…охуенная…"

"…маленькая моя…"

"…не отдам никому…"

В общем, что это было, я так и не поняла. Помутнение рассудка на фоне переизбытка мужчины в организме. Но в три часа дня, когда взгляд смог сфокусироваться на экране мобильного телефона, очнулась быстро.

— Что? Уже?! Эд, вставай!

Вместе со мной очнулся и Басманский. Всклокоченный, удивленный, мятый, как после долгой спячки. Хоть было, не дожидаясь окончательного пробуждения, рассказывай ему всю правду.

Язык так и чесался. Клиент, считай как под наркозом. Упасть в обморок не получится. Да и без детей, один на один проораться сможет спокойно.

Ума не приложу, как мой сонный мозг выдал такую гениальную идею. Но стоило набрать полные легкие воздуха, раскрыть рот, как его тут же заткнули поцелуем. Вначале в кровати. Потом — на кухне, когда мы быстро впихивали в себя остывшую пиццу. Потом снова в коридоре, где собирали разбросанные вещи и набегу одевались.

У Басманского словно был свой собственный план. Я бы назвала его "Перехват". Каждую паузу, каждую мою попытку что-то сказать он истолковывал по-своему и пускал вход запрещенное оружие — упругие, горячие, ласковые губы.

Уже в машине от досады я готова была выпалить правду без подготовки и лишней болтовни. Меня аж потряхивало от напряжения. Но Эд так счастливо скалился, так нежно гладил мое колено…

Садик уже был виден за поворотом, когда я решилась.

— Мне нужно тебе кое в чем признаться. Обещай, что выслушаешь до конца.

Эд тревожно глянул на меня. Заглушил на стоянке возле сада машину и снова потянулся губами.

— Нет! — на этот раз я его остановила. — Пожалуйста. — Сложила молитвенно руки.

Эд потёр лоб.

— Хорошо. Хочешь здесь поговорить или выйдем? — Он указал кивком на пустую улицу.

Я дрожащими руками отстегнула ремень безопасности. Он, казалось, сдавливал так, что дышать было невозможно.

Однако без ремня легче не стало. Клаустрофобия какая-то на нервной почве.

— Давай на улице, — первой открыла дверцу и направилась в обход машины.

Эда долго ждать не пришлось. Выйдя из Порша, он сразу поставил машину на сигнализацию и протянул ко мне руки.

— Слушаю. — Ласково погладил подушечками больших пальцев по тыльным сторонам ладоней.

— Тебе, возможно, покажется это бредом или женской выдумкой… — сглотнула.

— Не волнуйся.

— Сильно заметно? Боже… Я не так все планировала.

— Я тоже, — о чем-то своем ответил Эд и сжал ладони сильнее. Не до боли, но так, что его тепло становилось моим.

— Постарайся меня понять. Возможно, это будет непросто. Только не осуждай сразу.

Басманский наклонил голову и чуть заметно кивнул.

— Я все пойму. Уверен.

— Клянусь, я ничего не знала заранее. Даже, когда начали встречаться. И предположить не могла… — Слова давались тяжело. Заготовленные фразы забылись, а от собственной косноязычности хотелось плакать. — Мы с Василием, моим бывшим мужем, прожили несколько лет вместе. Это был не самый худший брак. Во всяком случае я так думала. Но кое-что у нас все же не получилось…

Запнулась. Эд смотрел так восторженно, радостно, что язык прилип к небу.

— Все хорошо, родная. — Он поднял мои пальцы к своим губам и поцеловал.

Нежно. Сердце от этой нежности на миг замерло. А вместе с ним остановился и весь мир вокруг. Остались только я, Эд и последние слова признания.

— Несмотря на лечение и рекомендации врачей, мой бывший муж… Василий… — Я быстро вдохнула. — Он оказался…

— Басманский! — заглушая мое последнее слово, прогремело где-то рядом. — Скотина похотливая! Мерзавец! — гром приближался все ближе и ближе. — Ты не просто сволочь! Ты… Ты… Ты сделал из меня последнюю дуру.


Из-за калитки сада показалась высокая красивая женщина. Она неслась на нас как гоночный болид. Трясла руками. Размахивала сумочкой.

— Я ведь почти поверила, что ты говорил правду! — продолжал длинноногий всадник апокалипсиса. — Почти готова была раскаяться!

Следом за женщиной на улицу выбежал мальчик. Кир. За ним с криком "Подожди" грудастая няня и еще один мальчик. Даня.

— Похотливое животное! При живой жене делать детей на стороне… — Фурия затормозила возле нас. Обдала меня ядовитым как кислота взглядом. И резко повернулась к обалдело наблюдавшему за двумя пацанами Эду. — Я такое даже предположить не могла!


Я никогда не падала в обморок. Даже во время беременности. Но сейчас ноги так и подкашивались, а сознание белым парусником уплывало вдаль.