— Вот теперь самое веселье начинается, — рассмеялся, потянувшись к столику с выпивкой.

Глотнул пива первый раз за вечер, чокнулся с Денисом и принялся ждать начала шоу, все сильнее и сильнее сжимая челюсти от нетерпения.

— Приятель, там твои предки вернулись, кажется.

— Да? — Скользнул взглядом по тянущемуся вдоль двора ограждению. Калитка открылась, и на пороге застыли мама, сестра и отец. — Не обращай внимания. — Шепнул другу. — Они не будут против нашей маленькой тусовки.

— Что-то я сомневаюсь, — прокашлялся Денис, откладывая в сторону стаканчик.

И тут моя мать заголосила, отчаянно жестикулируя и хватаясь за голову.

Я сел на одно из свободных кресел, расставленных вдоль газона, и закрыл глаза. Голоса, крики, шум музыки — все это казалось далеким и больше напоминало ненавязчивое шуршание падающих под ноги листьев.

Осень. Мне нравилось, как медленно она подкрадывалась, обжигая кожу своим прохладным дыханием, как играла ледяным ветром с моими волосами. Я слышал ее мягкую поступь, созвучную с ритмом моего сердца, и просто улыбался. Слизывал капли пива, оставшиеся на губах, и проматывал в голове кадры утренней встречи с Настей. Гнал от себя ее образ, отмахивался снова и снова, но ничего не выходило — она сопротивлялась, никак не желая исчезать. И меня все острее и глубже затягивало в водоворот ее больших голубых глаз.

— Вставай, кому сказала! — Мамин голос прозвенел над висками, точно зловещий гонг.

Прежде, чем открыл веки, ощутил мощный толчок в руку. Родительница толкнула меня изо всех сил ладонями. Кресло должно было покачнуться, но даже не сдвинулось с места под моим весом.

— Вырос, детина, а толку нет! — Под стихнувшей вдруг музыкой на меня лавиной обрушился ее гнев: — Роман! Напился, что ли? Горе мне от такого сына. Одно горе! — Потрясла меня за плечо, но ответной реакции не заметила. — А вы, что встали? Расходимся! Я вас в свой дом не звала! Знаете, который час? Пошли во-о-он!

— Ирина… — Папин голос.

Опять неуверенный, тихий такой. Неловко, наверное, ему опять.

— Андрей! — Почти рыдая. — Что ты стоишь, Андрей? Посмотри на своего сына! Я ему говорю, а он лежит. Смотри, улыбается! Думала, в отключке, а ему просто все равно! Назло матери всё делает!

— Все, ребят, расходитесь. — Отец прочистил горло. — Время позднее, всем пора по домам. Идите, хорошо?

— До свидания. — Послышались робкие голоса друзей.

Слышно было, как барабанщик в последний раз коснулся палочками тарелок. Дзынь. Затихло. Голоса и шаги потянулись к выходу со двора.

«Осень. Дождь. Капли в лицо. Больно, хлестко, режет кожу, колет глаза. Ненавижу дождь. Ненавижу. От него одни неприятности. Вечно». И перед глазами опять она. Будь неладна. «Беру свои слова обратно. Этот дождь не был таким уж гадким».

— Роман!

— Да, мамулечка, — открыл глаза.

— Издеваешься? — Она уперла руки в бока.

Всего несколько морщинок в уголках глаз. Хорошая для ее лет фигура, волосы слегка тронутые сединой, но уложенные так, что этого никто не заметит, легкий аромат приятного женственного парфюма. «Его супруга всегда была прекрасна, а сейчас даже краше, чем двадцать лет назад, какой можно видеть ее на старых фотографиях. Так чего же ему еще не хватало?»

— Вставай, негодяй! — Оглядела мое тело. Будь я в рубашке, ухватилась бы за воротник и тут же поволокла бы меня за собой. Но сегодня взяться было не за что, поэтому она просто покачала головой и повернулась к отцу: — Что ты стоишь, Андрей, будто тебя это не касается? Твой восемнадцатилетний сын устроил дома пьяный дебош! Притащил к нам неизвестно кого, они истоптали мне весь газон, намусорили, а ты даже ничего не скажешь?

— Да, папа. — Я приподнялся, поворачиваясь к нему. Просиял, одаривая папочку широкой улыбкой. — Ты ничего не скажешь?

Он сглотнул.

Я видел, как дернулся его кадык. Так происходило каждый раз, когда я обращался к нему. Сейчас побледнеет. Вот оно — точно. И лоб пошел испариной. Бледные тонкие губы сжались в прямую линию.

— Скажи. — Усмехнулся я. — Говори, как есть, ну. Папуль?

— Рома! — Визгливо. Ленка обращалась ко мне впервые за последние полгода. Все эти месяцы мы делали вид, что не замечаем присутствия друг друга. Старались не сталкиваться в доме и старательно делали вид, что не знаем о существования нашего родства. Но теперь сестра вдруг решила нарушить это молчание. Не выдержала.

— Ты думаешь, мы будем терпеть все твои выходки?! — Глядя на мужа, мать закусила губу. — Скажи ему, что мы решили, Андрей.

Он смотрел на меня, не отрываясь. Казалось, я даже слышу, как капля пота катится по его дрожащей от страха спине. Его взгляд умолял. Просил меня не рушить всё. Буквально пресмыкался передо мной, чтобы я не делал этого. Мне стало противно и жалко его. Не мужик. Тряпка. Похотливая, гнусная, трусливая тряпка!

— Жаль вас расстраивать, но это папа разрешил мне устроить эту вечеринку. — Я выдохнул, вставая. — Так ведь, отец?

Подошел, хлопнул его по плечу и крепко обнял. Повернулся к маме.

— Андрей? — Не веря своим глазам, уставилась на мужа.

Его страх вибрацией отдавался в мои мышцы. Прижал его к себе еще крепче. На секунду показалось, что вот — сейчас он сдастся. Такие игры кого угодно доконают. Но он держался. С трудом выдавливая виноватую улыбку и дрожа, но все еще держался. Надо же, какой молодец.

— Вообще-то, да, Ирин…

— Но мы же с тобой всё обсудили… — Мама схватилась за голову. Сжала добела пальцами виски и затем бессильно опустила руки. — Ничего не понимаю. Вы меня в могилу решили свести? Это не может так дальше продолжаться. Я больше не могу…

— И денег мне дал. — Я посмотрел на отца, не разрывая объятий. — Сказал, давай, сынок, ни в чем себе не отказывай. Тебе пора становиться мужиком. — Улыбнулся ему, едва сдерживая рвущийся наружу гнев. — Девки богатых любят, да, пап? Так ты учил? Сори деньгами, чтобы они видели, чтобы хотели тебя, так?

— Прекрати! — Воскликнула сестра, задыхаясь. — Ты отвратителен! Как же я… ненавижу тебя!

В ее взгляде было столько презрения, что мне даже стало смешно. Я чуть не рассмеялся вслед этой лицемерке, когда она, утирая слезы, сорвалась с места и побежала в дом.

— За что ты так с сестрой? — Тихо проговорила мама, качая головой. — Когда ты успел стать таким злым, Рома? Что с тобой происходит?

— Да. Хороший вопрос. Что со мной происходит, пап? — Спросил, взглянув на отца.

Состояние у меня было близкое к истерическому. Казалось, стоит остановиться, и слезы сами хлынут из глаз.

— Да ничего ведь страшного, Ириш. — Отец осторожно выпутался из моих рук. Шагнул к ней. — Ну, пошумели пацаны. Выпили немного. С кем не бывает? Вспомни себя в его возрасте.

Мама отшатнулась от него, как от пощечины:

— Мы себя так с родителями не вели, Андрюша. — Посмотрела на меня, затем снова на него. — Что же со всеми вами такое, а? Ты всю дорогу мне поддакивал, а теперь снова под его дудку пляшешь. Если уж взрослый здоровый мужик не может с ним справиться, то на кого мне надеяться? Или, по-твоему, я должна все его выходки терпеть, да?

Отец, бледнея еще сильнее, почесал лоб. Задумчиво огляделся. На меня он смотреть не решался.

— Да ничего ведь и не случилось…

— Действительно. — Ухмыльнулся я.

У меня глаз задергался от напряжения. Неужели, ему проще терпеть выходки взрослого сына, чем просто быть мужиком?

— Сейчас все приберем. — Сладеньким голоском пропел он. — Тут ведь немного.

— Да, приберите. — Кивнул я. Зевая, приобнял расстроенную мать. — Люблю тебя, мамочка. Ты у меня самая лучшая.

— Клоун! — Всхлипнула она, закрываясь от моих поцелуев. — Уйди, прошу тебя. — Отпихнув меня от себя, ткнула пальцем в мужа: — А ты потакай ему дальше. Посмотрим, что из него вырастет. Сегодня это, а завтра будет деньги на проституток у тебя просить, дашь ему?

— Можно, да? — Не удержался, съязвил, подмигнув отцу. — Бать, если можно, я бы эту графу включил в карманные расходы, как обязательную. У тебя случайно нет скидочной карты на их услуги?

Голова отлетела набок от звонкой пощечины. «Как же больно…» Открыл рот, проверяя, двигается ли челюсть. Приложилась мать славно.

Второй удар за вечер — везет же мне.

— Бессовестный! — Прижимая ушибленную о мое лицо руку к груди, она сморщилась, чтобы не зареветь.

— Прости, мам, — прошептал сдавленно.

Кто-то из музыкантов, продолжающих собирать инструменты, кашлянул, наблюдая за неприглядной сценой.

— Не трогай меня! — Обойдя кольцо моих рук, мама быстрым шагом направилась к дому. — В конец озверел уже!

Поглаживая щеку, посмотрел ей в спину.

— И не жалко тебе ее? — Сдавленно прошептал отец.

Мое горящее от пощечины лицо искривилось болью:

— А тебе?

— Ты не понимаешь… — Начал он и осекся, обводя взглядом нечаянных свидетелей.

Музыканты торопливо опустили глаза на аппаратуру.

— Ты прав. — Сплюнул на траву ему под ноги. — Не понимаю. И никогда не пойму. Это выше моего понимания. Это… мерзко!

Развернулся.

— Если я расскажу, это убьет ее… — Ухватил меня за локоть.

Повернулся к нему, высвобождаясь от захвата:

— Надеюсь, тебе сладко спится ночами. Папа.

— Я уже много раз тебе объяснял. — Заикаясь, тихо проговорил он.

— Что именно? — Шагнул к нему. — Что ничего не произошло? Что мне показалось? Так ты сказал? Но это смешно. И ты это знаешь.

— Ты все преувеличиваешь. — Его грудь вздымалась от частого дыхания.

Я не мог дальше смотреть в это наивное лицо. Он, правда, свято верил в то, что ничего страшного не произошло. Не испытывал никаких угрызений совести. Ничего. Для него все случившееся было абсолютно нормальным. Приемлемым. Простым, как дважды два. Вот только для меня — нет. И я не собирался этого вот так оставлять.