Но ничего из этого не было важным, потому что тут была единственная вещь, удерживающая меня в живых. Одна вещь, которая вела меня вперед, давала мне силы, заставляла меня бороться и не впадать в ужас от того, в какой я ситуации.


Ответы.


Они нужны мне больше, чем нужен воздух. Правда нужна мне больше, чем безопасность, свобода или спасение.


Ответы были моей движущей силой, потому что в данный момент я жила в худшей тюрьме, чем любая ловушка, в которую мог меня загнать Артур Киллиан.


Я была ничем. Никем. Потерявшаяся. Одинокая. Изолированная от всех мыслей.


Ответы были ключом, и у этого мужчины они были.


— Сбежишь? — фыркнул он. — Бл*дь, копы тебя не спасут. Они хуже, чем мы.


Полиция поможет. Ты не сделала ничего плохого.


Я бы сбежала, если бы какая-то ужасная мелочь не тыкала мне в мозг каждый раз, когда я собиралась позвать на помощь и убежать. Я не сомневалась, что могу бежать достаточно быстро, достаточно, чтобы мой похититель погнался за мной, и в этом случае его сердце ускорится, и он потеряет сознание. Его глаза помутнели и уже наполнились болью. Чтобы свалить его не понадобится много времени.


Тогда почему я этого не делаю?


Потому что мир, которого я не знаю и которому не принадлежу, пугает меня до чертиков.


Маленькими шажками. Мой мир сократился до этого мужчины, его дома и умения обрабатывать раны, которое я надеялась, у меня было, чтобы исцелить. Все остальное... не привлекало. Добрый полицейский мне не поможет. Побег мне не поможет.


Но этот человек может помочь.


Килл взмахнул пистолетом.


— Прекрати болтать и заходи в дом.


Я не отступала. Я даже не вздрогнула от его гнева и самодовольной власти.


Когда я не шевельнулась, он пробормотал:


— Полиция такая же коррумпированная, как и мы. В ту же минуту, как они поймают тебя, ты будешь жить в совершенно другом кошмаре.


Сунув пистолет обратно за пояс, он вдруг толкнул меня вперед, в дом.


— Ты похожа на девушку из комедийного шоу. Просто заткнись и делай, как тебе говорят.


Я не ответила. Вместо этого я позволила ему толкать меня по коридору, который привел нас в двухэтажный круглый зал. Выстроенные изогнутые стены, витражи в куполообразной крыше и деревянная винтовая лестница казались бы еще прекраснее, если бы не опасный, шипящий от боли мужчина позади меня.


Я прошептала:


— Тебе нужно присесть. Думаю, у тебя осталась пара минут, прежде чем ты потеряешь сознание.


— Заткнись.


Мое сердце странным образом пропустило удар. Часть меня возжелала, чтобы он рухнул без сознания. Побег и свобода придут в подарочной упаковке и легко, если он больше не будет проблемой. Но я опять возвращалась к тому, чего так отчаянно желала.


Ответы на мой пустой мир.


Более сильная моя часть не собиралась позволять этому человеку отключиться и оставить меня ни с чем.


Он зашагал к лестнице, тяжело дыша с каждым движением, остановился, ступив на первую ступеньку. Он посмотрел вверх на лестничную площадку, тень ярости мелькнула на его лице.


— Ты не можешь туда подняться. Ты вырубишься. Кто знает, вдруг ты упадешь и сломаешь кость или две.


Вцепившись в перила, он бросил на меня полный ненависти взгляд. Все его тело выглядело так, будто он хотел разобрать и сжечь эту лестницу.


Он сделал еще один шаг, подтягиваясь за изогнутые перила. Его кожаная куртка заскрипела, настолько тяжело он дышал.


Я готовилась к его обмороку. Я не знала должна ли стоять рядом, чтобы поймать его или позволить ему рухнуть.


Я не могла решить и просто наблюдала. И ждала.


Он остановился, затем вздохнул с досадой. Бросив на меня быстрый взгляд, Артур потопал обратно в своих огромных сапогах и схватил мое запястье.


— Не думай, что ты умнее меня, — проворчал он.


Молча оттаскивая меня к другой двери, он пнул ее, открыв огромную стерильную комнату в мягких оловянных тонах и с массивными фоторамками, развешенными в идеальной симметрии.

Освещение в доме было скрытым, и, казалось, что свет появился по мановению волшебной палочки, без видимых лампочек. Килл не дал времени рассмотреть фоторамки, волоча меня по черно-белому кафельному полу с огромным овально-изогнутым столом, на котором было установлено четыре монитора, связанные между собой двумя клавиатурами.


Лишь мягкий гул механизмов и блики на экранах оживляли целый особняк.


— А где все? — спросила я, когда он швырнул меня в офисное кресло, которое под давлением моего веса слегка откатилось.


В доме было пусто — тишина была бы невозможной, если бы внутри находились другие люди.


Килл схватил единственный стул и грузно в него уселся. Его челюсти были стиснуты, глаза сужены из-за сильнейшей боли, которую он чувствовал.


— Я живу один. — Он схватил пистолет и демонстративно, с грохотом положил на стол. — Это не значит, что ты в безопасности. Поверь мне, когда я говорю, что это намного опаснее для тебя.


Я кивнула, мельком взглянув на фоторамку, возвышающуюся над ним. Уравнения. Миллиарды математических уравнений, все исписано различными шрифтами: печатным и рукописным. Не цветное. Только черное и белое.


На первый взгляд казалось, будто из этих отчетливых уравнений было собрано изображение, но это был лишь оптический обман.


Килл ухмыльнулся.


— Прекрати оглядываться и пялиться.


Я повиновалась, глядя в его яркие зеленые глаза, чувствуя вновь эти узы воспоминаний... отношений... любви.


Любовь?


Я отбросила прочь такие мысли. Я не знаю значение этого. Я забыла своих родителей, любовников, родственников или друзей. Как я могла забыть о них, однако чувствовать себя, будто я любила этого ужасного, окровавленного мужчину, который меня похитил и собирался продать?


Я разбита.


Я хотела потрясти себя и посмотреть, будут ли осколки моей души звенеть как китайский фарфор. Мне нужно найти способ собрать себя воедино, и как можно скорее.


Килл сделал глубокий вдох, когда новая волна боли заставила его вновь сжать кулаки.


— Ты сказала, что можешь помочь. Почему?


Я уперлась руками в мои голые бедра, желая, чтобы футболка была длиннее.


— Я ветеринар. Или, по крайней мере, была ветеринаром или училась, чтобы стать им... в общем, я знаю, как остановить кровотечение.


Надеюсь.


Нет, я знаю. Что-то внутри трепетало знаниями о том, как лечить, как зашить, обеспечить уход.


Он поднял бровь.


— Сколько тебе лет? Ты выглядишь слишком молодой, чтобы быть настолько квалифицированной.


Он наклонил голову, разоблачая рвение своего безобидного вопроса. Его поза говорила о том, что он меня знает или сомневается в моих навыках?


Я не знаю.


Я махнула рукой.


— Тебе правда нужно знать? Мне казалось, ты говорил, что тебе плевать на то, кто мы, откуда и как нас зовут. Скажи мне, где твоя аптечка, и я помогу тебе.


Я хотела получить ответы, но не хотела показывать свою слабость, упрашивая. Если я не буду подталкивать, сколько я смогу узнать из его оговорок и случайно проскальзывающих фраз?


Он стиснул челюсти, рассуждения светились в его взгляде. Наконец и с болезненным стоном он сбросил окровавленную куртку с плеч.


Я ахнула, откатившись назад на своем кресле.


— О, мой бог!!!


Вид крови меня не беспокоил, но то, что ему больно, ранило меня каким то непонятным образом.


Он стиснул зубы, глядя на свою продырявленную футболку.


— Ох, дерьмо. Надеялся, что все не настолько плохо.


Так много крови.


Он слегка покачнулся, его голова наклонилась, прежде чем он пробормотал:


— Ванная комната справа. Под раковиной,


— Я... я думаю... тебе нужно в больницу.


Количество крови делало раны несовместимыми с жизнью. Ходьба, езда на мотоцикле глухим утром, удерживание меня в заложниках, конечно же, не помогло ситуации.


Он поднял пылающий зеленый взгляд.


— Никаких, бл*дь, докторов. Иди, возьми...


Его глаза закатились, челюсть отвисла, и он рухнул вперед.


Я вскочила на ноги, когда он падал со стула, лицом вниз на белую плитку. Я бросилась вперед, хватая его за холодный бицепс, надеясь, что смогу удержать его от еще больших повреждений. Но пользы это не принесло. Он рухнул в кучу черной окровавленной одежды, его отросшие волосы прилипли к однодневной щетине.


Прекрасные глаза, которые жили в моей душе — глаза, которые преследовали меня — закрылись.


Компьютеры все еще гудели, но остальной мир затих. Без его зеленых глаз, волнующих мое сердце, я с трудом дышала, пытаясь собраться. Это было жестокой шуткой? Находиться в заложниках у мужчины, который своими глазами захватил и удерживал мою любовь и душу?


Почему я не могу вспомнить?


Мой живот ныл от боли, от горя — потеряв последнее, что я не могла вспомнить. Это намного больнее, чем что-либо, случившееся с тех пор, как я очнулась.


Килл дышал чуть слышно, но он был жив. Его рука была вытянута, щека прижата к жесткому полу, тело скрючено в болезненной позе.


Мое сердце екнула, глядя на его бессознательное тело.


Я осталась одна.


В голове что-то щелкнуло, взгляд остановился на выходе. Это был мой шанс. Единственный, который я могла использовать, до того как моя жизнь превратится из ночного кошмара в шоу ужасов.


Бежать.


Я стояла, замерев на месте, когда ужасные сценарии и выводы заполнили мой разум.