— Да, конечно. Только поймите, такое сопровождение стоит больших денег.

— Ах, вот в чем дело? — усмехнулась я. — Сколько? Несите договор, подпишу и сразу же оплачу.

— Хорошо, сейчас принесу. Цена порядка 50 тысяч фунтов, — улыбнулась медсестра и сразу же вышла.

— Мам, спасибо. Ты сейчас меня лишила 50 штук, — произнесла я с раздражением.

Меня почему-то безумно злил тот факт, что все лезли в мою жизнь. Да, мама согласилась помочь немного с детьми. Но это не означает, что я обязана ее слушаться.

— Дочь, извини. Но мне все равно кажется, что тебе лететь не стоит даже с медиками.

— Мама, у меня такой вопрос. Ты любила папу? — вдруг спросила я то, что она не ожидала.

— Причем здесь это?

— Ну ладно. Кого ты больше любила или любишь? Папу или Павла? — вскинула я бровью.

— Это не твое дело! — вдруг она начала злиться.

— Ну почему не мое? Ты же считаешь, что решать за меня, могу ли я возможно последний раз увидеть живым любовь все своей жизни или поддержать его своим присутствием, чтобы он выкарабкался, это твое дело.

— Это другое!

— Мама, почему другое? — кипела я.

— Ладно отвечу. Кого я любила или люблю больше. Твоего отца! Я его люблю до сих пор. Он любовь всей моей жизни. Тебе ясно?

— Так почему ты от него ушла? — уже совсем забыла я о своих проблемах.

— Ты думаешь, что я, наверное, такая романтичная особа, влюбляюсь в каждого встречного-поперечного? Нет! Я всегда любила твоего отца. Но после семи лет брака он мне изменил! Я не смогла простить. Все, точка.

Я смотрела на маму, пораженная ее словами. Ведь за все время она ни разу не обмолвилась, что их конфликт был вызван именно его изменой! Его!

— Погоди. Ты же ушла, когда мне было 16 лет.

— Да, я десять лет жила с осознанием своей женской ущербности! — начала мама заливаться слезами. — Я не смогла удержать внимание твоего отца только на себе. Он закрутил роман с коллегой по работе. Более того, он-то думает, что я знаю только об одной измене. Но нет, он мне изменял на протяжении этих десяти лет, что я пыталась свыкнуться. Я всегда чувствовала, когда это происходило. Всегда знала. После пары лет я уже сбилась со счета. Не знаю, сколько у него было женщин. Много. Очень много. И если ты меня будешь сейчас осуждать за то, что я не закрыла глаза на его измены и развелась, оставив якобы дочек без отцовского внимания, то я не собираюсь это выслушивать! Или если ты вдруг меня осудишь, что я такая дура десять лет жила с ним, зная об его изменах, то тем более не буду слушать! Я, в первую очередь, ради вас с Наташей плюнула глаза на свою гордость! — мама закрыла лицо руками и плакала.

Глядя на ее женское отчаянье, я не знала, что сказать. У меня был шок, я как и она заливалась слезами. Было так ее жалко, особенно с учетом того, что все эти годы я ее осуждала, что я винила ее в том, что она ушла от отца. Какая же я идиотка. Но почему мама не рассказала нам с сестрой? Мы же уже были довольно взрослыми. Быть может взыграли остатки гордости, которую она не хотела растерять перед своими дочерьми.

Мой мир перевернулся. Я повторю судьбу мамы, судьбу многих женщин, которых предали их мужья. Сначала Александр, но он-то не был любовью моей жизни. Теперь Сергей, который изменял мне долго и очень много. Неужели я настолько наивна, что думаю, он измениться. Ради меня, ради детей. Может его хватит на год, два или даже на пять лет, а потом тестостерон взыграет в его крови и он пустится во все тяжкие.

Когда малышам будет уже 10 или 15 лет, я уйду от него. Может найду другого мужчину, но любить-то буду его — своего предателя. Тупая женская черта!

— Мама, извини меня. Я не хотела тебя расстраивать. Я не знала, как все было на самом деле. Я тебя не осуждаю. Ты в любом случае приняла самое верное решение. Наверное, если бы ты подала на развод сразу, мне было бы тяжелее принять из-за своего детства. Или если бы ты подала на развод позже, то не думаю, что это было правильно, жить с тем, кто постоянно тебя предает, — выдохнула я. — Но в этой ситуации мне нужно ехать в Москву. Я спрошу тебя еще раз. Ты посидишь с детьми? Я полечу с бригадой медиков, мне, по сути, ничего не грозит. Но я должна быть там. Прошу тебя.

— Конечно, Маша, я посижу с детьми. Только оставь все контакты и держи меня в курсе.

— Естественно! — обняла я ее, вытирая слезы.

Медсестра принесла договор, я внимательно прочитала его, подписала и оплатила. К обязанностям моих сопровождающих входила перевозка бизнес-классом с медоборудованием и инвалидным креслом. За 50 штук доставка была только в одну сторону, какие хитрые англикосы, злилась я.

Перевозку уже назначили и через час за мной прибудет бригада скорой помощи, чтобы отвезти в аэропорт. Мама уже не пытается меня отговорить, ведь понимает причины моего желания быть в Москве, хотя я сама их до конца не могу понять.

Как верно сказала Лариса, между мной и Сергеем есть какая-то связь. Быть может она поможет ему выкарабкаться.

— Я встречу тебя в аэропорту, — сказала мне несостоявшаяся свекровь, когда я предупредила ее о своем намерении приехать.

Поцеловав своих еще совсем крошечных детей и маму, я уселась в кресло-каталку, на которой меня аккуратно довезли до машины скорой помощи. Наблюдай я со стороны за аналогичным поведением какой-нибудь подруги, тоже бы решила, что у нее не все дома. Но когда дело касается нас с Сергеем, такие действия для меня кажутся вполне адекватными.

Аэропорт, самолет, учтивые стюардессы, служба перевозки маломобильных пассажиров и вот через несколько часов я в Москве. Таможня и новая скорая помощь, на которой меня встретила Лариса. Мы почти не обменялись репликами с матерью моего мужчины девичьих грез и двинули в сторону больницы. До клиники, в которой оперируют Сергея, полтора часа пути.

На подъезде она все же заговорила со мной.

— Ему сделали операцию на печень, все с ней нормально. А вот с головой, — произнесла она и умолкла на несколько секунду. — В общем, пуля зацепила какую-то область в мозгу, вызывая гематому. Ему вскрыли череп, чтобы снять давление. Сейчас ведется операция лучшими нейрохирургами Москвы. На самом деле, если бы был выбор, мы бы повезли его в Израиль или в Германию, но времени на перевозку нет. Поэтому мы так рискуем, — вздохнула она. — Может я делаю глупость, но мне кажется, только ты способна поднять его, вырвать из небытия. Проблема в том, что шансы на его восстановление не выше десяти процентов. Так говорят врачи. Иностранные нейрохирурги дают такие же прогнозы. Он может перестать говорить после операции, — произнесла она и поток слез хлынул из ее глаз.

Я слушала Ларису без доли эмоции на лице, хотя внутри все горело.

— Он может перестать понимать нас и узнавать после операции, — сжимала она рот руками. — Я хватаюсь за соломинку, но я надеюсь, что ты сможешь ему морально помочь. Должно же произойти чудо! Любовь сама по себе чудо. А ваша любовь в особенности. Я понимаю, что ты не считаешь меня его матерью, — почерствел ее голос. — Да, я не биологическая мать Сергея, но я люблю его больше, чем любила родная! — сжала Лариса губы, пытаясь контролировать эмоции.

— Извините, если я вас обидела своей черствостью. Я люблю Сергея, жизни без него не представляю. Я сделаю все, чтобы он выкарабкался.

Лариса аккуратно взяла мою руку и поцеловала ее.

— Я так хочу, чтобы вы были счастливы вместе, дорогая Мария!

Глава 5

Скорая привезла нас к клинике, меня усадили в новое кресло-каталку и повезли.

— А куда мы? — только и спросила я Ларису.

— На операцию. Знаю, звучит бредово, но даже врач, зная вашу ситуацию, согласился со мной, что ты должна там быть. Сначала тебе нужно будет надеть специальный костюм, чтобы не занести инфекцию.

— Неужели его до сих пор оперируют? — недоумевала я.

— Дорогая, операция уже длится пять часов. И еще как минимум три будет.

По длинным коридорам мы следовали к моему мужчине девичьих грез. Во мне не было страха, как он всегда возникал раньше при наличии опасности в отношении Сергея. Сейчас я как будто смерилась с возможной неизбежностью. Да, он может больше никогда не заговорить и не сможет понять моих слов. Да, он не вспомнит о нашей любви, что произрастает из детства. Но я-то буду помнить, я-то буду говорить о наших чувствах, рассказывать о них детям — плодам нашей с Сергеем любви.

Зайдя в помещение перед операционной, я по примеру остальных принялась мыть тщательно руки. Затем нас надели в почти герметичные халаты, маски, шапочки, бахилы и перчатки. Остались только мои глаза. Только по ним можно было понять, что это я. А Сергей скорее при операции даже не увидит меня, этого ведь никак не может быть из-за полной анестезии. Но быть может он услышит мой голос, как я слышала его после выстрела Поппи.

Да, я была тогда в отключке, да, от боли потеряла сознание, но я слышала Сергея, я слышала, как он молил о помощи Всевышнего. Я очень верующий человек и знаю, что Бог не просто так дал нам шанс общаться даже в бессознательном состоянии. Поэтому такая бредовая на первый взгляд идея Ларисы воспринята мной на ура. Я знаю, что велики шансы, что все получится.

Двери операционной распахнули передо мной и я вошла, вошла сама, без кресла-каталки. Идти было тяжело, как будто я надела огромные резиновые сапоги, насыпав в них песка. Грудину немного покалывало, но я была с обезболивающим, ведь обработав мой раствор, медики перевесили его на стерильный держатель капельницы.

Вокруг операционного стола было много врачей, они живо дискутировали, что делать, как спасать человека. Я робко подошла ближе, боясь мешать процессу. Кажется, я даже задержала дыхание, как это делала тогда — в первые встречи с мужчиной моей мечты. Увидев зафиксированную голову любимого, я потеряла дар речи. Страх и жгучая душевная боль пронзили меня.