Не сразу понял, что произошло, а когда собрался и напряг мозги, вспомнил. Я так торопился к Тасе, что не успел среагировать на светофор... Мой автомобиль влетел в стоящие на запрещающем сигнале машины, а я был не пристёгнут и врезался во что-то головой, кажется, в лобовое стекло. 

Превозмогая боль, я попытался встать, но не смог даже рукой пошевелить. Сердце забилось от моего ужаса, слева мерзко зазвенел какой-то прибор. Через минуту надо мной уже стояла куча врачей и медсестра сделала несколько уколов.                                               

Я молчал. Хотел спросить, но словно не понимал, как разговаривать, пока один из врачей не спросил;              

— Как вы себя чувствуете?                     

— Как отбивная. — это само вырвалось.                      

— Шутите. Это хорошо.                       

Хотелось врезать этому белому халату, потому что я нихрена не шутил.                     

— Я даже сесть не могу, пошевелиться. Что со мной? — спросил его, не ожидая услышать хоть что-то хорошее.                       

— У вас была травма позвоночника. Компрессионный перелом седьмого и восьмого позвонка грудного отдела. Под угрозой было сохранение двигательной активности, и вам экстренно сделали операцию, чтоб стабилизировать состояние, нужна будет ещё одна. И пока речи быть не может о посидеть. Вам нужно восстановиться. А там посмотрим.                       

—  Под угрозой? И что вы сохранили? Я пошевелиться не могу! Я что паралитик теперь?!                       

Озвучил свои самые страшные подозрения, так как очередная попытка пошевелить хоть чем-то ниже головы не дала результата.

— Понимаете, у вас была тяжёлая травма позвоночника, черепно-мозговая травма, это всё сказалось на центральной нервной системе. Надо ждать, по щелчку пальцев ничего не восстановится. Кстати, пошевелите-ка пальцем, допустим, указательным. 

— Я пробовал, не могу...не получается...                                               

— Вы паникуете молодой человек. Сосредоточьтесь и убедитесь, что вы не паралитик. — врач гадко рассмеялся, мне ещё сильней захотелось дать ему по морде.                                   

Ради такого я собрался и глядя на собственную руку мысленно убеждал, заставлял свой палец согнуться. 

— Ну вот. Сегодня палец, завтра два, а через два месяца можно будет и на стуле посидеть несколько минут. Отдыхайте пока. 

— Вы издеваетесь?! — я заорал от бессилия, но все врачи молча вышли, а медсестра осталась, я ведь и до уборной дойти не смог бы. 

Гадство! 

— Не трогай меня!

—  Но я должна сме...

—  Я сказал не трогай меня! Вон пошла! Вон! — сорвал голос, закашлялся, но добился своего, медсестра, фыркнув оскорблённо, покинула палату, заявив, что всё равно явится через десять минут и сделает свою работу.

Это был словно дурной сон. Я действительно как кусок мяса какой-то, и лежал на раскалённой сковороде без малейшей возможности хоть что-то сделать.   

20

Таисия                                                                                                                                                                  

Домой я вернулась совсем разбитая, ещё и ревела в такси. 

— Полина, сможешь сегодня с Вероникой до вечера? — мне было дико стыдно, но сил не осталось ни на что, даже на собственную дочь. 

— Конечно. Вероника ещё спит, а я суп сварила, пообедаете? 

— Нет. Я пойду прилягу. Сейчас только таблетку выпью. 

Еле доковыляла до кухни всерьёз подумывая о костылях или трости. Выпила антибиотики с обезболивающим и отправилась в спальню. Даже не стала заглядывать к ребёнку, боясь разбудить. Если бы дочка меня увидела дома, то Полину можно было бы смело отпускать. 

Я долгое время справлялась сама и Вера ни с кем, кроме меня толком не контактировала. У нас был наш маленький уютный мирок, в который периодически врывался лишь детский врач. Вероника эти визиты переносила с трудом, плакала, чужие люди для неё были проблемой, она не хотела ни с кем общаться, не шла на контакт, и всё тут! А я хоть и не нуждалась в деньгах, но поняла, что тоже становлюсь дикой, нервной и дёрганой без общения с людьми постарше, чем годовалый ребёнок и вышла на работу. Так, в нашем с дочкой маленьком мирке появилась Полина. 

Я вздохнула по-настоящему с облегчением, когда легла в кровать, ногу распирало и она горела, но промелькнувшая здравая мысль срочно обратиться к врачу, быстро развеялась. Стоило только закрыть глаза, как я провалилась в сон.

Мне ничего не снилось, я очень крепко спала и, наверное, проспала бы до самого ухода Полины, если бы ни громкий плач Вероники. 

Пока я приходила в себя ото сна, пока вставала с трудом, к плачу дочери добавился ещё и чей-то голос. Полина явно с кем-то спорила на повышенных тонах, я поторопилась как могла на шум, но в моём положении это было непросто. 

Когда я появилась в прихожей, перед моими глазами стояла необычная картина. Полина прижимала к себе плачущую Веронику, а Маргарита Александровна пыталась отодрать от неё Эльвиру. Дочка, увидев меня, заревела ещё громче и потянула ко мне руки.

— М-а-а-а-ма! — бедный перепуганный ребёнок уже начал заикаться от рёва.  

— Ты совсем ненормальная?! — в обычной ситуации я могла едва ходить, но тут довольно быстро подошла к Эльвире и отвесила ей пощёчину, мне хотелось её прибить. 

Я взяла на руки ребёнка, малышка так ко мне прижалась крепко, что у меня сердце сжалось. Марина Александровна тоже заплакала, Эльвира стояла посреди прихожей словно в ступоре. 

— Эля иди в машину! — от стальной строгости голоса её матери даже я вздрогнула, она женщина мягкая, добродушная и от неё такого не ожидала. 

— Как ты могла? Как ты могла скрыть от нас нашего ребёнка?! — у Эльвиры началась самая настоящая истерика, а меня захлестнуло возмущение. 

— Моя дочь ни забавная вещица! Ты меня подставила Эля! Решила разводить нас с Русланом как кроликов?! Или может быть как щенков?! Точно! Руслан же так и сказал, что удавит меня и моего щенка, если я вдруг забеременею! Я просила тебя помочь мне! А ты подставила! 

— Ты всё врёшь! Он не мог такого сказать! 

— Руслан так сказал Эльвира! — это было моё последнее ей слово, и она поверила, раз выскочила из квартиры как ошпаренная, Маргарита Александровна тоже хотела уйти, но я не позволила. 

Это всё должно было закончиться, и я тоже не железная держать всё в себе не могла. Мне необходимо было выговориться, а Маргарита Александровна хотела всё знать.

— Полина, будь другом, сделай нам чай и извини за это всё. — такой позор, и я готова была провалиться сквозь землю, но няня дочери отнеслась с пониманием, хотя её тоже потряхивало.

Нам пришлось уйти в детскую, я села на ковёр в дальнем углу комнаты, только там Вероника, успокоившись, отпустила меня, но с рук не слезла, положила голову на плечо и громко сопела. Мы с ней сидели далеко от выхода, и дочь знала, что я уже никуда без неё не выйду. Она надула щёчки и с опаской исподлобья глядела на Маргариту Александровну. 

— Тася, прости, что так вышло. Я хотела приехать одна, но Эля видела, как ты дала мне бумажку с адресом, напросилась со мной. Вы же дружили, а я не думала, что так выйдет. Малышка так на неё похожа, только глазки светлые. — Маргарита Александровна бесконечно утирала слёзы платком, а мне нужен был чай. 

Я не могла говорить, в горле стоял ком.

Когда Полина принесла нам чай, она попыталась забрать Веронику, но дочь вновь вцепилась в меня мёртвой хваткой. 

— Бесполезно Поля, можешь идти. Спасибо. — я отпустила няню, понимая, что ребёнок меня теперь ни на шаг не отпустит, и за это хотелось ещё раз залепить Эльвире пощёчину. 

Я сделала буквально два глотка чая и как на духу всё рассказала Маргарите Александровне. И про то, как любила Руслана, про то, как старалась обратить на себя внимание часто мелкая в их доме в качестве Элиной гостьи и вообще про всё. Про всё! Хотя некоторые вещи были явно не для детских ушей, но Вероника ещё была мала, чтоб что-то понять и запомнить.

— Ты же любишь его до сих пор? — не переставая ни на секунду слушать меня и плакать, Маргарита Александровна спросила впервые. 

— Ему не нужна моя любовь. — я прижала к себе дочь, только в этот момент я поняла, что подвергла её опасности. 

Что Руслан ехал её забрать. Они же с Эльвирой одинаковые, для них Вероника всё равно что вещь. Такие её были слова. Что я скрыла от них их ребёнка, словно я скрыла от них их имущество. 

— Я не знаю Тася, честно не знаю, что в голове у Руслана, это он сам скажет. Но только после твоего ухода, он был сам не свой. Он спивался Тася, потом пить перестал, но всё в работе, в поездках, я его за эти два года видела раз десять. Я его не защищаю, нет, но ты же пришла в больницу. Значит, вы должны поговорить. Кстати, что у тебя с ногой, ты выглядишь очень плохо, тебе самой нужен врач. 

— Да. Пожалуй. — я не хотела больше говорить о Руслане и о нас в целом, поэтому задумалась о своей ноге. 

Это не шутки, вдруг инфекция. 

— Меня укусила собака, няня позвонила Руслану, потому что я вовремя не вернулась домой. Сама не знаю, зачем ей его номер дала...

— Потому что любишь ты его Тася. А то, что он сказал, Руслан, так не подумав, если бы ты сказала, что ребёночек уже есть он бы никогда...

Я не смогла дослушать, меня затошнило, только и успела вскочить, посадить ревущую Веронику в кроватку и добежать ванной комнаты. Мне было очень плохо. Меня трясло от холода, при этом я вся покрылась потом, нога словно разрывалась и была горячей. Одна только эта нога словно горела, а всё моё тело в этот момент трясло от холода.