Маша Моран - Развратная

«Не стоит меня игнорировать.»

Вика закусила губу и напечатала ответ:

«Не стоит меня шантажировать.»

«Встретьтесь со мной.»

«Нет.»

«Все еще думаете, я шучу?»

Скорее всего Роме вообще все равно, где она и с кем. Вике даже стало смешно от Пашиных попыток шантажировать ее мужем. Неожиданно для себя Вика поняла, что улыбается. Беззвучно шевеля губами, она написала ответ:

«Он тебе не поверит.»

«Думаю, что смогу убедить его в том, что вы умоляли меня ее снять.»

Вика едва ли не скрипнула зубами. Если после ухода Лены она была в ярости, то сейчас просто кипела от бешенства. Что он себе позволяет?! Выдержки едва хватило на три слова:

«Ты не посмеешь.»

«Вы же знаете, что посмею.»

Спустя несколько секунд еще одно сообщение:

«Кстати, она сейчас на вас?»

Вика поняла, что жадно глотает воздух. Ей не хватало кислорода. Она подошла к окну и распахнула его настежь. В комнату ворвался вихрь колючих пушистых снежинок. Ледяной ветер набросился на влажное распаренное тело. Вика задрожала. В груди кружила злая метель. Он глотнула еще вина, чтобы согреться и прогнать холод, который сама же и впустила. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Вика набрала:

«На мне халат. Под которым ничего.»

Только поле того как отправила сообщение, поняла, какую глупость совершила. Боже, что она творит?! Сонм снежинок скользил по подоконнику. Ладно. Ладно, ничего страшного не произошло. Может, хоть теперь он поймет, что имеет дело со взрослой женщиной, которая поставит его на место, будь ему хоть восемнадцать, хоть двадцать восемь. Кажется, она перепила. Вино бурлило в крови. Вика откинулась на подушки. Все, кажется он успокоился. А вот ей теперь предстоит еще взять себя в руки. А между тем, вино не выпито даже на половину. Вика плеснула щедрую порцию. Не превратится же она в алкоголичку с одной бутылки? Если осилит. Хоть бы Павел успокоился и больше ничего не писал. Как быстро она забыла о Роме. Телефон завибрировал на кровати. По телу прошла обжигающе горячая пьяная волна. Вика открыла сообщение:

«Если он сегодня к вам прикаснется, вы будете представлять, что это я. Повсюду. Между ваших ног. На вас. И под вами. В любой позе.»

Вика задохнулась. По шее потекла капелька испарины. Что же он творит? Зачем все это? Но хуже всего то, что Вика возбудилась. Между ног стало горячо и слишком влажно. От нескольких предложений. Даже не сказанных – написанных. Господи… Она приложила руку ко лбу, стараясь дышать четко и размеренно. Но дыхание срывалось. В животе завязался тугой узел. Вика сжала бедра, чтобы унять боль и пульсирующую пустоту. Не удержалась и снова перечитала сообщение. Знал бы он, что с ней сейчас происходит. Гаденыш! Едва попадая пальцами по клавишам, Вика набрала:

«ПрикАснется» пишется через «О» – прикОснется. Сначала выучи русский язык.»

Вот! Может хоть это поставит его на место? Нет, новое сообщение пришло почти сразу же. Прежде чем перечитать, Вика глотнула еще вина.

«Мне нужно дополнительное занятие. Чтобы восполнить все пробелы в знаниях.»

Вика уже ничего не понимала. Чего он от нее хочет? Чего добивается? Что задумал? Это просто месть за школу или… Что-то еще? Сегодня в поместье Вика едва не сгорела. Наверное, это ее разыгравшееся воображение, но ей казалось, что тело Павла пылало. И этот огонь, жадный, пожирающий все на своем пути, перекинулся на нее. И сейчас разгорался с новой силой. Вика прикрыла глаза. С каждым сообщением Павла все внутри сжималось в тугую пружину, распространяя по телу болезненное возбуждение. По коже пробегали мурашки, внутренние мышцы сокращались. Между ног стало слишком горячо. И влажно… Она нуждалась в мужских прикосновениях, грубых и нежных одновременно. Но не в Роминых.

Вику обдало ледяной волной ужаса. Это все неправильно. Ужасно не правильно. Зря она напилась. Закусив губу, она напечатала последнее сообщение:

«Найми репетитора.»

Все! Больше ни слова. Ни одного. Она даже смотреть не будет. Вика отложила телефон и закуталась в одеяло. Вниз живота растеклась мучительная пустота, соски набухли и терлись о халат. Хоть бы уснуть. Хоть бы уснуть. Хоть бы… Телефон завибрировал от очередного сообщения. Раздраженные соски пульсировали жаром. Еще одно сообщение. И еще. Вика закрыла глаза. Она не поддастся искушению. Пусть хоть оборвет телефон. Третье сообщение заставило сердце ускорить темп. Когда же он угомонится?! Вика закусила губу и сжала бедра, в бесплодной попытке унять тянущую боль внизу живота. Ей ужасно хотелось прикоснуться к себе, облегчить напряжение. Вика крепко зажмурилась и загадала: если Павел пришлет еще одно сообщение, то она опустит руку и подарит себе несколько ласк, которых уже давно была лишена.

Тишина оглушала, заполняя мозг темным туманом. За окном проехала машина. Где-то хлопнула дверь, у соседей за стеной что-то упало. Вика не знала, сколько так пролежала. Минуту, десять, час? Телефон оставался безмолвен. Вика перевернулась на живот. Одеревеневшие мышцы не желали расслабляться. Она должна заснуть. Должна…

– А в столицу, когда надумаете возвращаться, голубчики? Там сейчас весь свет! Весь свет. – Евдокия Романовна смачно жевала квашеную капустку, вопросительно глядя на Меланью.

Меланья уже открыла рот, чтобы ответить, но вовремя поймала предупреждающий взгляд супруга. Она быстро опустила глаза и уткнулась в тарелку, продолжив уныло ковырять рыбу. Сегодня ночью попытки зачать наследника окончились относительно быстро. «Дражайший супруг» отвесил ей пару пощечин, назвал «ни на что не годной приживалкой» и отослал в спальню. Неужто ее молитва услышана?

– У нас траур, тетушка. Какая столица?! Побойтесь Бога.

Меланья осмелилась оторваться от созерцания еды. Евдокия Романовна неодобрительно жевала губы. Ее морщинистое, покрытое толстым слоем белил лицо, забавно колыхалось. Меланья вдруг развеселилась. Чтобы не выдать себя, она снова уставилась в тарелку. Но Евдокия Романовна удивила:

– Надо-надо, племянничек. В столице сейчас столько гуляний затевается матушкой-императрицей, храни Господь ее душу. Ты одного наследника потерял. А о втором что-то и не слыхать ничего. Я тебе скажу отчего! Меланья Алексевна совсем в твоей деревне зачахла.

Меланья судорожно сжала в пальцах вилку. Ей очень хотелось в Санкт-Петербург. Там она получила бы больше свободы. Она устала терпеть издевательства этого изверга. Вон как буравит ее крошечными глазками. Молча предупреждает, чтобы не сболтнула лишнего. Для Меланьи была привычна роль немой марионетки. Чего он так боится? Что она признается Евдокии Романовне в том, что он с ней творит?

– Так что ты выжди недельку-другую траура да начинай в столицу собираться.

В низком мужском голосе звучала ленивая хрипотца:

– Зачем ждать? Можно прямо сейчас ехать.

Меланья вздрогнула. Вилка с тихим звоном ударилась о стол. Она узнала этот голос. Слышав раз в жизни, узнала. В гробовой тишине обернулась, мельком отметив вытянувшиеся лица мужа и Евдокии Романовны. Они смотрели так, словно увидали призрака. Смотрели на незнакомца, встреченного Меланьей в церкви. Прошло три дня, но он изменился. Щеки впали еще больше. Смуглую кожу, словно русла рек, расчертили нити морщин – вокруг рта и в уголках глаз. Подбородок покрывала темно-рыжая щетина. Зеленые глаза таинственно мерцали, напоминая своим цветом поверженного Георгием аспида.

– Тут… вот… барин… – Семен, крепостной, мялся позади незнакомца, комкая шапку и беспомощно разводя руками.

Скрипнули по полу ножки стула. Краем глаза, Меланья видела, как муж поднялся из-за стола.

– Прочь, Семен!

– Да, барин… Слушаюсь, барин… Храни, Господи… – Он отступал назад, истово крестясь.

Гневный голос мужа, казалось, сотряс стены:

– Жив?!

Незнакомец усмехнулся. Губы изогнулись в злую улыбку. Глаза сверкнули дьявольским огнем.

– Я слышал, похороны были не слишком пышными. Неужели поместье пришло в упадок, и не хватило денег даже на достойный гроб?

Меланья не совсем понимала, что происходит. Сердце трепыхалось в груди. А в горле застрял ком страха. Неужто он разыскал их, чтобы рассказать о ее постыдной молитве в церкви?! Нет, не может быть. Глупости. Зачем ему это? И о каких похоронах он говорит? Перед глазами мелькнул грубо-сколоченный гроб и несколько крепостных. Князь прервал череду воспоминаний:

– Его все равно будут точить черви. Так какая разница, в чем тебя хоронили? Тем более хорошо, что избежали лишних трат.

– Ах, Боже мой! – Евдокия Романовна обмахивалась рукой и ненатурально закатывала глаза.

Чтобы не сидеть без дела, Меланья подскочила со своего места и бросилась к графине.

– Вот, выпейте. – Она поднесла к ее губам стакан с водой.

В то, что графине внезапно стало дурно, Меланья не верила. Старушенцию могла поколебать разве что только кара небесная. Оттолкнув от себя руку Меланьи, графиня поднялась, не забыв театрально покачнуться.

– Живой, дружочек! Живой! Радость-то какая! Господь услыхал наши молитвы. Живой Константин Михайлович. Дай же обниму тебя, свет мой!

Меланья сглотнула и схватилась за спинку стула. Константин Михайлович… Не может быть… Сын князя. Ни в поместье, ни в столичном доме не было ни одного его портрета. Но его имя она знала. Как и то, что он погиб в турецком плену после нескольких недель пыток. Вице адмирал флота. Гордость Российской Империи. Герой. Меланья покачнулась, но силой воли удержалась на ногах. Мозг лихорадочно соображал. Выходит, он жив?! И муж, и Евдокия Романовна признали его… Меланья едва ли не до крови закусила губу. То, что он каким-то чудом воскрес из мертвых, – лучшая новость на свете. Возможно теперь князь перестанет мучить ее и оставит свои тщетные попытки продолжить род. Ведь вот он же – наследник! Но плохо, очень плохо, что он стал свидетелем ее постыдного поведения в церкви. Если он окажется хоть наполовину похожим на отца, то наверняка все ему расскажет. Меланья гордо вскинула голову, задрав подбородок. Ему ее не запугать! Пусть даже не пытается. Воскресший из мертвых князь высвободился из объятий Евдокии Романовны и с презрением осмотрел сначала отца, а зачем Меланью. Ее окатило пылающей лавой из самой Преисподней. Князь снова ухмыльнулся: