Когда свет в ее окнах зажигается, внутри что-то болезненно дергается. Опираясь на машину, неотрывно слежу за тем, выглянет Вика или нет. Она выглядывает. Не спеша отдергивает занавеску и смотрит вниз. Я не вижу, что отражается на ее лице и в глазах. Злость? Или разочарование, что это не Арсений? Занавеска падает, отрезая нас друг от друга. И мне почему-то кажется, что она сродни лезвию гильотины. Чувствую себя как падающий на деревянный помост обезглавленный труп.

Одно понимаю точно: холод ни хуя не помогает. От него только хуже. Несколько минут назад еще надеялся, что все органы превратятся в лед, и я лишусь способности чувствовать. Хотя бы на какое-то время. Но все зря. От того, как быстро она отошла от окна и спряталась за занавеской, становится только хуже. Все внутри горит. И это не просто жар. Это сжигающая лихорадка. Какая-то смертельная болезнь, названия которой я не знаю и лечение от которой еще не найдено.

Сажусь обратно в машину. Понимаю, что ни черта сегодня не усну. Ехать сейчас домой и слоняться по пустым комнатам? Или отправиться в офис? В интернат, где Вика провела едва ли не половину жизни. Нет. Я сейчас просто не смогу. Разгромлю все к хрену, сходя с ума от невозможности получить ее. Рука сама собой тянется к телефону. Снова открываю Федино письмо, ищу адрес Викиного дома. Это не так далеко. Два часа быстрой езды. Выезжаю на дорогу и врубаю на всю громкость музыку. Может хоть дикие визгливые звуки помогут отвлечься? Выбьют из головы Вику, заполнив безголосым шумом все углы мозга. Зря я понадеялся. Она настолько прочно засела в голове, что под конец поездки, я уже с трудом соображал. В памяти всплывали уроки, которые она проводила. Брошенные мне фразы, которые я считал едва ли не подарком. Как она отчитывала нас за поведение и неуспеваемость. Как быстро одергивала юбку, когда вставала из-за стола. И я помнил все свои эмоции, помнил, что испытывал, так четко и явно, как будто это происходило вчера или всего пару минут назад.

Я гнал по скользкой дороге, рискуя в каждую секунду превратиться в окровавленное месиво, и понимал, что лишь пытаюсь убежать от нее. Она отравляла меня. Давно просочилась сквозь кожу, смешалась с кровью. Была тем самым плющом, который обвивал надгробия из прочитанного однажды ею стихотворения. Я знал все эти хреновы строчки наизусть! Учил только потому, что они нравились ей, а потом несмываемыми чернилами оставлял на себе. Так Вика всегда была со мной. Все эти десять лет. В моем разуме и на моем теле.

Когда я въехал в унылый поселок, вздохнул с облегчением. Заставил себя переключиться, внимательно осматривая окрестности. Убогие домишки, поломанные заборы, уродливые деревья, огромные сугробы и даже колодец. Найти Викин дом оказалось непросто. Он находился на окраине мрачного леса, засыпанного снегом. Я бросил машину на жалком подобии дороги, и, утопая в снегу пробрался к дому. Наверное, когда-то он задумывался, как надежная крепость. Сейчас же выглядел заброшенным и неприветливым. Обычно, когда оказывался в каком-то здании, я «чувствовал» его. Видел основу, эмоции, с которыми он создавался. Глядя на темные глазницы окон и хлипкую дверь, в мозгу появлялись два слова: смерть и безнадега. Дом был мертв. Осыпающийся кирпич казался прахом, истлевающей плотью. Фундамент был прочным и основательным – скелет все еще сохранился. Я отодвинул дверь и вошел внутрь. Пол скрипел и кое-где прогнил. В разбитое окно намело снега, который припорошил прелые листья и хвойные иголки. Пахло пылью и чем-то горьким, напоминающим дым. Не знаю, как долго бродил по дому. Тут время совершенно остановилось, позволив мне хоть немного проникнуть в Викино прошлое. Я нашел ее комнату. В ящике комода все еще лежали заколки для волос, косметика и незамысловатые украшения. Подсвечивая телефоном, я вертел в руках цепочку с подвеской в форме кинжала. Не мог представить Вику, носящую настолько мужское украшение. Но вдруг понял, что меня безумно возбуждает мысль о том, как я трахаю ее, и маленький кинжал раскачивается на шее в такт нашим бешеным движениям. Спрятав цепочку в карман, принялся изучать комнату дальше. Больше всего здесь было книг. Сказки, легенды, энциклопедии. Пухлая тетрадка с Викиными рисунками и заметками, строчками из стихов. Стопка фотографий. Вика с подружками на фоне поместья. У фрески, возле которой я ее нашел. Она на что-то указывала пальцем в углу стены и лукаво улыбалась. Я присмотрелся, пытаясь разобрать, что именно, но видно не было. Как только вернусь в офис, сразу же пойду к фреске и выясню.

Вцепившись в тетрадь и фотографии, улегся на ее простую кровать и уставился в потолок. На него были приклеены светящиеся в темноте звезды. Наверняка они составляли какое-то созвездие, но я не знал, какое. С одной стороны было нарисовано солнце, с другой – месяц. С лицами, как на миниатюрах в старинных книгах. Тяжело дыша, я всматривался в украшенный потолок. Вика, моя Виктория Сергеевна, была загадкой. Бесконечной, нерешаемой загадкой. Внутри нее был мир, в который я хотел погрузиться. Утонуть в ее тайнах и секретах. Я знал, чувствовал, находясь здесь, что ее буйная фантазия не ограничивается украшением комнаты. Помню, как она читала нам стихи, превращая свой голос в орудие пытки. От ее интонаций меня всегда бросало в дрожь. Тембр ее голоса неуловимо менялся, окутывая сетью. В такие моменты на меня накатывало настолько дикое возбуждение, что темнело в глазах. Если бы нас хоть на минуту оставили вдвоем в уединении кабинета, я бы опустил руку и начал дрочить прямо у нее на глазах. Меня снова накрыло. Настолько сильно, что перед глазами стало мутно, и все расплылось. Рубашка намокла от выступившей испарины и прилипла к коже. Я прикрыл глаза, представляя, что Вика рядом, скользит ладонями по моему телу, что ей хочется прикасаться ко мне. Член едва не взрывался от возбуждения. Кажется, от «молнии» на нем уже отпечатался шрам. Надоело сдерживаться. Если я не кончу, то свихнусь окончательно. Воображение и память уже работали вовсю. На виске дергалась вена. Я вспомнил одно из занятий кружка и расстегнул брюки. Вика рассказывала о книгах, о кропотливом труде монахов, переписывающих от руки каждую страницу. Она выключила свет, поставила на наши парты по свече и зажгла их. Потом раздала нам по настоящему перу и крошечную баночку чернил и предложила попробовать написать любую фразу.

Сдвинув трусы вниз обхватил член и сжал. Несколько раз двинул рукой вверх и вниз. Давление в основании стало еще сильнее. Но я уже знал, что просто кончить не удастся. По мне точно психушка плачет. Снова вспомнил тот злополучный урок. Она всегда придумывала что-то необычное. Пыталась нас заинтересовать, увлечь. И увлекла, блядь! Настолько, что я теперь кончаю, только представив ее. На других девок вообще не встает, и даже с рукой все сложнее без Вики. Интересно, любимая Виктория Сергеевна обрадовалась бы, узнай, насколько сильно «заинтересовала» своего ученика. Пот уже градом стекает, пропитывая рубашку и старое пыльное покрывало. Если я не кончу, то просто сдвинусь. Закрываю глаза. От головки до яиц и обратно, сдвигая кожу. Позволяю тысячам больных фантазий выбраться наружу. Отпущенные, больше не сдерживаемые, они набрасываются на мой мозг. Рвут и терзают, как голодные звери.

Вика сидящая на парте, раздвигающая ноги. И я, не выучивший правила, оставленный после уроков переписать запоротую контрольную. Но вместо контрольной она преподает мне другой урок. Упирается шпилькой в плечо, заставляя опуститься между ее ног на колени, и вылизать киску. Я стараюсь, но слишком балдею от ее вкуса. Кончаю прямо в штаны, и Вика, недовольная моими попытками, выгоняет меня из класса. Столько раз представлял все это, сидя на уроках, что могу воспроизвести каждую деталь ее одежды.

Сжимаю яйца, оттягиваю и представляю, как Вика ласкает их языком. Облизывает, обхватывая губами. Мои фантазии совершенны. От и до. Ее прическа, выражение лица, малейшая складка на юбке. За десять лет я успел продумать все до мелочей, как чокнутый маньяк. Вытаскивал из памяти подробности и сочинял свое продолжение.

Тяжело дыша, сжал ствол сильнее, ускоряя темп.

Вика сидит за столом. Блузка расстегнута. На ней нет лифчика, а полы распахнуты. И я вижу ее грудь. Набухшие от холода и возбуждения соски. Она проверяет тетради, изредка глядя на меня серьезными глазами. А мне нужно как-то сосредоточиться и написать херову контрольную. Она куда-то торопится, а я ее задерживаю. В какой-то момент ей надоедает ждать и она опускает руку вниз, раздвигает ноги и начинает себя гладить.

От всего, что представляю, становится только хуже. Вика нужна мне здесь и сейчас. В полной моей власти. Готовая воплотить каждую из тысяч картин у меня в голове в реальность. Давление разрывало член изнутри, но я даже близко не был к финалу. Мышцы живота сокращались с такой силой, что я весь дрожал. Хлипкая металлическая кровать ударялась об стену. Твою мать! Если бы Вика сейчас была здесь… Я убрал руку, жадно хватая ртом спертый воздух. Она бы лежала подо мной, задрав ноги к плечам, чтобы я мог проникнуть на всю длину. До боли глубоко. Мы бы разнесли к чертям эту кровать. Член пульсировал от адской боли, и я снова сжал его, медленно размазывая вытекающее семя. Такое впечатление, что ко мне приложили раскаленный металл. Какие еще пытки придется вытерпеть, прежде чем я получу ее? Как наказывают тех, кто дрочит на свою училку? Ломают пальца? Засовывают в железный шкаф, утыканный гвоздями? Сейчас мне казалось, что каждый из них впивается в тело. Это одновременно и худшее, и лучшее, что я когда-либо испытывал. Воскрешаю в памяти тот день, когда взорвал Викин кабинет. В голове все настолько отчетливо, как будто действительно нахожусь там снова и вижу. Зову Викторию Сергеевну, чтобы отвлечь. На ходу придумываю идиотский вопрос. К реальному воспоминанию мой мозг пришивает то, что происходит в воображении. Как будто вырываю лишнее и ставлю заплатку из собственной фантазии. Она подходит ко мне. Юбка настолько короткая, что едва прикрывает ягодицы. Наклоняется, чтобы просмотреть задание, и обтягивающая ткань задирается еще выше. Я откидываюсь на спинку стула и беззастенчиво ее разглядываю. Ее малые губы блестят от смазки. Она сочится, скапливаясь на набухших складках. И ее очень много. Хватит, чтобы я утолил свою жажду, а затем оттрахал ее до обморочного состояния. Касаюсь пальцем, собирая смазку, сжимаю складки. Викин стон разлетается по пустому кабинету. Она отстраняется, а потом легко двигает бедрами. Вставляю палец в нее и принимаюсь двигать рукой. Вика отставляет попку и тихо стонет. Ввожу еще один палец и двигаю жестче. Она начинает насаживаться на мою руку, расставив ноги и задрав юбку. Нежные внутренние губы трутся о мою кожу, смазка капает на ладонь. Но Вика вдруг снимается с пальцев, холодно бросает, что «нужно стараться лучше» и уходит. Мне остается лишь наблюдать, как влага стекает по ее бедрам. Даже в воображении она кидает меня. Не могу представить наш секс. Для меня это что-то космическое. В голове звучит ее голос. Упираюсь пяткам в матрас.