Чертов Павел! Он нарисовал на себе все ее любимые стихи. Все, что она читала им на уроках. Он помнил каждое. Он думал о ней. От осознания этого, через нее снова прошел электрический заряд. Он запустил ее сердце заново. В новом, диком ритме. Мышцы лона жадно сокращались, требуя в себя Павла. Его член. Сжать его внутри, вытягивая каждую капельку горячей спермы. Вика так резко поднялась, что закружилась голова. Она впилась ногтями в его бок. Павел вздрогнул и оттянул ее голову назад. В его глазах плескалось сумасшествие. Вика вдруг поняла, что она осталась наедине с чокнутым. Он был совершенно безумен. Совершенно. Совершенен. Такой, о каком она всегда мечтала. Глядя ей в глаза, он медленно наклонился и коснулся языком ямки между ключицами. Вику затрясло. Одна рука Павла обвилась вокруг ее талии, прижимая ее к его обжигающе горячему телу. Сквозь тонкую блузку она чувствовала колючие волоски. В живот вдавливался его твердый член. Павел повел языком по ее шее, вверх, по горлу, до подбородка и коснулся жадно раскрытых губ. Вика уже ни о чем не могла думать. Только о Павле. О его жаре. О его сумасшествии. О каждой татуировке на его теле. Он лизнул ее нижнюю губу, скользнул по верхней. Вика ловила его влажное дыхание. Внезапно он стал ее кислородом. Она позволила себе осмелеть, отпустила свои странные желания на волю. Высунула язык и коснулась Пашиного языка. Он хрипло выдохнул ей в рот, сжав руки еще сильнее. Его глаза были широко открыты, и Вика не могла закрыть свои, подчиненная его воле. Они не касались губ друг друга – лишь жадно сплетали свои языки, пробуя, узнавая на вкус. Вика хотела его поглотить. Целиком и полностью. Чтобы он принадлежал ей. Был ее тайной. Сокровищем. Кладом, который ей посчастливилось найти. Она хотела единолично им владеть. Чтобы он был только ее и ничей больше. Она обвила его талию руками, бездумно впилась в спину ногтями. Она хотела царапать его кожу, оставляя алые борозды на спине, груди и плечах. Чтобы никакие Иры, Оксаны или Насти, которые после окажутся возле него, не могли к нему прикоснуться. Чтобы они знали, что он принадлежит другой женщине. Что его отымела другая женщина! И чтобы каждое их прикосновение, если бы он захотел другую, причиняло ему боль. Господи, о чем она думает?! Совсем свихнулась. Чокнутая развратная училка, помешавшаяся на собственном ученике. Но ей хотелось именно этого. Только этого. Только его.

Павел обхватил губами ее язык и втянул в свой рот, легко прикусил зубами и лизнул. У Вики подогнулись колени. Она впилась ногтями в мускулистую спину Павла, чтобы не упасть. И чтобы оставить свои знаки. Павел тихо рыкнул и сжал ее попку, вдавливая в себя. Вика потерлась животом о его бедра и член. Ей хотелось доставить ему удовольствие. Сделать что-то такое, чтобы он думал только о ней. Запомнил ее. Вика вдыхала его запах. Самый лучший запах на свете. Павел творил с ее языком невероятные вещи.

Вика с трудом отстранилась, пытаясь вздохнуть. Щеки горели от его колючей щетины. Павел смотрел на нее безумным взглядом. Вика сделала шаг назад. Он плавно последовал за ней. В каждом движении – грация и плавность хищного животного. Пантеры или гепарда. Вика почти ждала, когда он совершит свой прыжок. Долго ждать не пришлось. Павел бросился к ней, приблизившись так резко и внезапно, что она этого даже не заметила. Ладони Павла скользнули по ее бедрам, задирая вверх узкую юбку. Ткань оглушающе затрещала. Вика превратилась в безвольную марионетку в его руках. Она накрыла ладонью черный крест на его груди.

– Зачем ты их сделал?

Павел выглядел обезумевшим. В его глазах не было и тени сознания. Одержимая голодом пантера, почувствовавшая аромат крови. Он задрал ее юбку до талии, а на Вику вдруг напала робость. Она уже давно не молодая привлекательная девушка, которая может понравиться такому парню… Нет, мужчине. И она замужем. Точно! Хорошая отговорка, чтобы не наделать глупостей. Глупостей, которые ей очень хотелось натворить.

Вика оттолкнула Павла и попыталась одернуть юбку.

– Я замужем. Это все… Все неправильно.

Она неловко поправляла юбку. Шумное дыхание Павла вдруг стихло. Вика подняла голову, чтобы посмотреть на него. Зря она это сделала. Он выглядел так, словно собирался совершить убийство. С особой жестокостью.

– Что? – Голос действительно как звериное рычание.

Внизу живота скопилось болезненное давление. Дрожащей рукой Вика попыталась поправить волосы и снова повторила.

– Я замужем. Ты не должен…

Павел тяжело дышал. Его ноздри раздулись, и ранка на переносице снова начала кровоточить. Его хриплый рычащий голос послал по телу миллионы новых разрядов:

– Он ничего не узнает.

Вика коснулась пальцем выступившей крови на его носу. Павел дернулся и с опаской на нее посмотрел. Как будто был затравленным зверем, ожидающим очередного подвоха. Уголки его рта криво изогнулись:

– Что опять не так, Виктория Сергеевна?

Он выплевывал каждое слово, словно яд. Как будто вбивал гвозди одним ударом. И это нарочитое обращение по имени и отчеству разозлило Вику еще больше. Как будто он подчеркивал разницу между ними. Возраст. Статус. Вика поняла, что вместе с возбуждением в ней кипит ярость. Злость. Еще большая, чем от измены Ромы. Ей хотелось причинить Павлу боль. За то, что вторгся в ее жизнь, перевернул все с ног на голову и заставляет ее хотеть его. За то, что он практически совершенен. За то, что он – мечта любой женщины. А такой, как она, даже мечтать о нем не стоит. Только бередит себе душу. Вика выпрямила спину и гордо вскинула голову, пытаясь смотреть ему в глаза. Но глаза Павла сжигали ее заживо, пожирали.

– Все не так, Туманский. – Она специально обратилась к нему по фамилии, как в школе, стараясь напомнить о пропасти между ними. Напомнить ему. И себе. – Тебе захотелось новых развлечений? Я думала, ты повзрослел. А ты так и остался мальчишкой.

Павел дернулся, как будто она его ударила. Вика испугалась нового выражения его лица. Он словно надел маску, за которой невозможно было разглядеть ни одну эмоцию. А в нее как будто дьявол вселился. Вика продолжала издеваться над ним и над собой, чувствуя, что только ближе подходит к краю могилы.

– Мне что, снова вызвать твоего отца? Скажи, он до сих пор считает тебя идеальным сыночком? Он хотя бы прочитал тебе нотацию о поведении, или считал, что «злобная садистка» все придумала?

Зачем?! Зачем она это говорит? Чтобы напомнить им обоим, кто они такие. И потому что та, другая Вика, сумасшедшая и немного дикая, хочет увидеть прыжок пантеры. Та чокнутая девчонка раздразнила животное и теперь жаждет знать, на что оно способно.

Павел сжал и разжал кулаки. Мышцы его красивых сильных рук сократились, заставив Вику сглотнуть. Показалось, что листочки плюща дрожат. Вика сделала еще один шаг по краю могилы:

– А это, наверное, шпаргалки? Ты никогда не был способен запомнить даже четверостишие.

Павел откинул голову назад, обнажая ходящий вверх-вниз кадык.

– Да. Я ни хрена не слышал из ваших объяснений, Виктория Сергеевна. Потому что сидел со стояком, рвущим джинсы, и представлял, как трахаю вас после уроков. Выебываю все ваши отверстия прямо на контрольных работах. Именно поэтому я ни хуя не запоминал… Виктория Сергеевна.

Вику затрясло. От его невменяемого взгляда, грубых слов и от бешеного желания, затопившего все нутро. Ей хотелось закрыть уши руками и одновременно слушать его целую вечность. К лону устремилась горячая влага. Внутренние мышцы свело судорогой. Что он с ней делал?! А Павел продолжал утягивать ее за собой на самое дно жуткой могилы.

– А хотите знать, что именно я не запомнил, Виктория Сергеевна? – Павел указал пальцем на локоть, который обвивал плющ. – Первое занятие вашего охрененно познавательного кружка. Вы были в синей юбке и голубой блузке. Рассказывали, как прекрасна поэзия, а я мечтал нагнуть вас над партой и трахнуть, когда все уйдут. И чтобы вы обязательно читали в этот момент стихи. А каждый раз, когда сбивались, я бы ставил вас на колени, вставлял вам в рот член и заставлял сосать у меня.

Вика покачнулась. Кожа покрылась испариной. От каждого его слова поднималась температура. Внутри все горело. Перед глазами становилось темно, а во рту – сухо.

– А это – вторая четверть. – Павел шагнул ближе и указал пальцем на крест. – Один из моих любимых и самых ненавистных уроков. Вы тогда из-за чего-то нервничали. Потом я узнал, что на следующий день должна была быть ваша свадьба. У вас все падало из рук. Вы наклонялись. Мел укатился прямо к моим ногам. И пока вы записывали на доске эти самые строчки, я представлял, что трахаю вас у доски. Задираю вашу узкую юбку и всаживаю вам по самые яйца. А вы раздвигаете ноги и просите меня не останавливаться, пока не прозвенит звонок.

Вике казалось, что она сейчас просто упадет. Ноги уже не держали. Она вся превратилась в комок нервов-оголенных проводов. И все, чего ей хотелось, чтобы он исполнил каждую из своих фантазий. Вика разлепила пересохшие губы:

– Ты меня ненавидел…

– Да. – Павел приблизился и толкнул Вику к стене.

Одним резким движением он разорвал ее блузку. Пуговицы разлетелись во все стороны. Ей хотелось прикрыться руками, но Вика не могла даже пальцем пошевелить. Павел безумным взглядом смотрел на ее грудь, скрытую тонким кружевом. Колени дрожали. А соски предательски набухали, едва ли не прорезая паутинку ажурной ткани.

– Я и сейчас вас ненавижу. – Он ухватился за подол ее юбки и грубо задрал на талию. – Потому что не могу выбросить из головы. Никогда не мог.

Павел содрал с Вики колготки, разрывая тонкий капрон в клочья. А она могла только цепляться за его сильные руки и гладить черные стебли плюща, обводить контур зеленых листочков. Павел прижал ее к себе, шумно дыша в шею. Его язык скользил по покрытой испариной коже. Вика почувствовала, как Павел грубо сдвинул в сторону ее трусики и коснулся влажных набухших складочек. От прикосновения горячих пальцев к чувствительной плоти, Вику словно ударило разрядом молнии. Она громко застонала и прижалась губами к плечу Павла, потом – к узорчатому кресту. Волоски на его груди и животе кололи ее нежную кожу и возбуждали еще больше. Павел раздвинул сочащиеся смазкой малые губы и вошел в нее пальцем. Вика впилась зубами в его плечо. Павел захрипел и тихо рыкнул, убрав палец. Вика не выдержала. Ей хотелось ощущать его внутри. Хотя бы так. Живот сводило судорогами. Внутренние мышцы жадно сжимались. Она чувствовала, как он гладит ее, но не входит. Сходя с ума, она еще сильнее прикусила его плечо и потерлась нежными складочками о его пальцы. Павел царапал зубами ее шею, зализывал и втягивал в рот кожу. Он снова вошел в нее. Но так медленно. Вика не выдержала и сама насадилась на его пальцы. Сколько их было? Два? Три? Плевать! Лишь бы заполняли пустоту внутри. Павел безжалостно двигал рукой, потирая узкие стеночки изнутри, растягивая. Вика не могла выдержать его нарочито медленных движений. Потеряв стыд, она пыталась быстрее двигаться, вбирая в себя его пальцы. Дыхание Павла коснулось растрепавшихся волос: