В ванной комнате были отчетливо слышны голоса. Соседи ссорились. Стало интересно. Я принимала душ и удовлетворенно слушала:

– Убирайся, алкаш несчастный, морду твою видеть не могу. Опять синий пришел, – кричала соседка.

– Да не пил я, – с досадой отвечал ее муж, – разве это питье – литруха на троих. Говорил я Палычу, литрухи мало...

Прочные узы Гименея много лет удерживали их друг возле друга. Нельзя ручаться, что и моя семейная жизнь, о которой я так мечтала, сложилась бы удачнее. Мой первый же завтрак мог разрушить любые отношения и нанести, вдобавок, серьезный материальный ущерб кухне.

К концу недели я стала беспокойной. Требовалось выйти на улицу, посетить магазин, то есть были необходимы усилия, к которым я оказалась не готова. Порой поход на кухню вызывал затруднения, ввергая в глубочайшие раздумья – сходить или еще немного полежать, а тут магазин! Я отложила покупки на завтра и сразу успокоилась. Из продуктов остались чай, немного сахара и макароны. Я заварила чай, полистала журнал, набрала петли на спицы. Перед сном решила связать шарф. Говорят, вязание успокаивает. Скоро бросила, потеряв спицу в складках одеяла.

Солнечным утром я раздвинула шторы и ужаснулась: свет, хлынувший в окна, застал квартиру в крайнем запустении, в золотых снопах болотной мошкарой кружила пыль, столы заставлены грязной посудой, в мутных стаканах плавали окурки. На кухне раковина отливала жирным блеском, на полу раскрошен хлеб. Ни дать ни взять – притон наркомана с многолетним стажем. Со страхом я не обнаружила следов проживания молодой социально-адаптированной женщины. Сначала я лишь прошлась мокрой тряпкой под столом и по подоконнику, увлекаясь, повесила одежду в шкаф, вымыла посуду и отправилась в магазин. На улице даже зажмурилась от яркого света. Дул резкий, пронзительный ветер. Облака стремительно мчались по небу, то вспыхивало солнце, то сеял мелкий дождь. Прогулка немного взбодрила меня. По пути из магазина я уже робко строила мелкие хозяйственные планы – починить стеклоподъемник, поменять набойки на босоножках, загрузить белье в стирку.

Я стряхивала зонт в подъезде, когда взгляд упал на свежее объявление. Клей еще не успел просохнуть и капельками росы проступал по краям листка:

«Объявляется набор курсантов в клуб дельтапланеризма». Я надорвала язычок с телефоном. Просто так, по привычке срывать интересные объявления или машинально на бегу брать рекламные листки из протянутых рук у метро. Но, поднимаясь по лестнице, уже невольно представляла, как я улетаю от опостылевшей жизни, и ветер путает мои волосы.

Позвонила по указанному телефону. Представилась. Сбивчиво объяснила цель звонка. Ответил мужчина. Слышимость была скверная, так что я едва разобрала его слова. Набираем курсантов, обучаем детей с 10 до 17 лет. Вашему ребенку сколько? Ах, сами хотите? Когда-нибудь летали?

– Да, – безмятежно отозвалась я. – В детстве на «Ту-154» в Симферополь.

Абонент крякнул.

– Ммм, ну ладно, мы это, мы разберемся. Вы приезжайте в воскресенье прямо на аэродром. Поговорите с инструктором, познакомитесь с аппаратом и на месте решите – нужно вам это или нет. Меня зовут Павел Александрович.

Он продиктовал адрес и объяснил, как добраться.

В воскресенье погода наладилась. Днем я мчалась по Мурманскому шоссе и боялась вопросов, которые будут мне задавать, и слов, в которых искусно прячется истина, и особенно навязчивой просьбы «рассказать немного о себе».

А вопросов особых не было. В поселке за магазином я свернула на разбитую грунтовую дорогу, миновав редкий лес, выехала к полю. За перелеском безошибочно угадывался аэродром – в небе, поблескивая белоснежными боками, кружили крохотные самолеты. Я припарковалась у огромного бетонного ангара напротив деревянного домика с надписью «летный клуб». Насчитала еще пять машин на стоянке. На краю поля, у гаражей толпились люди вокруг незнакомых металлических конструкций. «Дельтапланы», – догадалась я, с интересом рассматривая аппараты. Они были похожи на коляски от мотоцикла на трех больших колесах. К высокой мачте крепилось подвижное, как огромный воздушный змей, крыло. Из дома вышел старичок. Я решила – сторож. Оказалось – директор клуба – Павел Александрович, седой, легкий, скрипучий, будто вырезанный из сухой осины. Такой хороший царь из сказки, и немного самодур, как водится за царями. Он не сразу вспомнил о моем звонке, пожевал губами:

– Что ж, раз приехали, это хорошо. Идемте, аппарат покажу. С ребятами познакомлю.

Мы подошли к ближайшему. Он вкратце ознакомил меня с устройством летательного аппарата, попутно представляя подходившим летчикам: «Вот. Девушка. Марина. Учиться хочет. Опытная. В детстве летала на „Ту-154"». Инструкторы и курсанты с обветренными загорелыми лицами усмехались в ответ. Они с интересом рассматривали меня. Я в шелковом финском сарафане, в босоножках на каблуках и пляжной сумочкой наперевес, невозмутимо и с достоинством поправляла бусы на шее, вежливо кивала новым знакомым. Менее всего я походила на курсанта летного клуба. И все же я оробела от такого внимания к себе, с опаской поглядывая на дельтаплан: вот эта каракатица поднимет меня в небо? Ни пола, ни крыши, взяться толком не за что: я же выпаду, не взлетев.

– Вы присматривайтесь пока, подберем вам свободного инструктора и полетаете сегодня для пробы. Может быть, вам и не понравится, – проскрипел Павел Александрович.

Уезжая из дома, я прихватила полотенце на тот случай, если получится искупнуться по дороге. Я расстелила его на траве, неподалеку от домика и села загорать.

Неожиданно краем глаза я уловила фигуру, решительно направлявшуюся ко мне. Коротко стриженная, беленькая, как облетевший одуванчик, девушка, которую я сначала приняла за юношу, широко шагала, разгребая воздух руками. Так, должно быть, несли в штаб депеши о неожиданном наступлении неприятеля. У нее определенно было ко мне какое-то дело.

Она подошла и плюхнулась рядом на свободный край полотенца.

– Не помешаю? Я – Саша, – буркнула она, возясь с плеером на груди.

– Нет, нет, конечно, не помешаете. Меня зовут Марина.

– К нам приехали покататься? – поинтересовалась она.

Я тяжело вздохнула.

– Вроде того.

– Ага. Слышала на эскапе, – рассеянно отозвалась она.

Саша закрыла глаза, опрокинулась на спину и надела наушники, видимо, обозначая конец беседы. А мне хотелось расспросить у нее, чем она здесь занимается? И что за оранжевый сачок развивается на палке у края поля? Правильно ли я поняла, что та заасфальтированная дорога и есть взлетно-посадочная полоса? И зачем свирепый на вид мужчина с завидной периодичностью выбегает из гаража, как ошпаренный из бани, прилагая невероятные физические усилия, поднимает вверх балку с закрепленным на конце флажком?

Самолеты с шумом приближались, поочередно пробегали по полосе и взмывали в небо. На площадке перед домиком летчики в комбинезонах и камуфлированной форме собирали крыло небольшого самолета, перебрасываясь фразами, смысл которых оставался для меня непостижим. У железных бочек спал рыжий пес.

Мама дорогая, куда я попала? Я рассмеялась. Девушка порывисто поднялась на локте и посмотрела на меня. У нее были большие, удивительной, небесной голубизны глаза. Возможно, мой смех показался ей неуместным.

– Ну, это ветер? – с жаром спросила она, пристально смотря в глаза, словно от моего ответа зависит ее будущее. – Родионов полетел, а мне нельзя – сильный боковой ветер. А что, я в СМУ 1не летала?

Я не нашлась, что ей ответить. Она приняла молчание как знак одобрения.

– И я говорю, обычный боковик, – она передернула плечами, – а теперь штаны просиживай.

Саша закурила, приблатненно удерживая сигарету в кулаке, и сокрушенно добавила:

– А все потому что баба. Место бабы где? У плиты. А небо и ветер – это для мужиков.

СМУ – сложные метеоусловия.

Она провела рукой ото лба к затылку, приглаживая непослушный ежик волос. Меня внезапно пронзило: ее жест, ее острые, обгорелые плечи, это неохватное небо над полем, этот запах скошенной травы, шум приближающихся моторов – все это было таким знакомым и когда-то утраченным. По спине пробежали мурашки. Я закрыла глаза и обхватила колени руками. По-прежнему жгло солнце, в небе кружили самолеты, безмолвствовала Саша. Я втайне радовалась – здесь про меня ничего не знают, не спрашивают: будто и забыли. Вдруг Саша дернула меня за плечо:

– Смотри, вон твой пилот-инструктор идет.

Я вздрогнула и повернулась резко всем корпусом, словно окликнули. От ангара шел большой человек в синем комбинезоне со светоотражателями, в белом подшлемнике, похожем на детский чепчик. Шлем держал в руке. И улыбался. Как Гагарин. С ним еще двое. Они смеялись над чем-то. Я ничего не слышала и толком не разглядела. Я видела только его, поднялась и шагнула ему навстречу.

– Привет. Ты летать умеешь?

Я отрицательно мотнула головой – от волнения и жары пересохло в горле.

– И яне умею, – рассмеялся он, – как же мы полетим?

– Не знаю, – выдавила я.

– И я не знаю, – развел руками инструктор.

– Опять твои шутки. Хватит дурку ломать, – вступилась Саша, – не пугай девушку.

– Санек, не шуми. Так, – он обратился ко мне, придирчиво осматривая с головы до ног, – если не боишься и к вылету готова, – бирюльки все снимаем с шеи и с рук, вынимаем все из карманов и идем отмечаться в домик. Летим на «Яке», Серафиму я предупредил. Паспорт есть?

– Нет, не взяла. Права подойдут?

– Вполне. Иди.

– А зачем нужен документ? – спросила я.

– Возьмешь с собой, чтобы в случае чего тело можно было опознать, – безмятежно отозвалась Саша. У меня не хватило духу заподозрить ее в злом умысле – лицо излучало прямо-таки ангельское простодушие и доброжелательность. Желания разыграть новичка я не разглядела.

– Заманчивая перспектива, – только пробормотала я.

Летчики делились с Сашей новостями, пока я укладывала полотенце в сумку, слышала, как кто-то сказал: «Странно, говорили, мужик... Куда Саныч пропал? Ищу его, ищу». Саша ответила, что не видела его, и вообще ей нет дела до Саныча, потому что полетов у нее сегодня не будет, и снова пожаловалась на ветер, упомянув Родионова. «Да я бы тоже сидел сегодня, если бы не покатушники», – ответил мой летчик.