Одна рука Яна перемещается на талию, осторожно ласково гладит, вызывая неизменные мурашки по коже. Бергер так нежен со мной. Вот только почему? Этот вопрос стоит у меня в голове и никак не уходит.

Вдруг мои размышления прерывает трель мобильного телефона в сумке. Вздрагиваю от неожиданности.

— Тише, это всего лишь телефон, — ласково шепчет.

Отстраняюсь от мужчины, шарю в сумочке. На дисплее высвечивается имя моей сестры. Сердце пропускает удар, а лёгкие от волнения сдавливает. Что ей нужно и зачем вообще звонит? Что хочет узнать? Маловероятно, что соскучилась. Слишком хорошо знаю свою сестру-близняшку.

— Я отойду, — говорю Яну, поднимая на него глаза.

Тот кивает, но смотрит настороженно.

Отхожу на приличное расстояние и снимаю трубку, начиная разговор с родственницей.

— Привет, Тата. Что-то случилось с родителями? Ты почему звонишь? — как говорится, лучшая защита это нападение, поэтому лучше начать первой.

— Он у тебя? — без приветствия начинает близняшка.

— О ком ты? — сердце замирает, я почти не дышу.

Поворачиваюсь лицом к мужу сестры, который сейчас стоит напротив комнаты, в которой лежит наш малыш. Его руки в карманах брюк, я не вижу его глаз, но почему-то уверена, что они светятся теплотой. Он улыбается не только губами, а глазами, в которых море любви, ласки и теплоты, которую он так хочет дать нашему сыну.

И эта его любовь — не напускное. Это действительно так. Он любит Сашу. Это видно по нему. Невооружённым взглядом.

— Я говорю о Яне. Моём муже, Тея. Не строй из себя дурочку, я знаю, что у вас была связь.

— Не говори глупости, Тата. Это твой муж, а не свободный мужчина.

— Вот именно — мой муж, Тея. Мой! — её слова ранят в сердце. Делаю глубокий вздох, чтобы собраться.

Она права — Ян Бергер её муж. Не мой. Но отчего же тогда сердце болит?

— У вас была связь, — продолжает сестрица. — Не тогда, когда я просила тебя заменить меня, потому что сама давно не девочка, а сейчас. Три года назад, когда ты была ещё замужем, — бьёт прямо в цель, зло выплёвывая слова. — Ты посмотрела на то, что принадлежит мне!

Отшатываюсь, словно мне дали пощёчину, а грудь сдавливает в тиски. Поднимаю взгляд на Яна. В глазах начинает щипать, но я сдерживаюсь. Мужчина вдруг хмурится — почувствовал мой взгляд. Уверена в этом. Поворачивается ко мне, смотря прямо в глаза, пытаясь распознать мои чувства, но в глазах вдруг вспыхивает злость. Не понимаю почему.

По щеке бежит слеза — понимаю это только тогда, когда на руке ощущаю влагу, ласковое касание негодяйки. Крепко в руке стискиваю телефон, прижимая его плотнее, не отрывая взгляда от любимого человека, который никогда не будет моим.

Глава 21

Тея

Очнулась только тогда, когда мои плечи крепкой хваткой стиснули. Поднимаю голову вверх, натыкаясь взглядом на Яна, который хмурится и внимательно на меня смотрит. Наверное, просчитывает, что у меня в голове, о чём думаю.

Если бы ты только знал, о чём я думаю, Ян… Может быть, не было бы всего этого.

Я не знаю, что ему сказать и как объяснить то, что Тата всё знает. По крайней мере, она знает, что у нас была близость, когда они уже были в браке. Я знаю, каково это, когда тебя предают, и я сама в этом во всём виновата, потому как не оттолкнула, не сделала абсолютно ничего, чтобы остановить Бергера.

Я как та самая разлучница, которая стала разломом в их семье. Разве я достойна после всего этого счастья в этой жизни, когда сама же и разрушила брак родной сестры, близняшки, с которой мы должны чувствовать друг друга подсознательно? И я чувствую…

Чувствую, как Тате невыносимо больно от нашего предательства. Точно так же, как было больно мне, когда Дима мне изменил.

И я просто не могу забрать у неё то, что принадлежит не мне — ей. Ей и только ей. В независимости от моих чувств к Яну.

— Кто тебе звонил? — спрашивает Бергер, нарушая между нами тишину.

Его ладони аккуратно поглаживают плечи, словно желают успокоить. И только сейчас пониманию, как я напряжена.

Выдыхаю. Прикрываю глаза. Что сказать: правду или же соврать?

— Бальз, — вру, прикусывая кончик языка, опускаю голову вниз, чтобы мужчина не разглядел в моих глазах ложь. — Он спрашивал, как дела.

Руки на моих плечах сжимаются крепче от моих слов, что я немного сжимаюсь сама, не ожидая такой реакции от мужчины. Мы не говорили с ним о том, что между мной и Бальзов. Хватит и того, что я уже поговорила с Андерссоном, и мы всё выяснили. Между нами лишь дружба и ничего более.

— Ты врёшь, — говорит Ян.

Его пальцы неожиданно перемещаются с одного плеча на мой подбородок и тянут вверх. Зажмуриваю глаза, чтобы он не смотрел в них — не смог прочитать, что я действительно вру. Что это не Бальз звонил, а его жена, которая вдруг подумала, что он со мной. Как, собственно, это и есть. Но почему она об этом подумала, мне хочется узнать.

— Открой глаза, Тея, — с нажимом говорит он, сдавливая мой подбородок.

Мотаю головой из стороны в сторону.

Я не хочу встречаться с ним глазами, потому что знаю, что будет — я вновь утону в них. А я просто не имею на это никакого права. Он не мой, значит, у меня нет прав на этого человека. Ян лишь поможет моему сыну и уедет к своей жене. На этом наши пути навсегда разойдутся.

Я не вернусь в Россию. Он не переедет в Швейцарию.

Всё очень просто. Не нужно ничего придумывать и гадать. Нужно лишь заглянуть в суть и понять, что мы никогда не будем вместе. Поэтому всеми силами я должна оттолкнуть его как можно дальше, чтобы он не захотел ни на миллиметр ко мне приблизиться.

Так будет правильно.

Это единственное верное решение, которое существует.

— Ян, — распахиваю глаза, смотрю прямо в бездну его глаз, где вновь бушует шторм. — Ты лишь поможешь нашему сыну, а потом… — эти слова даются тяжело, но я должна их сказать. Просто обязана. — А потом ты уедешь в Россию. К своей жене.

Ян

Я смотрел в эти голубые глаза, похожие на лучезарное небо, такое спокойное, но со скрытой печалью, что в душе у меня поднималась буря. Видел, что Тея мне врёт. Что это не Бальз — её коллега — ей звонил, и мне даже не нужно пытаться узнать у неё, кто это был. Я и так знаю.

Тея может начать отгораживаться от меня после звонка только от одного человека — от Таты. Хотя нас связывает многое, что просто так не забывается, не стирается бесследно. У нас есть общий ребёнок, одна на двоих любовь. А то, что она есть в глазах любимой женщины, у меня нет сомнений.

Я помню этот взгляд, касания — их не изжить из памяти, даже если очень хочется. А я не хочу.

Я только её люблю. Люблю эту маленькую девочку, которая поселилась в моей душе ещё двенадцать лет назад. Я не смог её забыть в течение десяти лет отсутствия в стране. Не смог забыть, когда на кону стояла не только моя жизнь, но и её и моих родных, которые нуждались во мне. Я не смог отказаться от неё даже тогда, когда узнал, что она принадлежит другому. Не мне.

Не мне она улыбается, а на щеках виднеются маленькие ямочки. Не на меня смотрит влюблёнными глазами, обвивая тонкими руками шею этого дурака, который получил самый ценный клад в своей жизни. Получил и профукал. Так по-идиотски, что мне хотелось и мокрого места от него не оставить. И я это сделал. После того, как Тея развелась с Мамаевым, я в грубой форме с ним поговорил. Никто не смеет её обижать.

Помню, когда пришёл к ней домой в тот день. В глазах боль. Такая, что даже меня всего скрючивало от той силы, что была в них. Всё, что я предложил тогда, было лишь моей инициативой, чтобы как можно ближе её к себе привязать. Всеми возможными способами, которые есть на этом свете. Тата к моей идее не имела никакого отношения.

И ребёнок — это первое, что я хотел от любимой женщины.

Да, это было неправильно — не считаясь с ней, даже не предлагать, а требовать. Но я ничего не мог с собой поделать.

А когда прикоснулся — там, на небольшой кухне — к моему ангелу, мне словно башню сорвало. Я соскучился. Хотел её до зуда во всём теле, и она откликалась на каждое моё прикосновение. На каждый толчок и поцелуй в желанные губы.

Я рад, что именно в то самое сближение Тея забеременела. И пусть я буду дураком, но я рад, что сейчас у нас есть шанс сблизиться настолько, чтобы стать семьёй. Но душа болит о том, что сейчас наш сын — наша с ней частичка — там за стеной лежит и страдает.

Мне, взрослому мужику, невыносимо видеть, как страдает этот маленький человечек — мой сын. Как он борется за свою жизнь, как хочет к маме. И как больно мне, когда в любимых глазах вижу боль, страх, что во время операции может что-то пойти не так… Потеря ребёнка убьёт, опустошит, оставляя лишь боль внутри, которая постепенно оставит на месте души выжженную дыру.

Но сейчас я должен дать Тее надежду на то, что всё будет хорошо. И я сделаю всё возможное и невозможное, что от меня требуется, чтобы помочь, защитить своих родных, выстоять против Таты и всех остальных, чтобы начать новую жизнь, где мы втроём будем счастливы. Нужно лишь немного подождать.

Но в глубине души меня царапает то, что моя Ласточка меня отталкивает, хотя в её глазах я читаю жгучее желание быть рядом со мной — и чтобы и я оставался с ней.

Я видел в её глазах страх, что я не приму Сашку, что запрошу тест на ДНК, но он мне не нужен, потому что я уверен в том, что это мой сын. И я люблю их обоих, как бы она ни отпиралась.

Знаю, что нам всем будет сложно, так как если я стану донором стволовых клеток для Сашки, предстоит операция, и потребуется много сил, потом реабилитация, знакомство отца с сыном, из-за которого я так же нервничаю, как и Тея. Я боюсь, что родной сын оттолкнёт, что не захочет видеть меня с его мамой, что я буду не нужен ему как папа. А я хочу… хочу быть ему отцом, а Тее — мужем, хочу их защищать во что бы то ни стало.