Сестра радуется при виде меня. Своеобразно, конечно, но с возрастом я научился полностью её понимать. Левая половина тела у Лены парализована, поэтому передвигается она исключительно на инвалидной коляске. За двадцать пять лет было множество центров реабилитаций в том числе заграницей. Германия, Израиль, Китай… Денег было потрачено уйма, а результат получился минимальным. Наш столичный доктор, который с детства наблюдает Лену, сказал, что у неё одна из самых сложных форм заболеваний.

— А Наташенька где? — спрашивает мама, раскладывая продукты на стол.

— Дома меня ждёт.

— Ой, я так соскучилась по ней! Почему ты не берёшь жену с собой?

Я молчу, что Наташа сама не желает сюда ездить. Состояние Лены её пугает и вводит в депрессию. Впрочем, я не настаиваю. Приезжаю к матери сам при любой возможности.

Мама предлагает поужинать, но я отказываюсь. Оставляю ей деньги на мелкие расходы, обнимаю на прощание и спускаюсь к подъезду. В последнюю неделю возвращаться домой после общения с дочерью всё сложнее. Тянет меня к ним… К Маше и к Кате. Хочется всё свободное время проводить вместе с дочерью. Наблюдать, как она развивается и растёт…

В квартире ароматно пахнет. Я снимаю с себя верхнюю одежду и обувь и прохожу на кухню.

— Серёжка! — бросается в мои объятия Наташа. — Я так счастлива, Серёжка.

— Наташ, погоди, — отстраняю её от себя. — Мне нужно с тобой серьезно поговорить.

— Чур, сначала я!


Глава 31


Сергей

— Может быть сначала поешь? — с улыбкой произносит жена. Давно я не видел ее такой счастливой.

— Наташ, сядь, — мягко прошу ее. — Говори, какие у тебя новости.

В груди противно тянет при взгляде на свет в ее глазах. Пусть у нас с Катей все случилось до моих отношений с Наташей, но новость о том, что у меня есть дочь, конечно станет для нее ударом.

Все наши попытки зачать детей были провальными, и хотя Наташа никогда не впадала в уныние, ей было тяжело. Со временем я и сам стал думать, что бездетность — мое наказание. Ребенку, которого я так отчаянно желал, было не суждено появиться на свет, и на этом мой отцовский потенциал себя исчерпал.

Наташу я бы, разумеется, из-за этого не бросил. Если бы она захотела, со временем мы могли бы взять ребенка из детдома. Сейчас ей предстоит услышать, что у меня уже есть здоровая пятилетняя дочь. И ни от кого-нибудь, а от Кати, прожившей в нашей квартире две недели.

Жена знает, что до нее у меня были отношения, и знает о том, что любимая женщина от меня сбежала. О чем она не догадывается, так это о том, что любил я ее лучшую подругу.

— Я сегодня была у врача, — щеки Наташи розовеют. Она заводит руку назад и выкладывает на стол белую полоску.

Я опускаю глаза и непонимающе ее разглядываю. Не дурак, знаю, что это тест на беременность. В свое время Катя пять таких сделала. Не понимаю только, почему сейчас он лежит передо мной.

— Ну, Сереж, что скажешь?

Две красные черточки. Я не помню, хорошо это или плохо. Судя по лицу Наташи — хорошо.

— Я беременна, представляешь? — она садится напротив и хватает меня за руку. — Срок семь недель.

Надо радоваться. Меня явно не прокляли. Моя жена только что объявила, что у нас будет ребенок, которого мы так хотели. Но перед глазами встает лицо Маши. Широкая улыбка с крохотными зубками, растрепанная челка и сияющие глаза того же цвета, что и мои. Я ведь только учусь ее любить. Хочется наверстать с ней упущенное время, ни на что не распыляясь. И Катя вернулась в мою жизнь. Женщина, которая когда-то сумела сделать меня самым счастливым и самым несчастным.

— Сереж, ты разве не рад?

Очнуться. Наташа так ждала этот день, и я просто не могу портить его сомнениями. Я поднимаюсь, обхожу стол и кладу ладони ей на плечи.

— Очень рад, Наташ.

Она тянется ко мне губами, и я наклонившись, касаюсь их своими. На глубокий поцелуй не решаюсь: перед глазами стоит лицо Кати. Когда все умудрилось так запутаться? В моей жизни есть две женщины, каждая из которых мне дорога по-своему, одна взрослая дочь и беременность сроком в семь недель.

— На следующей неделе я записалась к врачу. Вместе сходим, да? — начинает весело тараторить Наташа. — А ты что хотел сказать?

Я обязательно скажу ей про Машу, но сейчас не стану. Пусть этот день будет только ее, Наташи.

— Как-нибудь потом. Сегодня ты меня по-хорошему ошарашила.

— Сергей, ты сегодня заедешь? — спрашивает мелодичный голос Кати в трубке. — Машка уже три раза о тебе спрашивала.

При упоминании дочери я не могу не заулыбаться и автоматом кошусь на водительское сиденье, где лежит коробка с домом для ее новой куклы. У нынешних игрушек все как у людей: и дома, и машины, и даже бассейны.

— Заеду, конечно. Я же обещал.

— Хорошо. Мы тебя ждем… — запнувшись, она поправляется: — То есть Машка ждет.

— А ты?

В динамике раздается невнятный шум, после чего Катя быстро произносит:

— Сереж, мне идти нужно. Я тогда дочке говорю, что ты скоро заедешь.

— Через полчаса.

Едва я сбрасываю вызов, телефон оживает вновь. Звонит Наташа. В восьмой или десятый раз за сегодняшний день.

— Сереж, ты домой скоро приедешь?

— Что-то случилось?

— Да нет, просто. Вернее, я себя чувствую неважно. Хотела с тобой побыть.

— Я буду дома часа через два.

— У тебя дела какие-то?

Я с трудом сдерживаю поднимающееся раздражение. С беременностью жену словно подменили. Вот уже неделю она круглосуточно донимает меня звонками и всякий раз завуалированно требует, чтобы я приехал домой.

— Да, Наташ, у меня дела. Что с тобой не так? Мне вызвать врача?

— Нет, не нужно. Ты в машине сейчас? Куда едешь?

Я не люблю врать и все эти дни старательно уходил от острой темы, чтобы не усугублять нервозность жены, но сейчас решаюсь.

— Я вернусь домой через два часа и обо всем тебе расскажу.

— Ты меня пугаешь, — срывающимся голосом лепечет Наташа. — А мне нельзя сейчас нервничать.

— Наташ! — не выдерживаю я. — Пожалуйста, успокойся. Еще раз повторяю: вернусь и обо всем поговорим.

Сказав это, я кладу трубку и выворачиваю руль в сторону дома Кати. Именно там я все чаще ощущаю себя как дома. Там пахнет блинами и слышен звонкий детский смех.


Глава 32


На улице сегодня ветрено, и я тороплюсь поскорее к садику, чтобы оказаться хоть ненадолго в тепле. У меня хорошее настроение, кажется, мне повезло найти работу, но теперь я переживаю, что чувствую слабость во всем теле и легкий озноб. Да и Машу утром я еле добудилась. Не хватало нам заболеть на пару и тогда пиши пропало, а мне по новой штудировать объявления.

— Добрый день, — встречает меня воспитательница, когда выходит из группы вместе с Машей.

Я сразу замечаю, что у нее щечки неестественного красного оттенка и стеклянные глаза.

— Екатерина Андреевна, Маша заболела. Попрошу вас впредь не приводить больного ребенка в сад. Я с обеда заметила, что с ней что-то не так и отвела к медсестре… И я вам звонила, но вы не отвечали!

Я тянусь к сумочке и достаю телефон. Действительно, звонила. Я как зашла в кабинет к генеральному директору, так сразу перевела аппарат на беззвучный режим и на радостях, что меня утвердили, забыла его отключить.

— Спасибо, — благодарю воспитательницу, а вся эйфория исчезает, будто ее не было в помине.

Ну вот что, спрашивается, за невезение? И нанять няню у меня нет никаких сбережений. А помочь нам больше некому.

До дома мы добираемся быстро, хотя обе едва перебираем ногами. На улице холодно, а Маша и так неважно себя чувствует. Дома я меряю ей температуру и решаю завтра же вызвать врача.

— Сейчас наведу тебе молока с медом, — говорю я дочке, и сама засовываю градусник под подмышку.

Ну кто бы не сомневался. Тридцать восемь и четыре! И что теперь делать? Мне не хочется звонить Сергею и тревожить его, особенно по вечерам. Обычно он сам звонит в течение дня, а я боюсь, что когда позвоню ему, то рядом будет Наташа. Не хочу ставить его в неловкое положение и до сих пор не знаю, сказал ли он ей о нас…

— Мама, а дядя Сережа приедет сегодня? — хрипит Маша и громко кашляет.

У меня сердце больно сжимается в груди. Ну где же она могла так простыть и меня тоже заразила. Температура не сбивается, а чувствую себя из рук вон плохо. Выбора не остается и мне я решаюсь позвонить Сергею. Возможно он еще не дома, а Наташи поблизости нет. Я считаю гудки, но мне никто не отвечает.

Выпив на пару с дочкой жаропонижающее, я забираюсь к ней под одеяло, мы включаем фоном какой-то мультик по телевизору и так засыпаем. Я просыпаюсь от какого-то громкого звука. Кажется, звонит телефон и стучат в дверь. Или все это происходит одновременно, не знаю. Чувствую, что голова раскалывается от боли.

Я едва нахожу в себе сил встать с кровати, держусь за стену и иду в прихожую. Перед глазами мелькают черные мушки, и хочется сильно пить.

— Ты почему не отвечаешь на звонки? — словно сквозь толщу воды слышу встревоженный голос Сергея. — Катя… — он касается моего лица холодными руками, а я морщусь и отворачиваюсь. — Да ты вся горишь… А Маша?

— Тоже… — слабо отвечаю я. — Мы заболели, Сереж.

Он что-то говорит, но я не могу разобрать. Вижу лишь, что он скидывает одежду прямо в прихожей и обняв меня за талию ведет в гостиную и укладывает на диван. Трогает Машу и грустно вздыхает.