Настя Ильина - Ребёнок Злого Босса

Но вряд ли это так… Я просто выдумала для себя то, что хотела…

— Я рад видеть тебя, — говорит босс.

— И я, — отвечаю я. — Рада тебя видеть…

Уголки губ ЗБ трогает улыбка. Гости поднимаются в здание ЗАГСа. Босс предлагает взять его под руку, и я соглашаюсь, потому что боюсь поскользнуться на ступеньках, не дай Господи! Голова начинает кружиться сильнее… Неужели так повлияла на меня встреча с ним.

Пока фотограф проводит фотосессию молодых в специальном зале, мы стоим рядом с ЗБ и ничего не говорим друг другу. Я замечаю, что на нас косятся мама и Малик… И отошла бы от мужчины, вот только держит что-то рядом с ним, словно магнит.

От него так пахнет… Голова идёт кругом. И я понимаю, что должна сейчас быть рядом с братом и подругой, но я вся в прошлом, где была близка с мужчиной, сводящим меня с ума. Я пытаюсь напомнить себе, что ЗБ будет пытаться отнять ребёнка, и временно избавляюсь от наваждения. А потом меня приглашают к жениху и невесте для совместных кадров.

Когда их просят проверить всё ли верно в документах и свидетельстве о браке, нас вместе с боссом подзывает Малик, поправляет волосы ЗБ, чтобы так сильно не торчали, чуть хмурится, а потом шепчет что-то фотографу, и он предлагает сделать нам «беременную фотосессию».

— Я только за, — кивает головой ЗБ.

Ну не стану же я сейчас упираться и говорить, что я против?!

Фотограф говорит, как нам сесть или встать, и мы всё послушно выполняем, а когда он просит босса встать у камина за мою спину и обхватить руками мой живот, я вся дрожу. Дочка начинает пинать папочку, он рвано выдыхает, чуть сильнее прижимаясь ко мне.

— Это невероятно! — шепчет ЗБ мне на ухо, обжигая дыханием кожу и заставляя чуть поёжиться. — Она чувствует меня!

Он впервые трогает мой живот, трепетно проводя ладонями по нему, словно касается нашего ребёнка.

Нас приглашают в зал регистрации.

— Сначала гости с женихом, а потом отец поведёт невесту! — говорит женщина.

Все уходят, а мы с ЗБ несколько секунд стоим и безотрывно смотрим друг на друга. И мы могли бы, наверное, поцеловаться, если не голос Риты.

— Катя… Вячеслав Юрьевич! Давайте уже в зал. Подружка невесты и друг жениха должны уже быть в зале! — дует губы она.

— Да! Прости!

Я иду в зал, ускоряя шаг, а когда ЗБ равняется со мной, спрашиваю у него:

— Друг жениха?! Серьёзно?! Вот почему ты здесь?

— Я не мог отказать твоему брату! — пожимает он плечами.

Мы оказываемся в зале и окунаемся в атмосферу праздника. Играет марш Мендельсона, и отец ведёт Риту под руку, передавая моему брату. Женщина зачитывает выученную речь… Все ставят свои подписи… Я думала, что будет веселее… Вот только в голове появляется какой-то туман. А живот начинает потягивать. Видимо, я переутомилась сегодня, поэтому следует поехать домой и отдохнуть. По сути, мы так и договаривались с Ритой, поэтому она не должна на меня обижаться…

Туман в голове усиливается, мне даже начинает казаться, что кто-то задымил всё пространство вокруг, потому что перед глазами начинает плыть, а потягивание в животе усиливается.

Я поздравляю жениха и невесту, желаю им всего самого-самого, чисто на автомате, и ухожу… ЗБ вызывается отвезти меня домой, и я просто киваю ему болванчиком. Наверное, самое время вызвать скорую?!

Мне плохо…

Мы подходим к машине, и я опираюсь на дверцу. Начинаю дышать чаще, а по ногам течёт тёплая жидкость, и я не сразу понимаю, что это может быть…

Я гляжу на букет Риты, который держу в руках… Я его поймала? Или умыкнула? Надо бы вернуть… Наверное…

А потом в ушах начинает шуметь, ноги обмякают и сильные руки подхватывают меня.

— Кать, я должен был настоять на своём и убедить тебя, что вызывал адвоката по иному вопросу! Чёрт! Это всё из-за меня! — слышу голос ЗБ и ощущаю мягкое покачивание, словно нахожусь на корабле. Живот начинает схватывать сильная боль, из-за которой с губ срывается протяжный стон.

— Прибавь газ! — это точно кричит мама, но всё теряется в голове, и я не могу понять, где я, с кем, и что, вообще, происходит.

Я открываю глаза, слышу свист в ушах, напоминающий присутствие на взлётной полосе, и едва ощущаю конечности. Ничего не помню… Всё плывёт в голове, будто бы кто-то хорошенько приложил по затылку. Облизываю пересохшие губы и пытаюсь пошевелить рукой. Получается не сразу.

Дышать непривычно тяжело, потому что кажется, что все органы прилипли к позвоночнику, словно живота и нет вовсе. Волнение охватывает, превращая ритм ударов сердца в бешеные скачки. Кладу руку на живот и не ощущаю его.

Его просто нет!

Конечно же, там не чёрная дыра, вот только нет моего ребёнка. Я хочу подскочить, но тело ослаблено, голова идёт кругом, а во вторую руку натыканы какие-то капельницы… Мне хочется вытащить их, но руки не шевелятся толком.

Был ведь ещё маленький срок! Совсем маленький! Как же так?

Осознание долбит в голову молниеносно, заставляя меня окунуться в омут собственной беспомощности.

И я кричу…

Задыхаюсь бессилием.

Щёки обжигают слёзы.

Моя девочка…

Моя малышка.

Снова пытаюсь встать, оглядываюсь по сторонам и понимаю, что я одна в палате. Совсем одна. Тут даже окон нет. Ничего нет. Такое ощущение, словно меня закрыли в психиатрической лечебнице… Я снова кричу, до саднящей боли в горле, до хрипоты… Ничего не могу вспомнить. В голове появляются только обрывки, которым я даже значения придать не могу. Никак не выхожит связать их с какими-то определёнными событиями.

Вспышка боли в животе…

— Тужься!

— Давай, девочка, ещё!

— У неё сильное кровотечение, нужно срочно переводить в реанимацию.

— Ребёнок не дышит!

— Катя, прости, это всё из-за меня… Я идиот!

Болезненные схватки снова и снова…

Не понимаю, кому точно принадлежат все эти слова, но мне становится ещё страшнее. Прокручиваю всё снова, пытаясь вернуться к тому моменту, когда прозвучали губительные слова: «Ребёнок не дышит!»… И ничего не получается вспомнить. Я словно ёжик, заблудившийся в тумане. Ёжик, который мечется и ищет путеводную звезду, а её и след простыл.

Снова кричу и пытаюсь встать. Ноги не слушаются, но я прикладываю силы, цепляюсь пальцами за простыню, словно она может помочь…

— Пришла в себя?! Ты потерпи, милая, сейчас я позову доктора! — слышу голос со стороны двери, оборачиваюсь туда и гляжу на его обладательницу. Это женщина средних лет в белом халате.

Врач?

Медсестра?

Да какая разница?!

— Где мой ребёнок? Где? — хриплю я, не видя ничего от слёз, застилающих глаза.

— Жив! Успокойся. Ладно? Сейчас доктора позову!

— Жив… — повторяю её слова и захлёбываюсь слезами. — Жив!

Я начинаю смеяться, как истеричка, но мне плевать… Не могу сдерживать поток смеха и слёз, смешавшихся воедино. Мой ребёнок жив! Моя детка рядом! Где-то здесь… Если только… Если только ЗБ не забрал…

Меня снова охватывает паника, и я пытаюсь встать. Мне нужно выяснить всё. Вдруг он забрал нашу девочку, и теперь я никогда её не увижу?

— Ну что же вы такая активная? — слышу женский голос с долей укоризны.

Доктор проходит ближе, пододвигает стул к моей койке и садится на него. Смотрит на меня, чуть склонив голову набок, а я, видит Бог, готова сейчас сорваться и наброситься на неё, заставить рассказать всё.

— Где мой ребёнок? — спрашиваю я.

Горло царапают вибрации собственного голоса и отдаются саднящей болью, а женщина делает какую-то пометку у себя в журнале.

— Вижу, что осмотреть себя вы не дадите пока. Ладно. Вы трое суток пролежали в реанимации.

Трое…

Суток…

Господи! Как же это много!

— С ребёнком всё относительно хорошо!

Моё сердце сжимается от боли. Что значит относительно? Стискиваю зубы до противного скрежета и пытаюсь сдерживать эмоции.

— Ваша дочь сейчас в отделении интенсивной терапии для недоношенных.

Это не реанимация… Уже хорошо… Я почти выдыхаю спокойно, но ощущаю желание поскорее рвануть туда и увидеться с малышкой. Убедиться, что она на самом деле рядом, что ЗБ не забрал её… Что жива… Увидеть.

Медсестра поправляет капельницы и вытаскивает одну иглу.

— Пожалуйста?! — шепчу я.

— Вы пойдёте к ней только после осмотра. Вы хоть понимаете, что до сих пор находитесь в реанимации? — хмурится доктор. — Ваша дочь героиня. Родилась два с половиной килограмма. Искусственная вентиляция лёгких потребовалась только в первые сутки. Сейчас дышит самостоятельно. С ней постоянно кто-то находится. Отец оплатил самую лучшую палату.

Отец…

От одного только этого слова в висках пульсирует дурное предчувствие, ощущение надвигающейся беды…

ЗБ всё-таки крутится около неё?!

Не хочет ли забрать, как только появится возможность?!

Я понимаю, что стала параноиком с этим страхом того, что он отнимет дочку. И мне чертовски плохо от одной только мысли, что из-за моего накручивания нервов роды произошли преждевременно. И дочка могла… Жгучая боль нахлынывает волной цунами и начинает ломать всё тело, словно кто-то дробит кости ломом. Глаза щиплет от слёз.

— Не плачьте только. Если всё более-менее пришло в норме, мы вас переведём в специальную палату. Увидитесь там и с мамой, и с братом, и с женихом! Они всё обивают пороги реанимации, да и у малышки сидят по очереди.

Слёзы всё-таки текут по щекам.

— С женихом?! — переспрашиваю я.

— Вячеслав Юрьевич… Разве он не ваш жених?

Я прикусываю губу и ничего не говорю. Смотрю в одну точку и начинаю отвечать на вопросы доктора, касательно моего самочувствия, потому что хочу как можно быстрее покинуть эту палату и оказаться рядом с моей девочкой…