Ближайший рейс будет только в шесть утра. Между Маврикии и Нью-Йорком разница в девять часов и ещё девятнадцать часов в полёте. Плюс около двух часов, чтобы добраться до клиники и того мы оказываемся на месте только около семи часов вечера.

Последнюю ночь на острове мы с Николасом делаем вид что спим, и при этом каждый из нас сходит с ума по-своему. Ему тяжело уснуть, представляя, что его единственный сын умирает, а мне, потому что помимо умирающего Джеймса рядом со мной мужчина, который не сможет пережить эту потерю. И мы обманываем друг друга, утопая в темноте и звенящей тишине гостиничного номера.

Чтобы вовремя прибыть на посадку нам приходится проснуться в четыре часа. Два часа, на которые я всё-таки смогла отключиться, совершенно не спасают от внутреннего урагана. Тем более что около меня настолько взвинченный Прайд, что воздух между нами то и дело пробивает электрическими разрядами.

Он весь на иголках. Не может найти себе места ни в салоне автомобиля, ни в кресле самолёта. И всё это время мы проводим так, как будто совершенно чужие. Он переговаривается со мной какими-то отдельными, общими фразами и практически всё своё время списывается со всеми возможными врачами.

Рядом с таким Ником я чувствую себя не в своей тарелке. Это какой-то чужой, не известный мне человек. Холодный. Жесткий и невероятно тяжелый.

Я прекрасно понимаю природу его поведения. Знаю, что именно он испытывает в этот момент и всё равно мне кажется, что он всем своим видом говорит о том, что происходящее в его семье, совершенно меня не касается. Что я чужая во всей этой заварушки, и именно поэтому я даже и не думаю задавать ему лишних вопросов.

Девятнадцать часов полёта тянутся длиннее вечности. Мне холодно рядом с Прайдом во всех смыслах этого слова! Он отсчитывает каждую минуту, а я безумно мёрзну. Тело сжимается и каменеет. А потом так сильно трясётся, что я то и дело, выбиваю зубами нервную чечётку.

И я снова и нова прошу у стюардессы принести горячий чай и кутаюсь в клетчатый плед пытаясь спастись от того лютого мороза, который прошибает меня насквозь с каждым часом нашего полёта.

В итоге через семь часов мучений мне наконец-то удаётся уснуть. И не просто уснуть, а практически отключиться. Я не помню своих снов и даже не понимаю, сплю ли вообще? В голове настоящий бардак. Кажется, что я накидала в блендер всё, что только под руку попадалось и теперь наблюдаю за тем, как всё его содержимое превращается в однородную массу серый помоев…

— С пробуждением малышка, — пытается улыбнуться Ник, протягивая коробку с пропущенным обедом. — Извини, что не разбудил, хотел позволить тебе хоть немного поспать.

Сидящий около меня мужчина кажется безумно уставшим. Бесцветные глаза обводят салон пустым взглядом, и мне на самом деле становится страшно. Не знаю что именно случилось пока я спала. Может очередной звонок Меган или не воодушевляющее сообщение от кого-либо из врачей, но глядя на Прайда сейчас, у меня появлялось такое ощущение, что из него вырвали всю надежду.

— И насколько я отключилась? — зеваю и тянусь за своим холодным обедом.

— На три с половиной часа.

Всего три с половиной часа… А ведь впереди у меня ещё около восьми… И кажется что совершенно точно их не выдержу…

_______________________________________________________________________________________

*Веди — церемониальный индусский шатёр для свадьбы.

*Брахман — индусский священник.

*Шарвани — дленный мужской пиджак, достающий до самых колен.

*Синдур — окрашенный красным пробор.

ДАЯНА 4

— Где ты был?! — спешит к нам навстречу Меган и изо всех сил бьёт Николаса по лицу звонкой пощечиной, после которой начинает лупить его в грудь. — Ублюдок! Твой сын в интенсивной терапии, а ты проводишь время со шлюхой! — её крики отзываются эхом через весь холл клиники, заставляя смотреть на нас как на кучку сумасшедших. — Что б ты сдох Прайд! Ты — мерзкий сукин сын! — Ник перехватывает её мелькающие в воздухе руки, но она продолжает извиваться, словно огромная чёрная змея, даже и не думая успокаиваться. — Ты должен был быть здесь! Должен был сделать все, чтобы ему нашли новую печень! А вместо этого трахался непонятно где со своей потаскухой!

На её крики спешит охрана больницы, но Николас одним коротким жестом показывает что справится сам и грузным мужчина отступает смотря на происходящее с готовностью вмешаться в любой момент.

— Успокойся! — скручивает её Прайд и тащит к ближайшей кушетке.

Происходящее кажется мне настоящим кошмаром. Не зная, что делать я стою, как вкопанная боясь сделать хотя бы один лишний шаг в сторону Меган. Кажется, что если она обратить на меня хоть малейшее внимание, то её истерика приобретёт ещё более разрушительную форму.

— Убери свои руки ублюдок! — брыкается Меган пытаясь царапаться и кусаться. Звонкий голос превращается в истошное рычание от которого по моему телу начинают бегать мурашки. — Ты, больной ублюдок! Слышишь?! Я хочу чтобы ты это знал Прайд! Ты больной сукин сын1

— Медсестру сюда! — смотрит в сторону медсестринского поста и практически дожимает её своими тисками, гася любое сопротивление. — Женщине нужно успокоительное!

Сейчас передо мной была заплаканная и растрёпанная. Испуганная и совершенно потерянная женщина, от которой практически не осталось прежнего достоинства. Из которой в мгновение ока выдрали то единственно ради чего она всё это время жила, и теперь она сходит с ума как зависшая программа, которую срочно нужно переустановить.

Медсестра делает укол, но даже обессиленной, Меган продолжает проклинать Николаса, давясь собственными волосами. Она так громко плачет, что её рыдание превращается в совершенно нечеловеческие всхлипывания.

— Он умирает Ник… Они говорят что ему нужна печень… А у него кровь… — опухшие веки покраснели. Ресницы слиплись, а натёртый до красноты нос практически не дышет — делая её речь ещё более неразборчивой. — У него редкая группа… И я не знаю что мне делать…. — Кристофер уйехал… — продолжает причитать, смотря перед собой настолько бездушным взглядом, что от этой пустоты даже мне стало дурно.

— Когда он уехал? — бесстрастно спрашивает Николас, придерживая Меган за спину, и длинный коридор клиники наполняется её пронзительными стенаниями. — Когда твой брат оставил особняк?

Кажется, что с его появлением оборвалась последняя ниточка держащая Меган в себе.

— Пять дней назад…

— А когда нашему сыну стало плохо?

— Позавчера вечером… — дрожат её губы, и на этот раз она зарывается в его грудь, пытаясь спрятать бегущие по щекам слёзы. — Мне пришлось вызывать скорую, Ник… Пришлось откачивать его чтобы он не умер… Там было столько крови… Я ещё никогда не видела чтобы из людей выходило столько крови…

— Добрый вечер, — появляется Эрик Рикман, стараясь не подходить к нам ближе положенного. — Хорошо что вы прилетели, Мистер Прайд, пойдемте, я покажу, куда вы можете отвести вашу супругу, и там же мы с вами и поговорим.

Я смотрю в спины удающимся людям и несколько минут не могу прейти в себя. Кажется, что на меня налетел настоящий ураган. Всё случившееся показалось таким быстрым, словно я посмотрела фильм на перемотке. И пусть в холле и наступила тишина, а в моей голове до сих пор звучат женские крики и ругань.

— Извините, — сглатываю и подхожу к пожилой медсестре. — Я могу посетить палату Джеймса Прайда?

— Он в палате интенсивной терапии и к нему сейчас не позволено приходить.

— А… — пропадает мой голос и мне приходится беспомощно прочистить горло. — Что с ним?…

— Вы его родственница? — вздёргивает бровь женщина и смотрит на меня поверх очков.

— Сводная сестра.

— У вашего брата тяжелое отравление крысиным ядом. В результате чего его пришлось госпитализировать с обширным кровотечением, и теперь ему необходима срочная пересадка печени, — холодно констатировала медсестра.

— Я должна его увидеть, — проговариваю, понимая, что начинаю смотреть на окружающий мир сквозь призму алкогольного опьянения. Кажется ещё немного и меня вырвет. Всё такое яркое и громкое что любой звук бьёт в вески, словно тяжелым колоколом. — Пожалуйста.

— Извините, но я не могу…

— Пожалуйста! — сжимаюсь, закрыв глаза, и кричу словно безумная.

Меня трусит от страха. Настоящего страха и, кажется, не посмотри я сейчас на Джеймса, то просто сойду с ума.

— Уолтер, проводи девушку к палате 312, - просит медсестра пришедшего за мной охранника и он берёт меня за плечо, позволяя открыть глаза и выпрямить спину.

— Пройдёмте мисс, я проведу вас куда надо.

Должна признаться, что не ожидала того, что меня на самом деле приведут к нужной палате, вместо того, чтобы оправить восвояси. Я упираюсь руками в стеклянную перегородку и смотрю на лежащего в кровати мужчину с дрожью в ватных ногах.

Мне нужно проснуться. Нужно чтобы кто-то посторонний побил меня по щекам, возвращая их этого странного сна в привычную реальность. В реальность, в которой Джеймс Прайд не лежит обмотанный бесконечными капельницами. Не подключён к кардиомониторам и не смотрит на меня опустошенными глазами с выступающей изо рта трубкой.

Его кожа практически позелёнела, а огромные синяки перекрывают половину лица, ложась на его глаз несуразной маской. Уставший мозг отказывается поверить в то, что это всё на самом деле. Кажется что я смотрю не более чем на хорошо сделанный манекен смертельно больного и только.

В голове снова и снова прокручиваются слова медсестры. У Джеймса отравление крысиным ядом! И я совершенно не понимаю что это: реальная попытка самоубийства после моего ухода или же его намеренно травят?!

«Какого чёрта с тобой произошло Джеймс?! Какого чёрта ты оказался на пороге смерти?!» — качает меня из стороны в сторону, и я практически падаю на стоящего позади мужчину.