Сюзанна улыбнулась.

— Уже очень давно я поняла, что вы расскажете только то, что сами хотите рассказать.

Реддинг выпростал из-под одеяла изуродованную побоями и бинтами руку и накрыл ею ладошку Сюзанны.

— Вы исключительная женщина, миссис Фэллон.

— Вы тоже уникальный человек, — в тон ему ответила Сюзанна. — Доктор сказал, что любой другой на вашем месте уже давно бы отдал Богу душу. Я предполагала увидеть чуть не труп, а вы, оказывается, почти здоровы.

— Ну, не совсем здоров. Но через несколько дней поправлюсь полностью.

— Доктор сказал, вам понадобится несколько недель.

Райс поднял бровь, что выражало недоумение по поводу позиции доктора.

— А что потом? — спросила женщина и замерла.

— А потом я займусь тем, о чем вы меня просили. Побеспокоюсь о вас и ваших соседях.

Сюзанна решительно замотала головой, отказываясь.

Она уже не улыбалась. Она умоляла:

— Я больше этого не хочу.

— А чего вы хотите?

— Я хочу, чтобы вы были свободны и здоровы. Я не хочу, чтобы вас избивали. Особенно из-за меня. Вес тоже этого не хочет.

Реддинг не был уверен в отношении последнего.

— Я собираюсь заняться этим совсем не из-за вас.

— Что вы собираетесь предпринять?

Тут откровенность Райса иссякла. Сюзанна поняла это. Райс взял ее ладошку, приблизил к губам и неожиданно поцеловал так романтически нежно, трогательно и трепетно, что от изумления женщина не смогла вымолвить ни слова. Сюзанна молча подняла глаза на Райса и увидела то, что не ожидала увидеть никогда: некую затравленность. Глаза его напоминали глаза несправедливо обиженного и побитого пса.

— Благодарю вас за заботу обо мне, любовь моя, — искренне проговорил Реддинг.

Неожиданно Сюзанну осенило. Никто никогда не заботился о нем. Но, нет. Не может этого быть. Многие люди, несомненно, проявляли к нему внимание. Как можно было не позаботиться о ее ночном ястребе? Как может кто-то хладнокровно пройти мимо, если она, например, постоянно пребывает в тревоге о нем, в готовности разделить с ним беды и печали; если она любит его так беззаветно и безрассудно, что опасается одного: слишком явно обнаружить свое чувство?

Минуты интимного откровения истекли, благоприятная возможность не была использована. Реддинг оставил ее руку и уже давно пил кофе.

— Райс?

Он оторвался от еды и посмотрел на женщину. В глазах не было и намека на ту родственность душ, которая теплилась во взгляде минуту назад.

— Что вы собираетесь предпринять? — повторила Сюзанна вопрос, оставшийся без ответа.

— Я собираюсь снова наведаться в Остин. Как только смогу. Может быть, через пару дней.

— Это не совсем то, о чем я спрашиваю.

— Вам лучше этого не знать.

Райс был уверен, что дал исчерпывающий ответ.

— А Весу?

— Весу тоже.

— Вы вернетесь на ранчо?

Глаза его стали непроницаемыми.

— Я еще не знаю.

Сюзанна сжала кулачки. Ее не покидало тревожное предчувствие беды. Он не сможет один победить Мартинов. Но Сюзанна догадывалась, что это именно то, к чему он стремился.

— Уезжайте из Техаса, — попросила женщина.

— После того, что вы и ваш брат предприняли, чтобы я остался?

— Пожалуйста, уезжайте.

— Нет.

Ответ был резкий и решительный, и его безапелляционность неприятно задела Сюзанну. Она предложила ему воды, а потом спросила:

— Не желаете ли… побриться?

Реддинг поднял руку и ощупал щеки и подбородок.

— Боюсь, что для меня это будет пыткой… по другой причине.

Сюзанна провела взглядом по молодому телу Реддинга, скрытому под одеялом и ночной рубашкой. Многослойная ткань была не в состоянии скрыть причину, которая вызывала беспокойство Райса. С трудом оторвав взгляд от одеяла, прикрывавшего нижнюю часть торса и ноги, Сюзанна поинтересовалась:

— Что бы я могла сделать для вас?

— Расскажите мне все подробно о ваших соседях, обо всем, что совершили Мартины. Доктор Кэмпбелл поведал мне кое-что, но я бы хотел знать больше. Как можно больше.

— Зачем?

Реддинг твердо и властно посмотрел на женщину.

— Эрин, — вместо ответа промолвила Сюзанна, поняв, что правдивых объяснений не добьешься.

— Эрин?

— Невеста Веса. Моя подруга. Она знает всех.

Райс недоуменно спросил:

— А вы не знаете?

Сюзанна с запинкой объяснила:

— Я… перестала общаться с некоторыми соседями.

Реддинг внимательно изучал Сюзанну.

— Это… неприятно вам, не так ли?

Сюзанна повторила его обычное подергивание плечами.

— Мне это безразлично.

Райс кивнул, но она прекрасно поняла, что он не поверил. По правде говоря, то, что многие соседи отвернулись от нее, было Сюзанне обидно и неприятно. Она всегда была склонна поддерживать добрососедские отношения, но последние четыре года Сюзанна провела вне общества.

— Не могли бы вы пригласить Эрин сюда?

— С радостью, — ответила Сюзанна. — Честно говоря, я удивлена, что она так долго не показывается.

— Их встреча с Весом не была особенно удачной, — напомнил Райс.

Сюзанна подозрительно оглядела Реддинга. Скользнула взглядом с лица на грудь, живот и ниже… Женщина так и не узнала истинного состояния его здоровья. Она хорошо помнила, как он выглядел вчера, когда Вес привез его: поникшие плечи, опухшие, окровавленные ноги, не ноги, а кровавое месиво, избитое лицо, все в синяках и кровоподтеках. Сегодня синяки и места ушибов начали менять цвет.

— Сможете ли вы сделать это? — переспросил он. Сюзанна кивнула. Конечно, она пригласит Эрин. Если бы он попросил ее станцевать на раскаленных угольях, наверное, она выполнила бы и эту просьбу. Унизительно конечно, но правда.

Райс сделал еще глоток кофе. Рука его двигалась медленно и осторожно. Так осторожно, что сердце разрывалось на части. Реддинг поднял глаза и поймал выражение жалости в ее взгляде.

— Расскажите мне все, что вам известно.

И она начала.

* * *

Сюзанна оставила его через несколько часов.

Время перевалило за полдень. Райс поднялся на ноги. Он ненавидел проклятую ночную рубашку — шутовской наряд! — но она прикрывала ему спину. Тем не менее он чувствовал себя идиотом. Он всегда спал обнаженным и не любил лишних вещей.

Райс проверил, сможет ли он ходить. Боже! Как болели ноги!

Реддинг выглянул в окно. Прошло уже более суток с тех пор, как он столкнулся с Харди Мартином.

Как много изменилось за это время! Когда Сюзанна умоляла его уехать, уверяя, что Вес согласен с ней, он почувствовал слабость, которая моментально сбила первоначальный боевой настрой.

Никто никогда не беспокоился о нем. То, что о нем кто-то заботился, было новым ощущением, неиспытанным чувством, новым… бременем.

Сюзанна? Частично он ее понимал. Она была самой… о черт! Кем она была? Самой терпимой по отношению к нему? Терпеливой? Прощающей? Никогда не изведав ни одного из перечисленных чувств, он не был уверен в определении.

Ну, а Весли Карр? Здесь Райс уж совсем ничего не понимал. Он не удивился тому, что спас его именно Вес. Проклятый идиот ринулся бы спасать любого, кого угораздило попасть в положение, аналогичное тому, в котором оказался Райс, но доброжелательность одноногого калеки, доброта и сострадание, с которыми он промывал раны Реддинга, потрясли Райса до глубины души. А его уговоры, почти мольбы о том, чтобы Райс уехал из Техаса, были уже выше всякого понимания.

Обмозговав создавшуюся ситуацию, Реддинг объяснил ее с присущим ему рационалистическим цинизмом: Вес предложил ему покинуть ранчо, потому что в результате стычки с Мартинами он, Райс, был в большей степени бременем, чем подмогой. Только таким мог быть ход мыслей Веса, рассудил Райс.

Но планы Веса не имели для него никакого значения. Не только потому, что Райс привык считаться исключительно с собственными желаниями и амбициями, но и потому, что Вес не мог принять участия в битве против Мартинов: любой издалека узнает одноногого полковника. Кроме того, Вес был слишком благороден. Месть Реддинга не предусматривала снисходительно-высокого отношения к врагам.

Через окно Райс увидел, как Сюзанна направляется к загону. Волосы ее были небрежно заколоты сзади. На Сюзанне было очень простое, без вычурностей платье, но никого прелестнее этой женщины Райс в жизни не встречал. У него перехватило дыхание, когда он вспомнил, с каким волнением она ласкала его взглядом. Она смотрела будто…

Как будто он мог начать жизнь сначала и стать тем, кем ей хотелось бы, чтобы он стал. Правда, когда его война с Мартинами завершится, она скорее всего будет сторониться его, как прокаженного. Нет. Сюзанна этого не сделает. Но ее прекрасные лиловые глаза могут наполниться страхом и ужасом от содеянного им. Значит, он должен исчезнуть еще до того, как страх поселится в ее глазах. Но почему эта мысль так чертовски сильно его мучает?

* * *

Сюзанне не пришлось приглашать Эрин. Девушка сама прикатила в коляске, предварительно сделав покупки на Перекрестке Якоба. Она уже слышала о несчастье в доме Фэллонов. Никто ничего не знал точно. Никто не передавал обрывков сплетен иначе как шепотом.

Кроме вопросов, Эрин привезла с собой новости. В штат прибыли федеральные войска. Кое-кто видел, как Ловелл Мартин разговаривал с командиром соединения.

Райс, изнемогающий от бездействия и лежания в постели, совершил путь из своей спальни в гостиную; кроме бинтов, на ногах у него не было ничего. Стопы чертовски саднили и болели. Ноги распухли так, что ни одни сапоги не могли их вместить. Сюзанна принесла ему на выбор: сапоги покойного мужа, Веса, крестного отца. Реддинг чувствовал себя как стервятник, которому предлагают падаль.

Ему, безусловно, приходилось надевать на себя одежду умерших, но в том, что предлагалось ему сделать сейчас, было нечто отличное от предыдущей практики. Это было более личным, интимным делом. И ему оно не пришлось по душе. Именно поэтому Райс возненавидел проклятую ночную рубашку, принадлежавшую покойному Марку Фэллону. К счастью, сегодня Реддинг перекочевал в одну из своих собственных рубах. Он надевал ее, предварительно перебинтовав торс, так что кровавые следы не грозили уменьшить его и без того скудный гардероб.