Лишь оставшись одна среди бесчисленного скопления безразличных людей, громко сглатываю, орошая пересохшее от напряжения горло. Дрожащими пальцами развязываю плотный, неподатливый узел. Приоткрываю верх туго набитого картона, находя внутри стопку фотографий, пестрящих яркими корешками. Вытаскиваю одну, закусывая губы до пронзающей боли, обездвиживающей конечности. Через секунду неконтролируемо роняя её из рук. Рассыпаю всю стопку по гладкой поверхности лавочки, вытирая тыльной стороной ладони сбегающие по щекам слёзы.

Дрожу, словно осиновый листок на ветру, ощущая на коже плотный слой грязи, в которую щедро меня окунули. Внутри словно нарастает огненный ком, вырывающийся на поверхность обжигающим жаром. Пустотой, затмевающей глаза. Выжигающей все эмоции, когда-то хранившиеся на их дне.

Мельчайшее предательство это сильная боль. Его можно простить, но трудно забыть. Предательство близких людей – это алая лента, удавкой повязанная на шее. Красивая, словно праздничный бант, и острая, словно бритва… Родные люди бьют больнее всего… и как бы ты ни старался это забыть, выкинуть из памяти, найти оправдания… боль проходит, но в месте с ней отмирает и часть тебя. Та, в которой поблекли цветные мечты. Та, в которой царила любовь и доверие, как атрибут обыденности…

По щекам текут слёзы. На смену опустошению приходит дикая злость. Вакуум необходимо чем-то заполнить, а, как известно, от любви до ненависти порой один шаг. Главное – не ошибиться, в каком направлении его делать…

Набираю последний номер, оставшийся в вызовах телефона, слыша в ответ недовольное, точно бурчанье:

– Да.

– Продиктуй мне номер этого сукина сына, – выпаливаю яростно, не узнавая собственного голоса в данный момент.

– Извини, красавица, такого распоряжения я не получал, – процеживает насмешливо, явно распаляя улыбку на тонких губах от чувства собственного превосходства пред мной. – Будь уверена, благодарность я передам. И, пожалуйста, не тревожь меня боле звонками. Мне и так пришлось потратить слишком много времени на то, чтоб кропотливо собрать для тебя эту стопку.

Отчаянно хочу наорать на него, отчасти понимая, что это сыграет лишь против меня и, уже слыша повисшее молчание в трубке, говорящее само за себя тем, что с выплеском эмоций я слегка опоздала.

Комкая фотографии, скидываю их россыпью в сумку, особо не переживая о том, что некоторое количество снимков разлетелось вокруг лавки или же осталось лежать на ней. Буквально срываюсь с места, нажимая клавишу быстрого набора на аппарате. Сбегаю по эскалатору вниз, направляясь к выходу, ведущему к парковке, слыша в трубке бесконечно длинные, однотонные гудки.

Ставлю автонабор, как только женский голос повторяет, что данный абонент сейчас не способен ответить… Усмехаюсь про себя, нервно взъерошивая волосы и растирая слой туши на мокрых глазах. Как же хочется выплеснуть свою злость, сорвавшись на первом встречном прохожем, случайно оказавшемся на моём пути! Вылить всё! Без остатка! Избавиться от боли, вырвав из груди бешено стучащее сердце. Оголить кровоточащую душу, в которую не только плюнули, но и бессовестно прошлись, не сняв острые шпильки.

Хочется пасть ниц. Прямо здесь. На брусчатке. Миновав стеклянные двери. Вырвавшись на воздух, упасть на колени. Закрыть лицо руками и громко, в голос рассмеяться. Это не может быть правдой! А если и так… Какого чёрта мне её знать? Кому от этого станет… легче… лучше? Ни одно слово не стыкуется с тем, что разъедает меня изнутри. В такой правде нет пользы! Она убивает… Точно добродетель в роли одного из всадников апокалипсиса. "Жест доброй воли…" вроде так высказался посланник. Тривиально. Обыденно. Непоколебимо… Выстрел в упор. Разбив на осколки иллюзии. Оставив в живых. Глубоко ранив. Отбирав желание жить.

Глава 3

Сажусь в машину, громко хлопая дверью, в тот момент, когда абонент, которому я пыталась дозвониться последние десять минут, произносит скупое, будто сонное:

– Да, любимая.

Натягиваюсь струной, впиваясь в руль свободной рукой. Глубоко дышу, отстраняя аппарат в сторону, не желая выставлять напоказ свои чувства.

– Мне необходимо тебя увидеть, – на выдохе роняю тихо, фокусируя взгляд в одной точке на поверхности лобового стекла. Не вижу ничего перед собой, пребывая глубоко в своих мыслях.

Выжидает долгую паузу, словно думая, что мне лучше сказать.

– Я приеду через пару часов, – выдаёт более мягко, с тоном лёгкой загадочности, пронизывающей голос. Усмехаюсь про себя, зажмуриваясь до боли. Как же я хочу знать, что или кого видят сейчас пред собой его глаза! Кого они ласкают взглядом, когда он нехотя разговаривает со мной? Хочу видеть, как блещет рядом с другими… другой, его манящая улыбка. Хочу… Стереть её с губ одним резким взмахом руки, заставив почувствовать хоть малейшую толику того, что испытываю я, зная об этом.

– Мне необходимо увидеть тебя сейчас, – проговариваю уверенно, убирая из голоса оттенки эмоций.

– Не получиться, Крис, – протягивает, точно параллельно решая в уме одну из сложных задач. – Заеду, как освобожусь.

Выдыхаю, смеясь:

– Кем же ты настолько занят?

Смотрю в зеркало заднего вида, ловя в нём своё испуганное отражение. Неужели я это сказала? Не дрогнув голосом? Не выдав и доли эмоций… Задала вопрос. Надменно. Спокойно. Не испытывая ничего, кроме брезгливости в данный момент…

– Прекрати нести чушь, – обрывает мгновенно, – сама на себя не похожа, – бурчит в трубку, распаляя мой смех ещё больше вылетающей резкой фразой, сказанной сниженным до шепота голосом, словно не желая быть кем-то услышанным, – Ты что, пьяна?

– Если только от любви, а ты не желаешь этим воспользоваться.

Громко выдыхает, оглушая дыханием, доносящимся из трубки. Поджимаю губы, стирая неестественно веселое выражение с застывшего камнем лица.

– Где ты? – уточняет бесстрастно.

– В трёх кварталах от твоего дома, – проговариваю спокойно, плавно заводя мотор. Он явно слышит звук, наполняющий салон. Осознает, что я не отступлю в своём глупом стремлении увидеть его именно сейчас. Правда, не догадывается о том, что меня мотивирует.

– Приезжай, я позвоню на охрану.

Сделай милость, дорогой. Про себя усмехаюсь устало. Интересно, скольких его протеже лицезреют бессменные стражи? Широко улыбаясь при встрече мне, называя по имени и желая при этом доброго дня. Господи! Сколько же фальши летает в воздухе, а я… Упрямо отвожу взгляд, не желая её замечать.

Отключаюсь, не желая дискутировать далее. Не дав возможности ему передумать. Вдавливаю газ в пол, ловко выезжая с парковки. Машина взрывает гулом оживленную улицу, уходя в небольшой занос перед поворотом на главную дорогу. Крепко сжимаю руль, лишь усиливая нажатие педали газа. Быстро перестраиваюсь в потоке машин, обгоняя неторопливых водителей. Управляя автомобилем, я всегда чувствую себя более уверенной, словно ощущая некую защиту. Будто этот металлический корпус способен меня от всего оградить. Сливаюсь с его обтекаемой формой, разрезая пространство. В этой уверенности и легкости лежит неотъемлемая заслуга отца. Именно он, усадив меня за руль в пятнадцать, научил чувствовать машину и не бояться скорости. Вселил ощущение спокойствия и уверенности в мельчайшем действии, находясь за рулём. Научил отрешаться, не перебирая при этом в голове лишних проблем. Вождение стало для меня медитацией, изгоняющей лишние мысли, оставляющей наедине с дорогой, которая не требует ничего невозможного. Живёт своей жизнью, на которую я вполне могу повлиять. Управлять ею, чувствуя свою мнимую силу.

Еду не меньше сотни по широкой улице, подчиняясь правилам, обходя препятствия, слегка подгоняя зазевавшихся водителей, отступающих вправо. Слёзы давно пересохли, хотя и прошло всего с десяток минут с того момента, когда, казалось, поток эмоций был готов меня поглотить. Мысли разлетелись, как птицы, не оставив и следа своего присутствия в наполняющей меня пустоте. Иллюзорная утопия. Моральный вакуум. Ограждение от себя. От реальности в целом. Безмолвие… Момент, который исчерпал сам себя, затратив лимит нерастраченных чувств. Впереди есть только дорога. Контрольная точка, которая становится ближе, и это вызывает гримасу отторжения на застывшем лице. За поворотом необходимо остановиться. Выбраться из кокона ограждения. Пережить этот момент, не сломавшись. Достойно. Не имея возможности после что-либо переписать. Отыграть вспять. В подобной ситуации остаётся лишь сетовать на отсутствие грамотного суфлёра, напоминающего в нужный момент фразы, которые необходимо сказать. Обидно, что в жизни его никогда нет рядом. Это её главная недоработка в отличие от игры. Каждый сам за себя. Никакой помощи со стороны. Полная свобода действий. Сущая импровизация…

Подъезжаю к шлагбауму, снижая скорость до нуля. Плавно приоткрываю окно, нажимая кнопку звонка. За спиной кипит жизнь, а в пределах этого комплекса словно нажата пауза. Полная тишина. Обособленность от окружающего мира. Все условия для спокойной и удобной жизни непростых смертных.

Усмехаюсь своему отражению в зеркале, поправляя салфеткой макияж, лишь выделяющий своим наличием красноту заплаканных глаз. "Что я здесь делаю? " – доносится в мыслях.

– Добрый вечер, Кристина Владимировна, – с широкой улыбкой на губах произносит охранник. – Проезжайте, пожалуйста.

Безмолвно смотрю ему в глаза, желая просканировать скрытую в них информацию. Он не ответит на мои вопросы, даже заданные с пристрастием. Но… в силу своей специфики, этот человек просто обязан всё знать. Только мне не откроют тайны, скрытые за печатью устава. Это его работа. Знать всё обо всех и молчать. Не выносить за пределы ограждения и толики информации о жильцах. А ведь каким-то образом моему новому знакомому удалось беспрепятственно проникнуть сюда. Пара фотографий сняты на территории и даже в квартире моего жениха.