Я не стала спорить. По вопросам приобретения картин я, помня дядюшкины наказы, почти всегда соглашалась с Генрихом. Конечно, я могла настоять на своем, могла просто сама купить картину и повесить ее у себя в комнате… Но я этого не сделала.

20

Музыканты сделали перерыв, и Мари пригласила их перекусить. Они расселись за соседним столиком. Натали сделала глоток вина из высокого бокала и продолжила рассказ:

— Но вскоре из Голландии прислали репродукцию поразившего меня портрета. Потом я долго возила ее с собой… Портрет стал для меня чем-то вроде талисмана.

Роберте очень захотелось взглянуть на портрет но, подумав, она сочла свое любопытство несколько преждевременным.

— Так вот, — Натали глубоко вздохнула, — прошло еще недели две, скандал вокруг моего разорившегося клиента поутих, ко мне вернулся сон. И, впервые за это время уснув без снотворного, я увидела его — мужчину с портрета. А потом этот сон начал повторяться чуть ли не каждую ночь. И я… привыкла к нему. Каждую ночь, ложась в постель, я вызывала из памяти это лицо, эту устремленную навстречу кому-то фигуру. Я стала представлять себя идущей в той толпе или стоящей на противоположном тротуаре… Я знаю, что он ждет не меня, но я чувствую радость встречи, излучаемую им. И мне очень хочется дать ему почувствовать, что в потоке идущих мимо него людей есть я…

Эта игра — прикрыть глаза и увидеть его — так затянула меня, что подобное стало происходить уже среди бела дня: на улицах, в магазинах, даже на деловых встречах. На меня нападала какая-то гипнотическая расслабленность. Я слушала очередного клиента и закрывала глаза, чтобы тут же увидеть лицо того мужчины и мысленно устремиться к нему

Окружающие стали замечать мою рассеянность. Потом я допустила ошибку, представляя интересы одного нашего клиента. И клиент, человек очень деликатный, ничего не сказав мне, обратился к Люку, моему компаньону, чтобы тот убедил меня взять отпуск и отдохнуть.

Клиент добавил также, что женщине в моем возрасте нужно думать не только о работе, но и о личной жизни.

Люк, работавший еще с моим дядюшкой, после его смерти очень много мне помогал. Его отношения с дядей всегда были простыми и сердечными. Люк, знавший меня еще подростком, перенес эту манеру общения на меня.

— Тебе необходимо проветриться, — сказал он мне. — Рэтчел и Томас оставили тебе достаточно денег, чтобы ты могла думать не только о работе. Так что поезжай куда-нибудь, отдохни, смени атмосферу — пока ты еще не успела распугать своей рассеянностью всех наших клиентов.

Пару дней я ломала голову, куда поехать, но Люк, видимо, осознав, что мои колебания могут затянуться, положил им конец.

— «Охлади свой воспаленный разум», — процитировал он кого-то. — Тебе нужны ветер, море и немного романтики. В Европе есть место, где ты найдешь все, и это место — Венеция. — И он положил передо мной авиабилет. — Ты летишь завтра, номер в отеле тебе заказан.

21

Натали прикрыла глаза и представила себе отель «Леонардо» — узкий, трехэтажный… Его окна с белыми ставнями выходили на канал.

Когда она добралась до «Леонардо», уже начинало темнеть. Номер, заказанный Люком, понравился ей сразу. Она включила телевизор — привычка таким образом знакомиться с иностранным языком — и заказала ужин. Официант принес вино, равиоли, сыр. Натали открыла окно и села ужинать, наслаждаясь плеском канала внизу и тем, что никуда не надо спешить. За окном было фиолетовое с розовыми отблесками небо Венеции.

Потом она открыла дверь на маленький балкон и поставила кресло с высокой плетеной спинкой так, чтобы видеть купол какого-то собора, вздымавшийся над кровлями домов. Странно, она ожидала услышать шум проплывающих под окнами катеров и гондол, пение гондольеров, но ничего этого не было. Вот качнулся от ветра старинный фонарь под мостом, осветив темную воду и зеленоватые камни. Все звуки — только тихий плеск воды да итальянская речь из дома напротив, доносимая влажным воздухом.

Разговаривали мужчина и женщина. Иногда они смеялись, иногда их голоса становились почти неслышными… «Наверное, любовники», — подумала Натали, всем телом ощущая негу венецианской ночи. И тут зазвонил телефон. В каком-то смутном волнении она потянулась к трубке…

Но это был всего лишь Люк. Он интересовался, все ли с ней в порядке и не прислать ли ей немного лондонского тумана и парочку голубей с Трафальгарской площади, чтобы она не скучала по дому.

Натали автоматически прижимала трубку к уху, а сама сквозь болтовню Люка вслушивалась в другие голоса — мужской и женский… Образ мужчины с портрета возник перед ней, как никогда, отчетливо. Она поняла, что больше не может находиться в номере. Он ждет ее. Он ждет ее здесь, в этом городе. Его присутствие она ощущала веками, ладонями, животом…

Натали быстро оделась и поправила макияж. Подкрасив губы, она пристально вгляделась в свое отражение в зеркале. Волнение придало ее обычно суховатым чертам какую-то новую, неизъяснимую прелесть. Она взяла сумку и, почти бегом спустившись по лестнице, вышла на крыльцо гостиницы.

Каблуки нарядных туфель заскользили по влажным каменным ступеням, как по катку, и она чуть не упала. К крыльцу медленно подплыла длинная черная гондола.

— Едем? — на нескольких языках спросил веселый молодой гондольер и, когда Натали кивнула, помог ей спуститься в лодку.

Она пребывала в каком-то странном возбуждении. Откуда-то Натали точно знала, что скоро увидит его, мужчину с портрета.

Наверное, парень-гондольер повидал немало женщин, приезжающих сюда в поисках любви. По узким каналам лодка направлялась в Венецию Миноре, где узорчатые фонари украшают арки над маленькими кафе, которые лепятся прямо у воды, на узких террасах между домами и каналом.

— У нас совершенно особенный город, — заговорил гондольер по-английски с невероятным певучим акцентом. — Нигде в мире больше нет улицы Дружеской любви и улицы Нежнейшей дружбы.

Теперь канал был таким узким, что гондола едва помешалась в нем.

— Вот в этом кафе, — парень указал на балкончик, под которым они проплывали, — подают отличное горячее вино. И вообще, там вы найдете то, что ищете, — сказал он, будто зная мысли своей пассажирки.

— Веселой ночи! — Он оттолкнул гондолу от гранитных ступенек и исчез в мелкой сетке начинающегося дождя.

Натали остановилась на крыльце: вход в кафе разрешался только в театральной маске. Тут же продавец-маска предлагал на выбор свой разнообразный товар, сделанный из папье-маше. Когда-то она читала про это венецианское кафе, но оказавшись здесь столь неожиданно, совсем выпадала реальности.

Натали всегда считала себя человеком довольно уравновешенным. В университете она изучала психологию и знала, что именно рассудительные люди, попадая в обстановку, в которой разум мало чем может помочь, легче всего его и теряют. Сейчас она без удивления наблюдала, как этот постулат действует в отношении ее самой.

Купив маску, изображающую Коварство, Натали надела ее и вошла в кафе. Играл джаз. Почти все места были заняты. Завороженную англичанку проводили к столику, за которым сидел мужчина в маске Простодушия. Он привстал, приветствуя даму. Принесли вино в широком стеклянном чайнике. От горячего вина Натали бросило в жар.

Мужчина напротив сидел, откинувшись на спинку высокого белого стула. Из-за белой маски, скрывающей его лицо, было трудно понять, куда он смотрит. Натали подумала, что, возможно, сама судьба посадила ее рядом с человеком, которого она искала. И она стала смотреть на него.

Он сидел, как и прежде, положив ногу на ногу, и периодически подносил сигарету к прорези рта своей маски. Минут через двадцать такого сидения Натали уже не разбиралась ни в своих мыслях, ни в чувствах. Когда ее визави протянул руку к лежащей на столе зажигалке, она накрыла его руку своей и спросила: «Пойдем?» Он не раздумывая встал, положил в карман сигареты и все так же молча предложил ей руку.

Дождь уже стоял стеной. Гондол у крыльца не было. Администратор, в маске Сожаления, вызвал лодку по телефону. Пока они стояли на крыльце, Натали казалось, что все вокруг решает ее судьбу: арки мостов, свет фонарей, почти растворенный в падающих с неба потоках воды, и он, этот человек, поддерживающий ее под локоть… Человек, чьего лица она не видела.

К крыльцу подошла заказанная гондола. Над ней был раскрыт большой розовый зонт. Каблуки и на этот раз подвели: со скользких ступеней Натали упала прямо на руки гондольера…

«Куда мы плывем?» — спрашивает перевозчик. Ее спутник молчит. «К тебе?» — спрашивает она. Он кивает и что-то говорит перевозчику. По пути дождь немного стихает. Гондола останавливается возле какого-то невысокого собора. Гондольер желает своим пассажирам приятной ночи. Под маской Натали может не сдерживать свою улыбку.

Спутник ведет ее через маленькую площадь. Он немного ниже Натали ростом, у него широкие плечи. Как сообщники, оба хранят молчание, Один-два поворота, четырехзначные номера домов. Узкая лестница, по которой нужно подняться. Мужчина делает знак рукой, чтобы его спутница подождала, и зажигает свет. Они оказываются в коридоре. Поя и стены обиты мягкой сероватой тканью. Крохотные лампочки подсвечивают картины на стенах. Маска становится перед Натали на колени и снимает с ее ног промокшие туфли. Ей хочется, чтобы он раздел ее прямо здесь, в коридоре… Она закрывает глаза.

И опять раскрывает их, когда его пальцы дотрагиваются до края ее маски, и тогда Натали, глядя прямо в овальные разрезы маски, скрывающей его лицо, протягивает к ней руки…

Важно увидеть лица друг друга одновременно.

И вот его маска падает на пол. Напряженные скулы, блестящая натянутая кожа… Спутник Натали — японец!