— Не могли бы вы раздеться? — спросила я, беззастенчиво разглядывая его.

Его лицо вытянулось от неожиданности. Он стоял и недоуменно пялил на меня свои голубые, почти прозрачные глаза, пытаясь хоть что-то понять.

Я расхохоталась:

— Только куртку. Хочу сделать несколько снимков на память.

Он как-то напрягся, но тем не менее снял куртку и слегка поклонился.

— К вашим услугам, мадам!

Я ходила возле него, как хищница, которая присматривается к жертве, и искала ракурс, но меня все время что-то не устраивало.

Обойдя вокруг нею несколько раз, я подошла к нему вплотную. Мне хотелось толкнуть его, растрепать, потащить за рукав свитера, как-то растормошить… Но я не успела — он вдруг наклонился и поцеловал меня в лоб.

А через миг он уже держал меня на руках, словно мы были артистами балета, и уносил меня в соседнее помещение, как принц уносит в русском балете королеву лебедей, убитую чарами колдуна, — уносит, чтобы оживить своей любовью…

Мои ассистентки — люди в нашем деле опытные, привыкшие не удивляться ничему. Они наблюдали за нами через зеркальные стены студии и направляли свет.

Мне никогда не доводилось до этого заниматься любовью в свете прожекторов, да еще сознавая, что девки рассматривают лицо моего партнера и ловят его выражения.

В какой-то момент я открыла глаза: его лицо было серьезным и сосредоточенным. «А он не так-то прост!» — пришло мне в голову. Как случилось, что я, полчаса назад собиравшаяся спокойно отправиться домой, сама бросилась ему на руки и позволила делать с собой все, что он хотел, ощущая при этом его какую-то магическую власть надо мной?

Внезапно я рассердилась на себя. Я не могла смириться с этой властью. «Раз уж это случилось с тобой, — сказала я себе, — сделай так, чтобы он вспоминал тебя всю свою оставшуюся жизнь…»

…Натали порывисто схватила Роберту за запястье.

— У вас есть его фотография? — тихо спросила она.

Роберта замолчала, лихорадочно раздумывая, что ответить.

— Я знаю, что она есть у вас, — прошептала побледневшая Натали.

Роберта улыбнулась и неопределенно покачала головой. Мари переводила недоуменный взгляд с одной собеседницы на другую, ничего не понимая. Решив разрядить ситуацию, она встала и сказала:

— Наверное, пора перейти к моей скромной персоне. Только, боюсь, я никудышный рассказчик, да и история моя незамысловата, так что я, пожалуй, проиллюстрирую ее семейными фотографиями.

Мари поднялась к себе в офис и вынула из ящика стола фотоальбом с целующимися детьми на обложке. Тут были фотографии Флер, племянников, ну и ее «медового месяца» с Мишелем.

Когда она спустилась в зал, Роберта и Натали ели апельсиновые дольки с таким видом, как будто бы ничего не произошло.

Мари раскрыла альбом:

— Посмотрите, это мы с Мишелем, будущим отцом Флер.

Женщины склонились над фотографиями, и тут же Роберта громко вскрикнула — посетители ресторана стали оборачиваться на них, видимо ожидая какого-то сюрприза.

А Натали… Натали смотрела на Мари, и выражение ее лица было совершенно изумленным.

— Может, вы объясните мне наконец, что здесь происходит? — спросила Мари.

— Послушай, и в самом деле ничего не понимаешь или только притворяешься? — Роберта смотрела на нее, как тигр на ягненка.

Глаза Мари округлились, но неожиданно заговорила Натали.

— Я не знаю, каким образом это могло произойти, но, похоже, мы с Робертой говорили об одном и том же человеке. А теперь выясняется, что этот человек — ваш муж, Мари. Все это совершенно невероятно, но нам нужно все-таки разобраться в этой истории. — Натали уже сумела взять себя в руки. Ее пример подействовал на Роберту. Но Мари выглядела совершенно растерянной.

— Вы хотите сказать, что Мишель и тот, о ком вы рассказывали… То есть, что вы рассказывали о Мишеле? Но этого не может быть! — запротестовала она. — Возможно, это просто сходство…

— Нет, — сказала Натали, и в ее голосе появились профессиональные успокаивающие интонации: — Слушая рассказ Роберты, я почему-то сразу начала подозревать, что она рассказывает о том же человеке, что и я. Видите ли, мне это трудно объяснить… Скажите, Роберта, те фотографии, о которых вы говорили, ну, с велосипедом… И другие… Они в Париже?

Роберта подняла брови, вспоминая:

— Сейчас я не могу этого сказать точно… Но архив у меня в порядке.

— Мы должны сравнить их с фотографией из альбома Мари. Иначе никто из нас не сможет чувствовать себя спокойно.

Роберта понимала, что история выходила фантастическая и разобраться в ней просто необходимо. Но неизвестно, нужно ли это разбирательство ей, ведь ни Мари, ни, тем более, Натали ничего не знают о ее настоящей «деятельности».

— Мари, вызови мне, пожалуйста, такси. Может быть, фотографии у меня дома, и тогда я привезу их прямо сюда. Натали, а где ваша репродукция?

— Репродукция осталась в Лондоне. — Первой мыслью, пришедшей в голову Натали, было немедленно позвонить домой и попросить Генриха срочно выслать репродукцию. Но Натали не помнила, где она лежит, и ей совершенно не хотелось просить кого-то перерывать свои личные бумаги. — Боюсь, что мне никак не получить ее до моего возвращения, — вздохнула она.

Мари попросила Поля вызвать такси для Роберты и принести им с Натали чего-нибудь покрепче.

— Без меня ничего не рассказывайте, — попросила, покидая их, Роберта.

26

В такси она пыталась обдумать происшедшее, но ее мысли никак не хотели выстраиваться в логическую цепочку. Чем грозило лично ей, Роберте, то, что Рудольф Штальц, вернее, тот человек, который назвался ей этим именем, оказался как-то связанным с этими двумя женщинами? Можно просто улизнуть от них, но ведь Мари подвезла ее вчера к самому дому! Да и как она будет жить дальше, не узнав о нем все?! Где-то в глубине ее души все-таки таилась надежда на случайное сходство совершенно разных мужчин. Но, вспомнив рассказ Натали, она подумала, что, еще слушая его, вспомнила о Штальце. Не зря же потом из всех своих многочисленных романтических историй она выбрала именно эту…

Машина остановилась возле ее дома. Попросив таксиста подождать, она даже не стала вызывать лифт, а побежала по лестнице. И только роясь в сумочке в поисках ключей, вспомнила о Януше и той размолвке, которая произошла между ними, когда сын с каким-то совершенно незнакомым ей упрямством отказался ехать к ее подруге.

В квартире было темно и тихо. Она щелкнула выключателем и вошла в комнату. На столе у компьютера лежала записка, написанная по-польски: «Мама, не сердись на меня, пожалуйста. Но я действительно не мог поменять свои планы на этот вечер. Целую, Януш».

Ну, слава Богу, тон записки был извиняющимся. Конечно, она не будет сердиться на него, тем более в день его рождения.

Она подошла к стеклянному шкафу, хранящему ее архив, и быстро нашла нужный конверт. Включив свет над столом, разложила фотографии. И воспоминания нахлынули на нее.


…На подоконнике лежит начатая пачка «Голуаза». Она курит и смотрит на голубей, сидящих на крыше соседнего дома.

Недокуренная сигарета летит в окно, рискуя упасть кому-нибудь на голову, но ее это совсем не волнует. Она резко оборачивается…

Он спит или делает вид, что спит.

Если бы ее взгляд обладал силой воспламенять объекты, то на постели уже дымились бы угли. Она была взбешена: как такое могло произойти с ней?! Где была ее голова?

Роберта достала из пачки новую сигарету и, подхватив большую пепельницу из горного хрусталя, плюхнулась в постель, явно не заботясь о сне незваного гостя.

Она считала себя разборчивой во всем, что касалось мужчин. По крайней мере, выбор всегда был за ней. Так было до вчерашнего дня.

С работой теперь придется распрощаться. Все-таки она не настолько цинична, чтобы после вчерашнего появиться на глаза этой компании сплетниц.

— Представляю, что сейчас делается в студии! — воскликнула она и зашарила рукой по простыне в поисках зажигалки.

Он открыл глаза и, натянув на голову простыню, соорудил в ней маленькое окошечко, через которое смотрел на нее.

Первым ее желанием было треснуть его пепельницей по голове, но, сдержавшись, она продолжала искать зажигалку.

Он вытащил зажигалку из складок одеяла, и когда Роберта протянула за ней руку, взял ее за плечи и потянул к себе.

Потом… Она дала себе слово никогда не вспоминать, что было потом, и ведь действительно до сих пор не вспоминала! За свой вчерашний позор она должна была покорить его, подчинить себе полностью. Она извивалась в его объятиях, наблюдая, как он теряет контроль над собой, как меняется выражение его лица, как безвольно раскрываются его губы… Это продолжалось долго, бесконечно долго. Она не давала ему ни минуты отдыха, играя на всех струнах его чувственности, пока не выбилась из сил. Тогда она прислонилась к стене и увидела, что он… не дышит.

Он лежал с раскрытыми глазами, закатившимися за покрасневшие веки. Его лицо было смертельно бледным.

Что было дальше? Она брызгала ему в лицо водой. Она растирала ему щеки и виски.

Приложив ухо к его груди, она ничего не услышала. Тогда, накрыв его двумя одеялами, она быстро оделась и выбежала из квартиры на улицу, чтобы из телефонной будки вызвать «скорую помощь».

Потом, летя по лестнице обратно вверх, она поняла, что захлопнула дверь квартиры, не взяв с собой ключей.

Она звонила, стучала. Сначала одна. Потом с быстро приехавшей бригадой «скорой помощи»…

Потом вызывали пожарных.

Пожарный влез в открытое окно ее спальни и открыл им дверь. В квартире никого не было…


Раздавшийся под окном нетерпеливый сигнал такси прервал ее воспоминания. Выбрав две наиболее приличные фотографии, сделанные десять лет назад в парижском ателье, она поспешила на улицу.