Вслух Роберта сказала:

— Мне нужно время, чтобы все обдумать. А сейчас я бы хотела узнать условия.

— Двадцать процентов. Но покупатель не должен широко рекламировать свое приобретение.

Роберта усмехнулась:

— Не будет. Как я смогу вас найти?

— Напротив королевского дворца, на канале, стоит понтон «Сонный кит». Его хозяин, Хельмут — мой приятель. До конца месяца он не собирается никуда сниматься, так что вы наверняка его застанете — скажите ему, кто вы, мы назначим встречу. Но я прошу вас принять решение не позже, чем через неделю.

29

Вернувшись тогда в свой гостиничный номер, Роберта принялась фотографировать — старая привычка, помогавшая принимать решения. Она сделала снимок с балкона, откуда открывался видна мощеный бульвар внизу, затем зашла обратно в комнату, сфотографировала легкое деревянное кресло у стола, нацелилась на лампу в форме вазы, сделала несколько кадров отдельных вещей из ее гардероба на пушистом бежево-розовом ковре: туфли-лодочки, янтарные бусы, ярко-красные перчатки. Когда она перешла в ванную и приготовилась снять собственное отражение в зеркале, в памяти всплыл один ее польский знакомый… Пожалуй, это был идеальный клиент.

Тадеуш, тридцативосьмилетний толстяк, был типичным представителем нового польского бомонда. В этом человеке никому бы и в голову не пришло подозревать тягу к прекрасному, но он старался «соответствовать», и поэтому Роберта остановила свой выбор на нем.

Тадеуша всегда отличала склонность к лирическим историям. Страдал он и в настоящий момент: его давняя школьная любовь, Ханна, отказывалась отвечать ему взаимностью. Пять лет назад он встретил ее на Рыночной площади в их родном Кракове, и забытое чувство вернулось к нему, словно он опять стал троечником из девятого класса. Тадеуш тут же купил этаж в старом доме по соседству с тем, где была квартира Ханны, каждый день присылал ей цветы и подарки, приглашал на рауты, устроил ее сына в престижную школу… Но она по-прежнему предпочитала его неуемным страстям тихую жизнь разведенной женщины.

Правда, Ханна была человеком практичным, поэтому подарки от своего воздыхателя принимала и даже иногда ходила с пылким влюбленным в театр и на какие-то приемы. Роберта несколько раз видела ее. В Ханне узнавалась та самая польская красавица, которой восхищались писатели прошлого столетия — спокойная, с правильными чертами лица и немного ироническим взглядом. В ее одежде и манерах не было и намека на тот вульгарный стиль, который стал визитной карточкой в кругу Тадеуша.

А ему она казалась просто совершенством. О его неразделенной страсти знали все — это была первая и почти единственная тема его застольных разговоров. Он мог заговорить о своей любви с кем угодно и при любых обстоятельствах. Про него рассказывали анекдот: пан Тадеуш приехал в Варшаву заключать договор об открытии нового салона BMW. Но во время переговоров он вдруг замолчал и тупо уставился на стену собственного кабинета… А потом потянулся к телефону и потребовал, чтобы секретарша немедленно нашла ему портрет пани Ханны и повесила его на стену. Когда фотография была доставлена, Тадеуш в течение получаса расписывал ошарашенным немцам достоинства своей возлюбленной.

В детстве Ханна мечтала стать искусствоведом, но ее мечте не суждено было сбыться — она работала врачом-косметологом в небольшом салоне в старом городе. Однако все выходные проводила в прогулках по маленьким кривым улочкам вокруг университета, где располагалось множество художественных галерей.

Тадеуш, сам ничего в живописи не понимавший, относился к ее увлечению с огромным пиететом. Он даже пытался дарить Ханне картины: сперва выбирал их по своему вкусу, но после того, как она, однажды не выдержав, расхохоталась при виде очередного подарка, стал советоваться со знатоками. Вскоре Тадеуш знал с десяток имен модных польских художников…

К его желанию покорить Ханну уже примешивался азарт — найти что-то особенное, что бы могло поразить ее, а самому стать причисленным к касте обладателей сокровищ.

В один из своих приездов в Краков Роберта встретила Тадеуша в «Холодовском» — одном из самых шикарных баров города. Он был один, если не считать двоих охранников. Узнав француженку, бывший уже навеселе Тадеуш кинулся к ней с объятиями: несмотря на свою романтическую увлеченность Ханной, он никогда не упускал случая поволочиться за другой женщиной, а Роберта вызывала у него особые симпатии. Он долго уговаривал Роберту поехать с ним на его загородную виллу, перемежая комплименты ей жалобами на свою жестокую возлюбленную.

Многие ее знакомые мужчины вели себя точно также: боготворили одну женщину, но это ничуть не мешало им пускаться во все тяжкие. Роберта привыкла к этому, но понять не могла. Не то, чтобы она сама заводила романы только с теми мужчинами, в которых влюблялась, — большинство ее любовников были ей малоинтересны. По этой причине ей не составляло труда поддерживать отношения сразу с несколькими. Но если уж она увлекалась кем-то всерьез, то все остальные мужчины просто переставали для нее существовать…

И теперь, чтобы отвлечь внимание собеседника от собственной персоны, Роберта стала расспрашивать его о Ханне.

Между прочим, Тадеуш рассказал ей, что мечтает подарить Ханне «настоящую вещь», такую, чтобы она уже не смогла устоять…

30

Найти «Сонный кит» оказалось просто: немного обшарпанная, но прочная посудина в самом деле стояла у причала напротив королевского дворца. Хельмут, шестидесятилетний битник по виду, сразу понял, кто такая Роберта. Он пригласил ее в мастерскую, которую умудрился разместить прямо на понтоне. Большинство картин не произвело на Роберту никакого впечатления. Она обратила внимание лишь на одну — портрет хозяина, глядя на который она узнала о Хельмуте больше, чем из разговора с ним. Равнодушные, но при этом хитроватые глаза выдавали человека «с двойным дном» — держится просто, но способен на самые неожиданные вещи. И что-то еще было в этом лице на холсте — не то улыбка, не то горечь. Портрет был написан неяркими красками, с преобладанием серых тонов, так что можно подумать, будто художник рисовал не самого человека, а его призрак.

Поймав взгляд Роберты, Хельмут сказал:

— Это рисовал Кнут. Он разработал целую теорию дальтонического искусства.

Хельмут пошел звонить Кнуту, и у Роберты теперь было время еще раз оценить ситуацию. Непохоже, что они собираются продавать ворованную картину, скорее подделку Кто же ее автор? Неужели Кнут? Но сделать копию Матисса, не различая синего, невозможно. Хельмут? Что ж, вполне может быть…

Кнут появился удивительно быстро, через пятнадцать минут. Он выглядел очень оживленным. Насей раз он был в сером просторном костюме, который слегка болтался на его фигуре. Он сразу приступил к переговорам:

— Итак, вы решились.

— Да, я могу привезти покупателя в Амстердам. Когда мы приедем, я дам вам знать. Но к этому времени картина уже должна быть в городе.

Кнут кивнул и наморщил лоб:

— Могут возникнуть сложности с провозом ее через границу.

— Думаю, мой клиент с этим справится самостоятельно.

Хельмут принес граппу, Роберта выпила обжигающую виноградную водку до дна и заела посоленным лимоном. Получилось, пожалуй, не хуже, чем если бы это была текила.

Следующие два часа они провели, слушая болтовню Кнута, — он рассказывал что-то про свою дальтоническую концепцию, а Роберта внимательно изучала Хельмута. В его манерах было что-то знакомое, он словно напоминал ей кого-то… И вскоре она поняла — чем-то очень явным, но трудно — уловимым Хельмут был похож на ее давнюю любовь — пианиста Шарля. И она с трудом заставила себя подняться и покинуть «Сонный кит».

Переговоры происходили в краковской квартире Тадеуша. Роберта уже привыкла к причудам новых богачей в «зоне», но имперская роскошь этого жилища все-таки поразила ее. Прихожая изобиловала золочеными светильниками и зеркалами, от тяжелой дубовой двери с позолоченными ручками в виде драконов тянулся персидский ковер-дорожка…

Тадеуш провел ее в представительскую комнату, интерьером которой наверняка занимался приглашенный дизайнер: дубовая мебель, такая же обшивка стен, темные шторы. На низком столе уже стояла бутылка Нenessy[5], бокалы и забавная хрустальная пепельница в виде рыбы, бьющей хвостом. Усевшись в удобное, обитое темным бархатом кресло, Роберта зажгла сигарету и откинулась на высокую спинку.

Все прошло на удивление просто — достаточно было показать Тадеушу репродукцию картины в большом каталоге Матисса, как он радостно закивал головой и согласился на первую же названную Робертой сумму.

Через неделю, в начале сентября, Тадеуш прилетел в Амстердам. С собой он привез «эксперта» — немолодого художника с явной склонностью к алкоголизму. Первое, чем заинтересовались польские гости, был квартал «красных фонарей»… Но уже на следующий день изрядно помятый и еще не протрезвевший Тадеуш выразил желание посмотреть «товар». Роберта тоже видела картину впервые и была приятно удивлена качеством подделки. Конечно, она не была специалистом, но, похоже, автор удачно сымитировал стиль Матисса — он по нескольку раз прорисовал отдельные фрагменты, с каждым новым слоем краски меняя и превращая картину.

Первым к холсту подошел приятель Тадеуша. Несмотря на все признаки тяжелейшего похмелья, он старался выполнить свою работу добросовестно: несколько раз он отходил от картины, потом возвращался, наклонялся, чтобы разглядеть отдельные мазки. Наконец он важно кивнул Тадеушу, и тот, едва взглянув на холст, сказал: «Беру».

На следующий день поляк заплатил наличными, и Роберта стала богаче на несколько десятков тысяч долларов. Ей предстояло еще закончить свои легальные дела в Амстердаме, после чего она собиралась устроить себе каникулы — теперь она вполне могла себе это позволить…