Скудный верх бикини, едва ли больше двух треугольников темно-синего материала, прикрепленных к нескольким кускам веревки, и пара коротких шортиков, таких маленьких, что они едва прикрывают верхний дюйм ее голых бедер. И снова, уже во второй раз меньше чем за минуту, я ловлю себя на том, что думаю о том же самом.

Что... за... черт?

Она видит, что я хмуро смотрю на ее наряд, и быстро запахивает свое пальто, сжимая его на талии. Прежде чем мы успеваем что-то сказать, из гостиной появляется миссис Ричмонд.

— О, Сильвер, прости меня. Я думала, ты уже ушла. — Она переводит взгляд с меня на дочь, и на ее лице появляется робкая улыбка. — О, хорошо видеть вас двоих бок о бок опять. Я... я знаю, что в последнее время вам, девочки, было трудно, но, честно говоря, мое сердце разрывалось оттого, что вы так поссорились. Глядя на вас двоих сейчас, черт возьми... я должна сказать, что надеюсь, что вы уже на пути к тому, чтобы все уладить.

Холлидей не произносит ни слова. Она быстро опускает взгляд на свои ноги, глубоко дыша. Я действительно не знаю, что сказать.

— Ты идешь на работу, милая? — спрашивает миссис Ричмонд.

— Да. Я опоздаю, если не уйду сейчас, — угрюмо говорит она.

— Это так мило с их стороны, что в «Роквелле» сделали исключение для Холлидей. Обычно они не позволяют людям работать официантками, пока им не исполнится восемнадцать. Они, должно быть, знали, как она будет хороша. И они хорошо платят. Когда я работала официанткой на полную ставку, то едва приносила домой пару сотен баксов в неделю. Холлидей зарабатывает в три раза больше, не так ли, дорогая?

Эм... Официантка? Я бывала в «Роквелле» и прекрасно знаю, что там нет официанток. Если вы достаточно смелы или очень голодны, чтобы заказать еду из кухни, вы должны сделать это в баре и забрать свою еду из служебного люка, когда они прокричат ваш номер.

— Да, наверное, мне повезло, — бормочет Холлидей. Она быстро опускается вниз и собирает свои вещи обратно в сумку, пока я смотрю на нее сверху вниз, слишком много винтиков крутится в моей голове, чтобы оказать какую-либо помощь. — Мне действительно пора идти.

Не оглядываясь, она бросается к двери, оставляя ее зияюще открытой за собой. И я понимаю, более чем немного ошеломленная тем, что я только что увидела, что одна из моих бывших лучших подруг раздевается за деньги за спиной своей матери.



Глава 14.

Алекс


В баре катастрофически не хватает персонала, поэтому Монти предлагает мне тройную плату за то, чтобы я остался здесь и поработал. Я соглашаюсь, но не из-за денег, как таковых. Мой разум мчится со скоростью мили в минуту, и с Сильвер, преподающей уроки до самой ночи, перспектива вернуться в трейлер и находиться там в одиночестве звучит не очень привлекательно. Люди продолжают вливаться в дверь по мере того, как наступает ночь, и следующие шесть часов пролетают в размытом пятне пролитого пива, разбитого стекла, шумных споров и нескольких брошенных ударов.

Появляется Холлидей и выходит на сцену. Я не замечаю ее присутствия, а она, в свою очередь, делает вид, что меня не существует — негласное соглашение, которое я всем сердцем поддерживаю. К полуночи это место пустеет. Снежная буря, может быть, и прошла, но дороги все еще опасны, особенно после наступления темноты, и копы всегда на страже после напряженной ночи в «Роквелле». Никто не хочет оказаться в канаве или, что еще хуже, попытаться пройти тест на трезвость, когда они выпили больше, чем должны были.

Пол отпускает меня в двенадцать тридцать. Я выхожу на улицу тем же путем, что и вошел, готовясь к холоду, кладу в карман свою ночную зарплату и уже собираюсь забраться в Camaro, когда чья-то рука опускается мне на плечо, грубо разворачивая меня.

Когда ты растешь в приемных семьях, или, по крайней мере, в таких приемных семьях, где рос я, у тебя вырабатываются довольно острые рефлексы; мой кулак замахивается еще до того, как я замечаю, кто пытается меня ударить. В моем мире нерешительность может убить тебя.

Ублюдок позади меня — это не более чем черная полоса, когда он отшатывается назад, за пределы моей досягаемости.

— Ну-ну, Моретти. Черт возьми. Становишься немного медлительным на старости лет? — говорит голос с усмешкой.

Я делаю шаг вперед, нацеливаясь на кусок дерьма, который пытается прыгнуть на меня, но затем мои уши догоняют мой мозг, и я понимаю, что знаю этот голос. Я очень хорошо его знаю.

Вторичный апперкот, который я собирался отправить в полет, останавливается в воздухе. Там, передо мной, одетый в кожаную куртку, которая выглядит слишком новой, и пару нелепо тесных выстиранных джинсов, стоит парень, которого я никогда не думал увидеть снова.

Ну, черт возьми!

— Зандер Хокинс. Что б я сдох. — Я не очень то рад его видеть. Это и понятно, когда я в последний раз видел этого ублюдка, он заплатил парню по имени Хорхе пятьдесят баксов за то, чтобы тот затеял со мной драку в кафетерии центра содержания несовершеннолетних. Я был почти уверен, что Зандер убьет кого-нибудь до того, как его выпустят из колонии, и закончит тем, что его задницу переведут в законную тюрьму, и все же он, бл*дь, стоит здесь. И вот это меня и беспокоит. — Какого хрена ты делаешь в Роли?

Зандер пожимает одним плечом.

— Были кое-какие дела. Меня вызвали из Беллингема. Я слышал, что ты здесь работаешь, поэтому и задержался. Думал, что не плохо бы наверстать упущенное. Старые добрые времена, понимаешь?

Зандер почти такой же высокий, как и я, с такой же сердитой искоркой в глазах. В колонии он проводил большую часть времени с парой гирь в руках или на корточках, тренируясь как дьявол. Я тоже решил скоротать время за этими занятиями... вот так мы и подружились.

— Старые добрые времена?

У меня короткостриженые ногти на пальцах, с учетом того, что я каждый день скрупулёзно играю на гитаре; если бы нет, я бы впился ими в ладони, пытаясь отвлечься от боли, пока решаю, что, черт возьми, я должен делать. В течение одиннадцати месяцев Зандер был рядом со мной, присматривая за мной, готовый искалечить каждого, кто косо на меня посмотрит. Я завел еще пару друзей во время моего заключения, но Зандер был чем-то большим. Он был мне как брат. А потом этот самый брат предал меня за день до моего освобождения? Да, это чертовски отстойно.

Зандер беззаботно ухмыляется мне. Он ни секунды не беспокоился о том, как его здесь примут. Он просто появляется здесь, плечи откинуты назад, средний палец поднят вверх на весь остальной мир и ожидает, что я буду рад его видеть. Ну, ублюдок глубоко заблуждается. Он был готов к первому удару кулака, который я ему послал. Я остановил второй. Третий появляется из ниоткуда и застает нас обоих врасплох. Мой кулак соединяется с его челюстью, приземляясь тяжело и жестко, прямо туда, куда он показал мне ударить, когда-то давно.

Боль пронзает мою руку подобно огненному столбу, оседая в моем плечевом суставе и пронзая нервные окончания в моей шее. Причинение вреда кому-то другому всегда заканчивается тем, что вредит и вам, так или иначе. Это естественный порядок вещей. Действие и следствие. Я наслаждаюсь пульсирующей болью в моей руке, радостно приветствуя ее, с готовностью принимаю компромисс, когда глаза Зандера Хокинса закатываются назад, и он падает на гребаную землю.


Вообще я редко курю. Время от времени, когда особенно раздражен, я закуриваю и смакую одну-единственную сигарету, размышляя о темных мыслях, позволяя себе всю длину этой сигареты бушевать и беситься, чтобы упорядочить мысли в моей голове и привести мир в порядок. Но когда я затушу её, все будет кончено. Я пожимаю плечами, выбираясь из темноты, отбрасывая прочь гнев, и умываю руки от любого насилия, которое позволил себе впустить в свои вены. Обычно я становлюсь намного спокойнее к тому времени, когда завершаю ритуал, но сегодня этого спокойствия, черт возьми, нигде не видно.

Я курю сигарету номер пять и все еще не могу остановить свое колено, которое подпрыгивает, как отбойный молоток. Какого хрена он здесь делает? Какого хрена ему надо? И почему, черт возьми, он околачивается здесь, чтобы увидеть меня? К тому времени, как Зандер шевелится, стоянка у бара почти пуста. Он стонет на заднем сиденье, хлопая себя по лицу тыльной стороной ладони, как будто пытается отогнать рой мух.

— Блин, какого хрена, Моретти?

Я выдыхаю полную грудь дыма и щелчком выбрасываю окурок в окно. Он шипит, когда падает на снег.

— Брось это дерьмо. Уже поздно, и я очень устал. Ты прекрасно знаешь, почему я тебя ударил.

Он хватается за подголовник кресла перед собой, используя его как рычаг, чтобы выпрямиться. Я чертовски доволен собой, когда замечаю темную тень синяка, который уже формируется вдоль его челюсти.

— Если ты все еще злишься из-за Хорхе, то ты просто тупица, — жалуется он, потирая затылок. — Это было ирландское прощание.

Я пристально смотрю на него в зеркало заднего вида.

— Не думаю, что это означает то, что ты думаешь.

— Э-э, неважно. — Он отмахивается от меня одной рукой. — Это было похоже на ирландское прощание. Это же колония для несовершеннолетних. Я не мог позволить тебе уйти раньше меня, избежав жалкого прощания, так что... ну, ты знаешь.

— Значит, ты заплатил кому-то, чтобы он попытался ударить меня ножом. Ты же гребаный психопат.

Зандер ухмыляется как сумасшедший. Сумасшедший с очень больной головой.

— Но ты ведь не скучал по мне, правда? Я просто делал тебе одолжение. Можно мне взять одну из этих сигарет?

— Как насчет того, чтобы пойти нахер?

— Оу, никогда бы не подумал, что ты из тех парней, которые все драматизируют из-за небольшой перепалки между друзьями. Да ладно тебе. Дай одну. — Он протягивает руку, указывая на пачку. Я неохотно вкладываю её ему в руку. Он мрачно посмеивается себе под нос, достает сигарету и закуривает. — Будь реалистом, Моретти. Если бы ты ушел из Денни как мой лучший чертов приятель, что бы ты сделал дальше?