Помрачневший Ромоло уехал домой. Сидеть в ресторане в одиночестве не хотелось, и она тоже отправилась в отель. Нужно было собрать чемодан – завтра вечером ее ждало возвращение в Москву.

Подумав об этом, Римма мысленно поразилась: неужели из трех дней, на которые она решила продлить свои римские каникулы, два уже позади? Время пролетело мгновенно. Завтра утром они, конечно, увидятся – Ромоло обещал ей какой-то сюрприз – но все равно это будет день расставания…

От таких мыслей грустно делалось уже сейчас, но странно – наверное, впервые в жизни, Римме совсем не хотелось не то что разбираться в своих чувствах, но даже думать о них. Она просто наслаждалась текущим моментом, блаженствовала, как блаженствуют люди, упавшие после тяжелейшего трудового дня в мягкую и удобную постель, чтобы сполна насладиться долгожданным отдыхом. Тут не до размышлений и не до самоанализа – ты просто живешь, и именно это как раз и есть настоящая жизнь.

Как и вчера, заснула Римма мгновенно. Ей снились камелии и Ромоло. Ночные грёзы были полны романтики, и эту романтику никак нельзя было бы назвать чисто платонической. Проснувшись и вспоминая сновидения, Римма еще долго смущенно и счастливо улыбалась. Приснится же такое! Обстановка в люксе для новобрачных, что ли, навеяла? Удивительно, но о Матвее она не видела во сне ничего подобного, он вообще почти что ей не снился…

В воскресенье утром они встретились рано. Ровно в девять Римма сбежала по ступеням отеля навстречу Ромоло, улыбающемуся и протягивающему к ней руки.

– Я всегда смогу отличить тебя в любой, самой многолюдной толпе, – сказала она. – Потому что ты всегда улыбаешься.

– Я улыбаюсь, когда вижу тебя, – ответил он и посмотрел ей в глаза долгим серьезным взглядом.

Слегка смутившись собственному порыву – и вовсе она не собиралась ничего такого ему говорить – Римма поправила волосы и деловито спросила:

– Ну и куда сегодня меня поведет мой провожатый?

Вместо ответа он протянул ей сложенный втрое рекламный буклет.

– Галерея виллы Боргезе… – протянула Римма, кинув быстрый взгляд на название. – Было бы здорово там побывать… Но у нас нет билетов. Я узнавала: их покупают заранее, за месяц, а то и за два. Но это не страшно. Сегодня мы можем сходить…

– Да ты открой для начала, – перебил ее Ромоло.

Она развернула буклет. Из него выпорхнул распечатанный на принтере лист бумаги.

– Приглашение… Дуэ персонэ… Сеанс 10.30, – прочитала она. – Невероятно. Где ты его раздобыл? – Римма с веселым удивлением уставилась на него.

Ромоло горделиво расправил плечи и церемонно подал ей руку:

– Прошу, синьорина. А то опоздаем. По дороге все расскажу.

Вкратце пылкий и красочный монолог ее спутника сводился к следующему. Вчера, когда они гуляли по Тиволи, он окончательно понял, что она не такая, как все. Не в том смысле, что живая богиня – тут Римма чуть не начала опять возмущаться – а в том, что ей действительно интересен его родной город. И интерес этот не праздный, не туристический, когда сегодня одно, завтра другое. Какая разница, на что смотреть невыспавшимися глазами, перед которыми все палаццо, соборы и колизеи слипаются в один большой, пестрый ком? У Риммы всё иначе. Она действительно всем сердцем любит Италию, любит Рим. Он, Ромоло, восхищен ею и бесконечно благодарен за это. Поэтому вчера вечером, закончив с работой (о, это был сущий ад! такого количества китайцев их кафе не видело с самого Рождества!), он поехал к приятелю, который чинит велосипеды и выдает гироскутеры напрокат в садах виллы Боргезе. У того есть подружка, она знакома с девчонкой, чья двоюродная сестра работает в тамошнем экскурсионном бюро… В общем, долго рассказывать. Но теперь их задача – успеть на сеанс к 10.30. Опоздавших не пустят.

Римма глянула на часы и невольно прибавила шагу. Не хватало еще действительно опоздать! Да, эта «служебная командировка» запомнится ей надолго. Мало того, что она вообще оказалась в Риме едва не случайно, так еще и смогла столько всего увидеть за неполных шесть дней! А галерея Боргезе – это же… как концентрат Эрмитажа! Рафаэль, Тициан, Караваджо… Ну, кто там еще? Веронезе, Рубенс, Бернини… И перечислять можно еще очень долго.

Это был первый настоящий римский музей, в котором она оказалась. Поездка в Тиволи не считалась: вилла д’Эсте знаменита именно своими садами, а не статуями и картинами. Еще вчера Римму озадачили абсолютно пустые залы и кабинеты, по которым фланировали туристы – там не было ни мебели, ни каких-то других экспонатов, лишь бесчисленные росписи, покрывающие стены от пола до потолка. Но здесь все выглядело совершенно иначе. Преисполненные внимания и притихшие, они медленно переходили из зала в зал и останавливались, следуя подсказкам аудиогида, у очередного бесценного шедевра. Первое время Римма подолгу рассматривала каждый из них, но вскоре все эти огромные живописные полотна в золоченых рамах, порой не уступавшие в размерах рекламным билбордам, прихотливые барочные светильники, одновременно напоминавшие взрыв фейерверка и букет из кокосовых пальм, скульптурные композиции с сатирами и фавнами, умыкающими, бодро вскинув на покрытое шерстью мускулистое плечо, беззвучно вопящих пышнотелых девиц с вытаращенными глазами, стали сливаться в общую, сплошную и яркую массу. Через два часа, когда сеанс подошел к концу, голова у Риммы шла кругом. От бесценных сокровищ рябило в глазах. Все-таки концентрат – тяжелая пища для организма. Его так и хотелось разбавить в пропорции один к десяти.

Присев на скамейку у выхода, Римма потерла виски, жалобно попросила воды и, пока Ромоло искал киоск или автомат по продаже, с трудом отходила от увиденного. Вот тебе и «небольшая частная вилла, укрытая в одноименных садах», как писали путеводители. Да… Что ж тогда про Ватикан говорить, со всеми его выставками и музеями размером с некрупный провинциальный город?

Нет уж, хватит с нее культурных шедевров и наследия цивилизаций. На этот раз – точно.

Чуть-чуть отдышавшись, они вышли наружу, не глядя по сторонам, молча побрели по дорожкам парка. То ли от переизбытка впечатлений, то ли от мыслей о предстоящем прощании, которое, как ни крути, становилось все ближе, настроение у Риммы испортилось. На Ромоло вообще было больно смотреть. Он был бледен, и с каждой минутой мрачнел все больше и больше. Оба без слов понимали, в какую попались ловушку: эти несколько дней, проведенные вместе, невероятно сблизили их. Да что там сблизили – они без ума друг от друга! Римме это было ясно без всяких размышлений и самокопаний. Как ни пыталась она сбежать от признания самой себе, внезапно вспыхнувшее чувство оказалось настолько сильным, что захватило ее всю, полностью, не оставив в душе ни одного свободного уголка. Вот она – настоящая любовь, та самая Un Amore Grande, которую она искала всю жизнь. И мама, как всегда, оказалась права – эта любовь ждала ее именно в Италии. Пусть они с Ромоло знают друг друга совсем недолго, но ведь так обычно и бывает, когда люди встречают настоящее чувство. Когда находишь свою половину, того самого, единственного в мире, кто предназначен тебе судьбой, то, чтобы понять это, достаточно одного взгляда.

Наблюдая, как Ромоло нервно кусает губы, порываясь что-то сказать, как дрожат его пальцы, когда он откидывает со лба свои роскошные темные волосы, как зябко поводит плечами, будто бы на дворе стоит не яркий весенний день, а январская стужа, Римма была готова вот-вот разрыдаться. Наконец, все-таки не выдержала, жалобно всхлипнула и, остановившись, принялась бестолково копаться в сумочке, отыскивая пачку бумажных платков. Остановился и Ромоло. Его лица ей было не видно – она склонилась над сумкой так низко, как только могла, чтобы не показывать слез. Несколько секунд он молчал, а потом сказал тихо-тихо, совсем не в обычном своем высокопарном стиле:

– Это все бесполезно. Ну бессмысленно же! Глупо скрывать. Я люблю тебя. Пожалуйста, останься со мной.

Она уронила сумку и подняла на него полные слез глаза. Он обнял ее, крепко прижал к себе, и слова признания потекли бурным, неудержимым потоком:

– Ты – моя единственная любовь… Невероятная, лучшая… Я и мечтать не мог… Самая прекрасная девушка на земле… Никогда не надеялся, что встречу тебя… Будь со мной, умоляю…

Если бы он не держал сейчас Римму в объятиях, она наверняка не устояла бы на ногах, до того у нее все плыло перед глазами. Казалось, что сердце стучит не в груди, а прямо в горле, и с каждым словом, с каждым выдохом рвется наружу. Теряя голову от нахлынувших чувств, она прошептала растерянным эхом:

– Я тоже… тоже люблю…

Услышав эти слова, он коротко вскрикнул, как от внезапной боли, а затем подхватил ее на руки, прижал к себе и закружил по аллее.

И от этого кружения, от стремительности событий у Риммы совсем захватило дух. Она спрятала лицо у него на груди, закрыла глаза и засмеялась тихим счастливым смехом.

– Но как же… Что я буду здесь делать? – еле слышно пролепетала она.

– Найдешь работу. Это неважно. Я придумаю что-нибудь. Главное, что мы будем вместе. И обязательно будем счастливы… – страстный шепот проникал прямо в сердце. А нежные губы уже скользили по запылавшим щекам, невесомо касались скул, висков, осторожно пробовали на вкус ее частое, прерывистое дыхание.

Все смешалось перед глазами у Риммы. Пронеслось ослепляюще-пестрым видением: прекрасное, бледное от волнения лицо Ромоло с сияющими, как драгоценные камни, глазами, кусты цветущих камелий, лукавые купидоны, улыбающиеся с карнизов, ее престижная работа, любовно обустроенная квартира в Москве…

Пронеслось – и пропало.

Говорят – с милым рай в шалаше. Так почему бы ее шалашу не случиться в Риме, в городе ее самой главной, самой заветной мечты?

И, прежде чем окончательно пропасть в поцелуе – их первом, таком робком и в то же время сулящем все будущие неземные блаженства – она тихо выдохнула в эти горячие, благоговейно замершие губы: «Хорошо. Я согласна».

Глава 9