Освободившийся Ромоло сделал кофе и ей и плюхнулся рядом, продолжая расспросы.

– Ну так куда ты сегодня пойдешь?

Римма принялась объяснять: собираясь в Италию, она даже подумать не могла, что останется здесь насовсем. Поэтому вещей у нее с собой было всего на три дня, и в основном, деловые костюмы и коктейльные платья. Такая одежда не годится для повседневной жизни.

– Протестую! – горячо перебил ее Ромоло. – В маленьком черном платье я тебя еще ни разу не видел! Уверен, оно тебе будет невероятно к лицу. Представляю, как струятся по блестящему шелку твои роскошные волосы…

Тут в кухне, отделенной от зала бамбуковой занавеской, что-то грохнуло и покатилось. Сбитый с толку Ромоло закашлялся, заморгал и сказал совсем другим тоном:

– Ужасно жаль, что не могу поехать с тобой! Но готов порекомендовать магазины – хорошие и недорогие. В них одеваются Анна и Джулия, да и другие девчонки рассказывали, что там можно найти очень приличные вещи.

Он назвал несколько адресов. Римма старательно их записала, стараясь не слишком зацикливаться на мысли о неведомых «других девчонках». Они, наконец, распрощались, и она отправилась к ближайшей станции метро – оказалось, что все рекомендованные магазины находятся довольно далеко от Трастевере.

В первом же торговом центре, куда Римма так долго добиралась, к ее несказанному удивлению, обнаружилось некое подобие московского «Ашана». Тут продавалось все: и еда, и садовые шланги, и автотовары, и мебель. Были, конечно, и обувь с одеждой, но эти отделы Римма даже не стала искать: еще не хватало приехать в Италию и одеваться в подобных местах! До крайности раздосадованная, она уселась на скамейку и принялась проверять в телефоне другие записанные со слов Ромоло адреса. Так и есть! Все остальные магазины были точной копией этого. Он бы еще в секонд-хенд ее отправил! Наверняка именно там одевается Анна, судя по ее унылым платьям и старомодным туфлям.

Успокоившись, Римма принялась искать стоки и аутлеты приличных брендов. Оказалось, что один из них, едва ли не самый большой, расположен буквально через дорогу. Повеселевшая Римма отправилась туда, чтобы через каких-нибудь пять-шесть часов в полном изнеможении вывалиться на стоянку такси увешанной, как новогодняя елка, множеством разноцветных пакетов. Улов получился отменный: она накупила одежды, обуви, косметики и белья, и еще целую кучу жизненно важных для каждой женщины мелочей по очень божеским ценам. В Москве за такие покупки наверняка отдала бы в два, а то и в три раза больше.

Когда такси остановилось возле кафе, уже вечерело. И все женщины семейства Сантини как будто специально оказались поблизости: Джулия перебирала скатерти в комоде для столового белья, а Анна с матерью просматривали бумаги, сидя за незанятым столиком. Тут же бегали и дети Джулии, парочка весьма шумных и совершенно неугомонных, но совершенно очаровательных карапузов – пухленьких, смуглых, кудрявых, черноглазых и черноволосых, точно сошедших с полотна какого-нибудь известного живописца.

Ромоло принялся выгружать из багажника покупки, а женщины, как по команде прекратив свои дела, вытянули шеи, чтобы получше разглядеть логотипы на пакетах. Римма улыбнулась им и помахала рукой. Пока она расплачивалась с таксистом, синьора Лукреция ушла внутрь кафе, и от Риммы не ускользнуло застывшее на ее лице выражение сдержанного неодобрения. Ну и пусть: ей-то какое дело? Еще не хватало спрашивать разрешения, как поступать со своими собственными деньгами.

Провожая взглядами заносимые в дом многочисленные богатства, сестры Ромоло, похоже, испытывали явно противоречивые чувства: Анна смотрела с завистью, Джулия – с простодушным восторгом. Узнав, что Римма, помимо своих покупок, привезла еще и гостинцы детям – по игрушке и шоколадке каждому, – она всплеснула руками и кинулась ее целовать.

– Какая же ты славная! А это что у тебя? А тут, бирюзовое? Ой, я этот цвет тоже до смерти обожаю! – возбужденно тарахтела она, увиваясь вокруг Ромоло и заглядывая в пакеты. – Можно мне будет потом подняться и посмотреть, что ты купила?

– Конечно же, приходи, – ответила польщенная Римма.

Таща наверх ее покупки, Ромоло ничего не сказал, хотя выражение лица у него было странное. Едва взглянув на пакеты из толстого глянцевого картона с узнаваемыми логотипами, он отлично понял, что его советами она не воспользовалась. Кроме того, мать и сестер он знал куда лучше Риммы, и их реакция на такой вызывающий шопинг наверняка не стала для него неожиданностью. Сколько она ни убеждала себя, что в ее поведении не было ничего дурного, но в какой-то момент, глядя, как он нерешительно топчется в собственной мансарде перед разноцветной грудой коробок и свертков, ей стало ужасно неловко. Не зная, как поступить, да и стоит ли вообще заострять внимание на этой теме дальше, Римма выбрала самый простой способ: обвила руками шею любимого. Он с готовностью заключил ее в объятия и сказал, целуя в макушку:

– Похоже, ты сделала их. Особенно Анну. Она же всю жизнь твердит, что главное в человеке – внутренняя красота. Тем более в женщине…

– Вот уж точно, о ком я сегодня не вспоминала, так это о ней, – беспечно пожала плечами Римма.

– А о ком вспоминала? – живо спросил ее Ромоло.

– О том, кому хотела понравиться в этом… – освободив руку, она вытряхнула на постель содержимое одного из пакетов: шелковое, кружевное, полупрозрачное, с атласными лентами и частой шнуровкой. – Хотя, наверное, зря. Какое, к примеру, эта штука имеет отношение к внутренней красоте? – Римма наугад вытянула из пестрой горки крошечные трусики цвета змеиной кожи и задумчиво покачала ими в воздухе, словно впервые увидела. – Пожалуй, выброшу. Или засуну подальше. На самое дно чемодана…

Смотреть, как мгновенно еще больше темнеют его агатовые глаза, как на шее, на скулах расцветают пятна румянца, как он коротко хмурится, сводя к переносице свои длиннющие брови, – было весьма забавно и чертовски приятно. Покрутив трусики на пальце, Римма уронила их к остальному белью, вздохнула и отвернулась.

За спиной раздался сдавленный смех. В тот же момент ее обхватили сильные руки, и Римма почувствовала на своей шее его горячее дыхание.

Вот теперь можно и о внутренней красоте побеседовать. Самое подходящее время…

* * *

Это маленькое приключение ничуть не расстроило Римму. Наоборот, позабавило. Конечно же, от ее внимания не ускользнула реакция родни Ромоло, но она постаралась поскорее выкинуть мысли об этом из головы. Да, его семья оказалась не так состоятельна, как могло показаться сначала. Дом и кафе – это все, что у них есть. Но ведь сам Ромоло еще так молод! У него все впереди. Он умен, энергичен, трудолюбив, хочет учиться дальше. Римма много раз наблюдала, как он общается с посетителями кафе – это же воплощенные обаяние и искренняя симпатия к людям! Такие качества просто не могут не быть вознаграждены достойным местом под солнцем. Не сразу, конечно же, но со временем – почему бы и нет? И потом, вовсе не обязательно всю жизнь поддерживать семейный бизнес в неизменном, чуть не сто лет назад сложившемся виде. Ведь сейчас все вокруг так быстро меняется! Выигрывает самый дальновидный и гибкий. Мысль о том, что через каких-нибудь семь-десять лет Ромоло, с его умом и талантами, будет владеть целой сетью собственных фирменных кафе, вовсе не казалась Римме такой уж невероятной. А она будет ему помогать строить бизнес. Вот тут как раз и пригодятся ее красный диплом, ее опыт работы в Москве и три языка. Ведь быть хозяйкой собственного дела куда приятней, чем работать на всяких малосимпатичных личностей, которые еще и норовят позволить себе черт знает что…

Прошло еще несколько дней. Наступила суббота. В выходные кафе открывалось на два часа позже, и они могли позволить себе немного подольше поваляться в постели. Утро выдалось неожиданно пасмурным и холодным. Римма успела почти забыть, каково это – когда небо не сияет ослепительной голубизной, а сплошь затянуто облаками, и в окна стучат колючие струи дождя. Зябко поежившись, она теснее прижалась к Ромоло, вбирая в себя тепло его тела. Он обнял ее и сказал, показывая на залитые водой потемневшие стекла, прямо за которыми проплывали низкие свинцовые тучи:

– Удивительно! Такой ливень у нас можно увидеть, скорее, в декабре или январе, а не во второй день марта.

– Зато у нас – сколько угодно, – усмехнулась она. – И в марте, и в апреле, и в мае… И даже в июле.

Ромоло лишь головой покачал:

– Не представляю, как вообще можно жить там, где по полгода не видно солнца.

Римма рассмеялась:

– Эй, Москва – не Шпицберген какой-нибудь! Уверяю тебя – солнца и у нас бывает предостаточно. Не так много, конечно, как в Риме, но мы привыкли и радуемся каждому погожему дню.

– Ты уже скучаешь по дому? – вдруг с тревогой поинтересовался он, заглядывая ей в лицо. – Жалеешь, что решила остаться тут, со мной?

– Что ты, конечно, нет! – искренне заверила Римма.

Он облегченно вздохнул и еще крепче прижал ее к себе.

Конечно она ни о чем не жалела… Но понимала, что в скором будущем ее ожидает куча хлопот. Нужно будет оформить нормальную визу (по своей туристической она имела право находиться здесь только до конца майских праздников), уволиться с работы, решить, как быть с квартирой, подготовить и перевести кучу разных документов…

От этих противных беспокоящих мыслей Римма поежилась, словно от холода. Совершенно не было желания думать об этом, лежа в надежных объятиях своего любимого. Рано или поздно она, конечно, заставит себя заняться делами. Но, пожалуйста, пусть не сегодня! Все-таки на дворе выходной…

– Замерзла? – неверно истолковав зябкие движения ее плеч, Ромоло свесился с кровати и покрутил регулятор на батарее. – Сейчас сделаю потеплее.

– Ой-ой, ты стянул с меня все одеяло! – немедленно запричитала она. – Лучше обними меня крепче, а то от этих твоих батарей никакого толку. Максимум – восемнадцать градусов, это что такое вообще?! Одно название – «потеплее».