Олег Рой - Римские каникулы

О своих делах Уля сообщала мало и при этом постоянно упоминала имя Егора, который, как можно было догадаться, даже после окончания ремонта задержался в ее жизни и то возил вместе с ней Плаксика к ветеринару, то помогал выбрать новую мебель, а однажды, когда сама Уля катастрофически не успевала, даже забрал Вику из детского сада. Читая об этом, Римма только радовалась за своих друзей – если эти два столь непохожих человека все-таки нашли друг друга и решили быть вместе, то это просто здорово. Сейчас ей хотелось, чтобы все люди в мире были счастливы так, как она сама. А Римма была очень счастлива, даже несмотря на то, что работать в кафе становилось все тяжелее с каждым днем.

Однажды утром сразу три уличных столика заняла большая компания очень прилично одетых мужчин и женщин. Человек десять, и явно не туристы – все в совершенстве говорили по-итальянски. Среди них Римма приметила девушку, лицо которой ей показалось смутно знакомым. Высокая эффектная брюнетка, стильно одетая, с безупречным дневным макияжем, тоже не сводила с Риммы пристального взгляда. Заказ у них принял Ромоло, Римма лишь помогала ему сварить гостям кофе, и, когда она ставила перед девушкой бокал с фрешем, та вдруг сказала по-русски:

– Эй, а я ведь тебя знаю. Ты Римма Сотникова.

– Да, я вот тоже смотрю и пытаюсь понять, откуда мне знакомо твое лицо, – улыбнулась в ответ Римма.

– И всё никак? – усмехнулась брюнетка. – Я – Света Рассохина. Помнишь меня?

– Да неужели? Светка! Рассоха! – так и ахнула, всплеснув руками, Римма. – Ну, ты даешь! Так изменилась… Тебя вообще не узнать!

Со Светкой Рассохиной Римма училась в одной художественной школе. Когда-то дружили, но это было сто лет назад, и они давным-давно перестали общаться, но все равно – встретить Светку здесь, в Риме, было ужасно приятно. После первых взаимных радостно-бессвязных «Ух ты!», «Вот здорово!», «Ты как тут оказалась?!», девушки принялись наперебой вспоминать детство, свою дружбу, художку, такое далекое теперь Люблино и жизнь в Москве в целом. Светлана жила в Италии уже несколько лет, была замужем за состоятельным итальянцем. У них с мужем собственный дом под Римом, и она будет страшно рада пригласить к себе Римму, чтобы всласть поболтать, поностальгировать под бутылочку какого-нибудь симпатичного вина…

Тут из кафе выглянул Ромоло и вопросительно поглядел на Римму. Та помахала ему и была вынуждена поскорее свернуть разговор, – ее ждал очередной поднос с готовым заказом. Светлана удивленно вскинула брови, затем прищурилась, изучающе посмотрела на Ромоло поверх стильных темных очков, перевела взгляд на смущенно притихшую Римму и неожиданно выдала:

– Ну… так себе вариант. А хочешь, познакомлю вот с та-а-аким мужиком? – и подняла вверх большой палец.

Римма с возмущением затрясла головой:

– Да не надо мне! У меня все отлично!

– Ну, как знаешь, – пожала плечами Света и полезла в сумочку за мобильником. – Давай диктуй тогда свой номер. Я в городе ненадолго, вечером отчалю к себе. Но когда приеду в следующий раз, обязательно надо будет увидеться, слышишь?

Прошло еще несколько дней, все больше похожих один на другой. Как-то утром, когда украдкой зевающая Римма уже привычно помогала Ромоло готовить кафе к открытию, на пороге внезапно появилась молодая итальянка, невысокая, темноглазая, с миловидным кукольным личиком, которое немного портили слишком выпуклые губы. Вряд ли они были такими от рождения, судя по миниатюрным чертам лица, скорее всего, следуя моде, их обладательница, потеряв чувство меры, слегка переборщила с косметической пластикой. Заметив ее, Ромоло изменился в лице и, испуганно глянув на Римму, попытался ретироваться на кухню. Проводив его насмешливым взглядом, девушка развернула стул в сторону открытой двери кафе, уселась за столик, выложила из сумочки телефон, зеркальце, губную помаду и углубилась в меню, всем своим видом показывая, что в ближайшее время уходить отсюда не собирается.

Прятаться дальше не было смысла, Ромоло пришлось взять себя в руки и вернуться. Кисло глядя на пришедшую, он нехотя представил ее ничего не понимающей Римме:

– Cara mia, знакомься. Это Кьяра.

Девушка подняла на него взгляд, полный фальшивого удивления.

– Кьяра – и все? – возмутилась она. – Просто Кьяра?!

Бросив на столик меню, она драматично откинулась на спинку стула и медленно оглядела пустынную улицу, окна соседних домов, редких пока что прохожих – словно оценивала декорации будущего спектакля.

– Нет, это просто невероятно! Вы слышали, что он сказал? – реплика явно была предназначена первым зрителям: Драгошу, спустившемуся перехватить чашку кофе перед работой, и провожающей его Джулии.

Затравленно озираясь, Ромоло угрюмо молчал, а Кьяре только этого и было надо. Со злорадным удовольствием она сама заполнила возникшую паузу:

– Я невеста этого простака, которого ты собралась облапошить, – с вызовом бросила она Римме.

От неожиданности Римма потеряла дар речи и растерянно переводила взгляд с Кьяры на Ромоло, пытаясь понять, что происходит. Тот принялся невнятно бубнить, что на самом деле все совершенно не так: никакая Кьяра не невеста, а всего лишь знакомая девушка. То есть бывшая знакомая девушка, с которой он порвал давным-давно, задолго до того дня, когда познакомился с Риммой…

Лучше бы он этого не говорил. Услышав про «бывшую девушку», Кьяра хищно улыбнулась. Взгляд ее заблестел азартом охотника, обнаружившего захлопнутую западню, внутри которой билась несчастная жертва, еще не ведавшая предстоявшей ей участи. Она встала, расправила плечи и, поглубже вдохнув, как примадонна перед коронной арией, принялась раскручивать грандиозный скандал.

Для начала она обвинила Ромоло почти во всех смертных грехах, в половине – уж точно. Послушать ее, так не было на свете худшего предателя и изменника, который столь беспринципно и цинично шел по жизни, равнодушно плюя на всех, кто его окружал. Гордыня, алчность и похоть этого негодяя не знали границ. Безжалостно бросив Кьяру, он присмотрел себе новую жертву, и один только Бог знает, что может остановить этого законченного мерзавца. Хотя жертва эта никакого сочувствия у порядочных людей не вызывает – тут Кьяра с головы до ног оглядела Римму презрительным взглядом. Наверняка и сама она была под стать своему скороспелому любовнику: такая же наглая, хищная и беспринципная…

Ошеломленная Римма и совершенно растерявшийся Ромоло молча слушали этот не в меру эмоциональный монолог. Джулия и забывший о работе Драгош тоже оказались в числе зрителей. На крики из дома высыпало и все остальное семейство Сантини: мать, Анна, даже малолетние племянники. Из окон соседних домов стали выглядывать охочие до подробностей чужой личной жизни любопытствующие. Спешившие по своим делам прохожие замедляли шаг, останавливались у уличных столиков и с интересом прислушивались к разыгравшемуся спектаклю.

Следом за выступлением солистки началось второе действие: Ромоло, довольно быстро очнувшийся от сковавшего его в первый момент оцепенения, поспешил превратить монолог в диалог, и вскоре оба уже орали друг на друга, не стесняясь в выборе выражений. Несмотря на академический словарный запас и большой опыт просмотра итальянских фильмов и чтения художественной литературы на языке оригинала, некоторые слова Римма услышала впервые. Зрители шумно переговаривались между собой, оживленно обсуждая неожиданное происшествие. В их рядах быстро сформировались два лагеря: выяснилось, что синьора Лукреция и Анна откровенно симпатизируют Кьяре и готовы предпочесть ее «этой русской», а Драгош был явно на стороне Риммы: как недавний эмигрант, он счел вполне логичным болеть «за своих» в этом отчаянном поединке. Джулия колебалась, не зная, к кому примкнуть, и только бросала растерянные взгляды то на мужа, брата и Римму, то на мать и сестру. Ее отпрыски, скорее всего, ничего не поняли в происходящем, но, похоже, заключили, что без них шуму тут как-то недостаточно, и подняли собственный гвалт, устроив сопровождаемую воплями и громким ревом потасовку.

Поскольку никто из присутствующих не собирался держать свое мнение при себе, диалог вскоре превратился в полилог. Ромоло, Кьяра, синьора Лукреция, Анна, Драгош, Джулия и ее дети – все орали в полный голос и не думая слушать других. Солидная публика, глядевшая на спектакль из собственных окон, как из лож, а также многочисленные зрители попроще, плотным кольцом окружившие столики, оживленно комментировали происходящее и одобрительно улюлюкали вслед особо забористым репликам совсем разошедшихся Кьяры и Ромоло.

Римме внезапно вспомнилось встретившееся в какой-то книге выражение «глаз бури» – так мореплаватели называют тихую область в самом центре тропического циклона. В ней безветренно и сухо, может даже солнце светить, хотя со всех сторон вокруг этого хрупкого оазиса спокойствия бушует ураган, ветер вздымает бурные волны, хлещет ливень, и беспрерывные молнии бьют из свинцово-черных туч в содрогающийся океан. Сейчас Римма чувствовала, что стоит в этом самом центре циклона. О ней просто забыли – ни Кьяра, ни Ромоло, ни все остальные не обращались к ней напрямую, не призывали в свидетели, не обвиняли и не оправдывали. Она стояла, застыв, словно соляной столп, судорожно комкая льняную салфетку и глядя себе под ноги, а вокруг бушевал самый настоящий скандал в итальянском стиле. Раньше Римма видела такие только в кино и даже представить себе не могла, что все это не плод разыгравшейся фантазии режиссеров и сценаристов. Оказалось, что так бывает на самом деле, да еще между знакомыми, когда-то близкими людьми.

Однако любая буря, даже самая разрушительная, когда-нибудь все же подходит к концу. С огромным трудом Ромоло удалось как-то угомонить Кьяру и выпроводить ее из кафе. Лукреция и Анна удалились на кухню, Драгош поспешил на работу, Джулия увела детей в дом. Случайные зрители разошлись, распахнутые настежь окна закрылись. Вытерев рукавом рубашки покрытый бисером пота лоб, Ромоло бросился к Римме, чтобы объясниться. Римма невольно отшатнулась, и, увидев это, Ромоло изменился в лице и взмолился: