Олег Рой - Римские каникулы

Кровь в голове загрохотала так, что стало больно дышать, ее грохот забивал все внешние звуки. Оно и к лучшему: не слушая ни объяснений, ни оправданий, Римма поднялась наверх, переоделась, а потом принялась кое-как, не заботясь об аккуратности, бросать в чемодан свои вещи. Их число и объем выросли за время ее пребывания в Италии, но, к счастью, чемодан оказался достаточно вместительным, и все в него влезло. Обойдя застывшего в дверях бледного как смерть Ромоло, Римма молча направилась к двери. Он рванулся было за ней – но она, даже не останавливаясь, осадила его столь выразительным взглядом, что парень так и застыл на месте, бессильно опустив руки.

Когда прошел первый шок и к Римме вернулись способность видеть, слышать и хоть что-то соображать, она обнаружила себя сидящей в каком-то крошечном скверике с чемоданом у ног. Сидела она здесь, похоже, довольно давно: несколько голубей, совсем не боясь, копошились возле самых туфель, суетливо расклевывая уроненное кем-то мороженое. Когда Римма пошевелилась, птицы с возмущенным курлыканьем бросились врассыпную. Видимо, поначалу они приняли ее за статую, излюбленное место своих тусовок, коих в городе было бесконечное множество.

Римма вздохнула и огляделась по сторонам. Прямо напротив своей скамейки увидела вывеску скромной гостиницы Rifugio Del Pellegrino. Приют пилигрима или странника – смотря как переводить. Если б только она могла предположить, куда заведет ее собственное странствие…

Втащив по щербатым ступенькам свой многострадальный чемодан, Римма справилась у портье о свободных комнатах. Номер, к счастью, нашелся: до Пасхи оставалось еще немного времени, и город пока еще не успели наводнить туристы и паломники – как поняла Римма, отель был ориентирован, в основном, на последних. Портье сообщил, что заселиться гостья сможет через полчаса, а пока, если желает, пусть оставит вещи в багажной комнате и подождет в лобби-баре.

Так Римма и сделала, заказала мартини и уселась в кресло в самом неприметном углу, чтобы никто ее не тревожил. Нужно было собраться с мыслями и понять, наконец, что делать дальше, но ни думать, ни понимать толком не получалось. Сердце словно сжимало железной перчаткой – давило, разрывало на части, с хрустом выкручивало из груди. Больно было так, что всякий раз, когда она вспоминала сцену на лестнице, у нее прерывалось дыхание и темнело в глазах.

Amore mio… La felicità della mia vita…

Любовь моя… Счастье всей моей жизни… Ненадолго ж тебя хватило!

Римма коротко зашипела сквозь зубы и прижала руку к груди. Думать о Ромоло было невозможно. Не думать – тем более.

Как он мог? Зачем были нужны все эти клятвы, признания, бесконечные пылкие речи? Просто чтобы затащить ее в постель? Но это же глупо! Неужели он просто врал, когда говорил, что влюбился без памяти и навсегда. Когда умолял остаться. Даже замуж позвал… Сколько лжи, сколько фальши и лицемерия! Ради чего – ради короткой интрижки с наивной дурой-иностранкой?

«Таких, как ты, здесь каждый день ходят целые толпы…»

Или он и вправду сам поверил, что все у них серьезно и навсегда? И интрижкой можно было считать эту хабалку Кьяру? Но тогда… как же так?! Они вместе всего-то ничего, а он уже изменяет Римме! Что же было бы через несколько лет? Неужели он думал, что она будет спокойно закрывать на такое глаза?

Господи, за что ей все это?!

Судорожно всхлипнув, она залпом опрокинула остаток мартини и глубоко задышала, стараясь не разрыдаться прямо здесь, у всех на виду. Кое-как справившись с сердцебиением, сделала знак бармену, чтобы повторил.

Мысли, переполнявшие голову, напоминали рой потревоженных пчел. Обиженные и злые, они бестолково метались, налетая одна на другую, и только больнее жалили свою измученную хозяйку, заставляя ее вновь и вновь возвращаться к пережитому унижению.

Случившееся не то что не осмысливалось – даже толком не укладывалось в голове. И, видно, уляжется еще очень не скоро…

Чтобы не мучить себя размышлениями о Ромоло, Римма волевым усилием заставила себя переключиться на другую тему, возможно, не менее болезненную, но все-таки не столь мучительную и, самое главное, весьма важную в сложившихся обстоятельствах: что делать дальше?

По логике вещей ей надо было бы вернуться в Москву. Признать, что ее римские каникулы бесславно закончились, смиренно поджать хвост и притащиться назад в немытую Россию раскаявшейся блудной дочерью. В конце концов, там у нее хотя бы есть крыша над головой. И кот Плаксик. И друзья. И хорошая работа… Хотя минуточку – работы-то как раз и нет. Она же уволилась, пребывая в наивной уверенности, что останется в Италии навсегда. И даже в соцсетях хвасталась этим напропалую… Теперь приходилось признать, как же права была мама, когда говорила, что выставлять свою жизнь напоказ в интернете просто глупо. Римма тогда мысленно посмеивалась над ней, считая, что Людмила Сергеевна безнадежно отстала от жизни, ведь теперь все так делают, все хвастаются своими достижениями: машинами, квартирами, поездками, обновками, работой, отношениями. Когда у тебя все это есть, хочется, чтобы как можно больше людей увидели, насколько ты крут. Вот только никто не думает о том, как он будет выглядеть, когда все потеряет…

Через обещанные полчаса она поднялась в маленький, скромно обставленный номер, показавшийся совершенно безликим и каким-то мрачным, возможно, потому, что окна выходили на стену соседнего дома. Римма зажгла все лампы, но ни уютнее, ни легче на душе от этого не стало. Она даже не стала распаковывать чемодан, просто хлопнулась на неширокую жесткую кровать и долго неподвижно лежала, уставившись в пожелтевший от времени потолок. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой беспросветной неудачницей, такой беспомощной и слабой, как сейчас. В один миг рухнуло все: обретенная было любовь, счастье и надежды на будущее. И возврат к прошлому оказался закрыт. Все, буквально все нужно теперь начинать сначала…

Едва не застонав от собственного бессилия, Римма встала и вышла из отеля. Ноги несли ее по улицам, заставляя проходить квартал за кварталом, почти не глядя по сторонам. Постепенно наваливалась усталость, но сейчас это было и к лучшему: монотонная ходьба немного прочистила голову. Потемнело, начал накрапывать дождь – не такая уж редкость для начала апреля. Пришлось зайти в ближайший бар, чтобы переждать непогоду – зонт остался на дне чемодана в отеле. Ощущая свинцовую тяжесть в ногах, Римма кое-как взобралась на высокий стул, развернутый к окну, вновь заказала мартини и принялась бездумно смотреть сквозь заливаемое дождем пыльное стекло на враз опустевшую улицу.

Было ужасно жалко себя. Перебирая в уме свой небогатый опыт отношений с мужчинами, она никак не могла понять: почему все так кончилось? Сначала Олаф, теперь вот Ромоло… Неужели все они – сплошные мерзавцы и негодяи, как любит проповедовать Ульяна? Хотя в последнее время та больше не была столь уж категорична. Только и слышно от нее: Егор то, Егор это… Настоящий волшебник, а не Егор! Вот-вот съедутся вместе, похоже.

Наверное, это все-таки с самой Риммой что-то не так.

Она шмыгнула носом, отодвинула опустевший бокал и оглянулась, чтобы попросить официанта принести счет. Он подошел к ней с терминалом и, пока Римма возилась с карточкой – та никак не хотела вылезать из узкой прорези в кошельке – вдруг спросил ее на неважном английском: что опечалило молодую красавицу туристку? Неужели ей не понравился Рим? И откуда сама она родом? Долго ли еще пробудет в Италии?

Римма выпустила карту и подняла на официанта глаза. Тот был постарше ее лет на пять или семь, но выглядел моложаво и весьма симпатично: густые темные волосы собраны в хвост, взгляд больших карих глаз полон участия и дружелюбия… Чуть не уронив соседний стул, Римма шарахнулась от него, словно от прокаженного. Нет уж, дудки! Хватит с нее участия и дружелюбия волооких работников местного общепита.

Официант посмотрел на нее с недоумением, забыл отдать чек и ушел, явно озадаченный таким недружелюбным поведением чудаковатой туристки. А ей захотелось немедленно оказаться перед зеркалом и посмотреть, не написано ли у нее на лбу нечто вроде: «Познакомлюсь с римским официантом молодым, симпатичным, без принципов, чести и совести для короткого и бессмысленного романа».

Хотя все это совсем не смешно на самом деле…

Где-то в недрах сумочки завибрировал телефон. Сначала Римма не хотела даже смотреть на экран, будучи уверенной, что это Ромоло, но потом все-таки бросила взгляд и увидела, что звонит вовсе не ее вероломный и теперь уже бывший возлюбленный, а подруга детства Светлана – та самая московская знакомая, которая недавно случайно заглянула в кафе. Все это время девушки с увлечением переписывались, хотя встретиться лично им больше так и не удалось: Светлана то и дело предлагала, но Римма была вечно занята работой или чувствовала себя слишком уставшей, чтобы ехать куда-либо. Какая уж тут загородная прогулка на виллу!

– Привет, дорогая! – послышался в телефоне бодрый голос старой московской подруги. – Слушай, я, конечно, пока не теряю надежды вытащить тебя куда-нибудь из твоей забегаловки на денек-другой, но силы уже на исходе. Сколько ты еще собираешься с подносами бегать?! Может, подвалишь ко мне сегодня вечером, а? Я как раз снова в Риме. Посидим, поболтаем, как люди. У меня для этого дела давно уже припасена…

– С удовольствием! – торопливо перебила ее Римма, вдруг до ужаса испугавшись, что этот крохотный огонек человеческого тепла, неожиданно вспыхнувший в окружившем ее беспросветном мраке, может исчезнуть так же внезапно, как и появился. – Хоть сейчас готова приехать.

– О как… – Светлана на мгновение опешила, но тут же деловито продолжила:

– Отлично! Тогда сейчас скину тебе адресок – и дуй ко мне сей же миг. А я пока соображу чего-нибудь насчет пожевать на скорую руку.

Едва прилетело сообщение с адресом, Римма, не рискнув вновь привлекать к себе внимание не в меру дружелюбного официанта, сама вызвала такси.