Попетляв по городу, машина привезла ее в Париоли – один из самых престижных и фешенебельных районов Рима. Здесь жили одни богачи. Пока такси стояло на светофоре, Римма с интересом поглядывала по сторонам: улица была сплошь застроена четырех-пятиэтажными домами, высотой с современные девятиэтажки – получалось, что потолки в квартирах должны были быть метров по пять, не меньше. Фасады старинных зданий, возведенных, как минимум, в начале прошлого века, а может, и раньше, украшали многочисленные эркеры, портики и колонны. В нишах, густо обрамленных каменной лепниной, стояли статуи с лавровыми венками и факелами, символизируя респектабельность и порядок. Впечатление было такое, что древнеримским архитекторам заказали построить современное многоквартирное здание: наверняка они сделали бы нечто подобное.

Расплатившись с таксистом, Римма еще некоторое время разглядывала фасад дома, в котором жила Светлана. Несмотря на пасмурный вечер, освещено было всего несколько окон. Откуда-то доносились звуки рояля, женский смех и негромкий рокот множества голосов. Римме стало любопытно и, отойдя от освещенного подъезда, она заглянула в боковую улочку: казалось, что музыка долетала оттуда. Улочка была сплошь застроена частными виллами, утопавшими в густой зелени собственных садов, видны были лишь верхушки окон вторых этажей. А может быть, третьих.

Мимо чуть слышно прошуршал шинами величавый лакированный лимузин, на капоте которого был укреплен флажок с саблями, звездами и золотым полумесяцем. Сердитая птица с хищно изогнутым клювом обнимала все это добро растопыренными крыльями. «Здесь же еще, кажется, и куча посольств», – вспомнила Римма.

Да, этот район города был похож на Трастевере примерно так же, как ее московская жизнь на жизнь семейства Сантини.

Позвонив в домофон, она почти сразу услышала голос Светланы:

– Наконец-то! Лифт в холле справа. Поднимайся в мансарду.

Римма в ответ чуть не фыркнула – хорошо, что Светлана уже отключилась. Ну вот, снова мансарда! Окна в крыше, узкие двери, раскаленное железо и одновременно сквозняк из всех щелей. Значит, вся фешенебельность и элегантность, помахав ручкой, останутся на пару этажей ниже.

Однако скоро выяснилось, что со скромным жилищем Ромоло мансарду Светланы роднило одно лишь название. Дверь на площадке у лифта была всего одна. Толкнув ее – та оказалась не заперта, – Римма вошла в прихожую. За спиной автоматически щелкнул замок, и сразу же вспыхнул свет: над огромным зеркалом в широкой посеребренной раме и где-то дальше по коридору, убегавшему в полумрак. Оттуда же долетел голос Светланы:

– Проходи. Я на кухне.

Римма двинулась вперед, с интересом поглядывая по сторонам. Верхний свет нигде не горел, но и без того было ясно: «мансарда» была просто огромной. Тут не было ни дверей, ни комнат, примерно как в жилых апартаментах башен Москва-Сити, где Римме однажды довелось побывать – только еще круче. Жилье подруги вызывало в памяти голливудские фильмы и сериалы о роскошной жизни или фотографии из альбомов по дизайну и архитектуре: сложные многоуровневые пространства, широкие ниши, колонны, подпиравшие нечто, скрытое наверху в полумраке…

Римма еще долго не могла выйти на голос, окликающий ее откуда-то из недр громадной «мансарды». Наконец, обнаружила кухню: по размеру та превышала всю ее московскую квартиру целиком. Светлана с бокалом в руках сидела на высокой табуретке у барной стойки. Увидев Римму, она просияла улыбкой, торопливо отставила бокал, соскочила с табуретки и распахнула объятия:

– Ну, наконец-то! – воскликнула она. – А то я уже и не чаяла, что мы снова встретимся. Признаться, просто ушам своим не поверила, когда ты сказала, что сегодня свободна.

Трудно было не улыбнуться в ответ на такую неподдельную радость. Римма с удовольствием обнялась с ней и покачала головой:

– Ну и квартирища у тебя! Я чуть не заблудилась, пока искала кухню в потемках.

– Ох, извини, я балда, совсем не подумала! – всплеснула руками Светлана. – Надо было все-таки большой свет зажечь в гостиной и на террасе… Но вообще-то я не особо люблю этот аквариум подсвечивать, – она пренебрежительно дернула подбородком в сторону застекленной многометровой громады окон. – С тех пор как пол-улицы скупили эти горячие ближневосточные парни, любители скоротать вечерок на балконе с кальяном и цейсовской оптикой, мне в Риме бывать хочется все меньше и меньше. Ладно, хрен с ними. Ручаюсь, мы отлично проведем этот вечер, и никто нам не помешает.

– Уверена – так и будет! – улыбнулась Римма в ответ.

Светлана достала из винного холодильника бутылку просекко и нерешительно оглядела стол, сплошь заставленный одноразовыми цветными коробками:

– Слушай, я тут на всякий случай заказала всякого-разного… Не спросила же, что ты любишь. Есть карпаччо из лосося, профитроли с икрой, коктейль с креветками и гребешками. Еще что-то китайское и, кажется, ризотто с грибами… – она пошуршала коробками и вопросительно подняла на Римму глаза. – А может быть, заказать пиццу?

Та только махнула рукой:

– Мне совершенно без разницы. Я и есть-то не особо хочу.

– Тогда давай перетащим все это добро в гостиную. Там нам будет гораздо удобней, – сказала Светлана, сгребая коробки на огромный поднос.

Так сделали. В гостиной обнаружился совершенно необъятный диван, сплошь засыпанный ковровыми подушками. Сбросив туфли и удобно устроившись в его мягких объятиях, они разлили вино в бокалы и совершенно по-русски звонко чокнулись ими:

– Ну, после стольких лет первый тост может быть только один – за встречу!

От холодного игристого слегка заломило зубы. Нёбо защекотало крошечными пузырьками. Римме всегда нравился приятный легкий вкус просекко, и она с удовольствием допила до дна узкий высокий бокал. Отставив свой, Светлана ерзала на диване, поудобнее устраиваясь среди подушек. Чтобы не дать ей возможности пуститься в расспросы, Римма начала первой:

– До сих пор не могу поверить в реальность нашей встречи. Вот так, в Риме, прямо на улице, посреди белого дня… Как ты здесь оказалась? Давно уехала из России?

– Ничего необычного, – пожала плечами Светлана. – Оказалась, как все оказываются: вышла замуж и переехала. Я, знаешь ли, давно поняла, что не собираюсь всю жизнь прогнить в Рашке. Ты вот ушла из художки, а я до конца доучилась. Мечтала поступить в академию дизайна. Думала, хватит отличного аттестата. Оказалось, что ни фига. Бюджетных мест с гулькин хрен, все остальное за деньги. А где мне их было взять?

– А родители? – осторожно спросила Римма. – Они тебе помочь не могли?

– Да ты что! – весело фыркнула Светка, хотя в ее взгляде не было ни намека на смех. – Эти уроды? Они ж у меня совсем спились. Спасибо, хоть одиннадцать классов дали спокойно закончить, не спихнули после девятого в какое-нибудь строй-общепит-швей-училище.

– Прости, я не знала, – смутилась Римма, которой стало стыдно за свою бестактность.

Лично она с семьей Светланы никогда знакома не была, даже ни разу не видела ее родителей, и в детстве всегда удивлялась, почему подруга так неохотно говорит о матери и отце. Хотя в то время, пока они дружили – это продолжалось несколько лет – Римма со Светланой были довольно откровенны друг с другом и обсуждали множество важных для себя тем. Тогда они подолгу бывали вместе: встретив их из художественной школы, мама часто приводила обеих девочек к ним домой и оставляла Свету ночевать. Римма, конечно, была этому только рада. Она обожала подругу и, в отличие от других ребят в художке, нисколько не завидовала ее успехам. Рассоха всегда считалась самой талантливой ученицей в классе, но Римма не ревновала, она быстро поняла, что живопись совсем не привлекает ее – в отличие от фотографии. Потому она и бросила художественную школу, и тогда подруги потеряли друг друга – у Светы не было никаких гаджетов, которые позволили бы им поддерживать связь. И только сейчас Римма поняла, что было тому причиной – оказывается, и мать, и отец подруги страдали алкоголизмом.

– Да брось! – махнула рукой Светлана в ответ на ее извинения. Долила в бокалы вина и продолжила свой рассказ:

– Ну вот. С учебой, стало быть, сразу не получилось. Тогда я решила работать пойти, чтоб подкопить на это дело. Куда-нибудь поближе к дизайну: в архитектурное бюро, к рекламщикам или в модельный дом. Я ж толком не знала еще, в чем хочу дальше специализироваться, – пояснила она и внезапно добавила: – Та еще была дура.

– Почему? – удивилась Римма.

– Да потому что девочки с улицы с отличным портфолио, избыточным самомнением и мечтами о будущей блестящей карьере даром никому не нужны. Своих девать некуда. Точнее, даром как раз и нужны, – уточнила она. – Я на первой работе знаешь, сколько получала? Как раз хватало доехать до офиса и обратно и пожрать один раз. Ну, еще коммуналку платить за квартиру. Родаки к тому времени совсем от реальности отрешились. А я три месяца похлебала бульон от яиц и поняла, что надо как-то подкорректировать собственную картину мира. Познакомилась в дизайнерском чатике с одной девчонкой, встретилась с ней в реале, она меня в свою тусовку ввела. Но они там все, в основном, в гейм-дизайне сидели, а это вообще не мое. Покрутилась с ними полгодика, кое-какими связями обросла. Дальше двинулась. Там-сям работала, опыта набиралась. Денег ни фига не скопила, так что с учебой не вышло. Странно, правда? Зато выучила английский. А потом меня со спортивниками на выставку в Эр-Рияд занесло.

– С кем, с кем? Со спортсменами, что ли? – не поняла сразу Римма.

– Не, спортивники – это которые занимаются спортивным дизайном, – объяснила Света и снова пригубила бокал. – От эстафетных палочек до стадионов. Я тогда в рекламном агентстве работала, мы делали кое-какие заказы для олимпийской сборной. Ну и подработки разные не пропускала. На той выставке высокотехнологичное спортивное оборудование представляли, а я в сандаликах и в хитоне разгуливала, с факелом наперевес, – она гордо вскинула голову, сделала подобающее надменно-холодное лицо и подняла руку с бутылкой. – Видишь, какой у меня нос? Самый подходящий для этого дела. – Светлана повернула голову боком, и Римма одобрительно обозрела ее классический греческий профиль. – В общем, в Эр-Рияд поехала на неделю, а в итоге залипла на месяц.