– Конечно, не единственный, – гордо согласилась подруга. – Были и побогаче, и покрасивее, но я выбрала его, потому что он показался самым вменяемым. На самом деле, хорошо, что так вышло. Иногда мы, конечно, ругаемся, как настоящие итальянцы (тут Римма невольно вспомнила дуэт Кьяры и Ромоло и мысленно содрогнулась). Плюс мамаша его вносит приятное разнообразие в наш скромный быт. Но в целом… в целом живем, как все люди живут. Все нормально у нас. Можешь не переживать.

Римма отлично видела, каких усилий стоил Светлане этот разговор. Подруга явно жалела об испорченном прощальном вечере и хотела как можно скорее покончить с тягостной темой. Расспрашивать ее дальше, равно как и пытаться разоблачить «ложь во спасение», было бы бестактно и глупо. К чему бередить чужие раны? Тем более если ничем не можешь помочь. За все это время Светлана столько сделала для нее – да ни один человек в мире никогда так не утруждался для Риммы! Кроме мамы, конечно. Не стоило ее больше мучить вопросами.

Они вернулись в гостиную, и мало-помалу вечер всё же сделался похож на «прощальный». Опустошив холодильник, с полным подносом закусок девушки перебрались в сад. Сурово глянув на непригодившееся барбекю, как будто оно тоже было в чем-то виновато, Светлана пробормотала себе под нос что-то вроде «без горелых костей замечательно обойдемся…», и заказала пиццу. Потом слазила в подвал и принесла оттуда бутылку – какую-то блеклую и невзрачную, к тому же сплошь покрытую пылью, но вино на вкус оказалось просто потрясающим. Первый тост был за внезапную встречу, второй – за возрожденную дружбу. За богатство, здоровье и благополучие они пить не стали. Зато с удовольствием выпили за удачу, и Света процитировала уже подзабытую Риммой старую присказку о пассажирах «Титаника», среди которых было много богатых, здоровых и благополучных, но мало удачливых.

Желая хоть как-то развеселить подругу, Римма рассказала о недавней встрече с Сергеем, но ожидаемой реакции не получила. Светлана хоть и была в курсе, что этот зануда не захотел подвезти их после вечеринки у Марио, но выходки подруги не оценила.

– Зря ты так, – нахмурилась она. – Ну да, Серёга, конечно, сноб, и хреново относится к русским, но вообще-то он хороший мужик. И очень несчастный. Пару лет назад его жена погибла в автокатастрофе, осталась дочь, Филиппа, сейчас ей, должно быть, лет семь. Он ее любит без памяти, но после аварии девочка от него здорово отдалилась. Тут масла в огонь подливают и родственники Бьянки, его погибшей жены, особенно ее бабушка. Старуха совершенно выжила из ума: воображает их семейство потомками Сфорца, Борджиа и Медичи, вместе взятых. Якобы в молодости сам Муссолини целовал ей руку на одном из приемов, так что брак любимой внучки с каким-то безвестным русским эмигрантом она восприняла как личное оскорбление. Она затеяла с ним тяжбу за опеку над Филиппой, считает, что Серёга не справился с ролью отца и настраивает против него дочь. Сейчас у них как раз в разгаре очередное сражение за опеку, так что он весь на нервах…

– Но я же ничего этого не знала, – оправдывалась пристыженная Римма.

– Да тебе и ни к чему, – пожала плечами Светлана. – Ты завтра уедешь – какое тебе до этого дело?

Из глубины дома донеслась мелодичная трель домофона – приехала пицца. Светлана отправилась за заказом. Под впечатлением от услышанной истории Римма вновь принялась вспоминать свою последнюю встречу с Сергеем – теперь уже совсем с другим чувством. Бедняга… Вот не повезло мужику! Сначала погибла жена, теперь еще и дочки может лишиться. И чем он не угодил той старой карге? Нормальный мужик. Стопроцентно добропорядочный европеец. На Риммин взгляд – даже слишком…

Выходило, что, при всей разности судеб Сергея и Светланы, у них было нечто общее, что сильно усложняло их местную «райскую» жизнь – их происхождение. Сергей хоть и вырос в Италии, и сам свысока посматривал на выскочек-приезжих, типа Риммы или даже своей приятельницы Светланы, но для аристократки-бабки жены он так на всю жизнь и остался безвестным плебеем, чуть не обманом затесавшимся в ряды ее высокородного семейства. Смешно даже – двадцать первый век на дворе, а образованный состоявшийся человек вновь и вновь вынужден кому-то доказывать свою полноценность. А Светлана? Она красива, талантлива, умна, энергична, прекрасная жена – весь дом на ней, если не считать небольшой помощи приходящей прислуги – но, судя по ее собственным рассказам, для свекрови она тоже вряд ли когда-нибудь станет «своей».

Что уж тогда говорить о Римме, с ее полным отсутствием бойцовских качеств и неготовностью сражаться за достойное место под итальянским солнцем? Вновь вспомнив сцену супружеской ссоры четы Моретти, она поняла, что ни за какие деньги и блестящие перспективы гипотетического будущего мужа не станет заключать такие вот «партнерские союзы», каким на поверку оказался Светланин брак.

Они со Светкой просидели вдвоем до самой ночи. Ели пиццу, запивали вином, смеялись, болтали о жизни и никак не могли наболтаться. Ведь это был действительно прощальный вечер, Светлана даже проводить подругу не могла – завтра ей предстояло ехать к новому заказчику.

Утром на барной стойке в кухне Римма обнаружила подарочную коробку с еще одной бутылкой вчерашнего вина и очень теплую прощальную записку от Светланы – та, встав чуть свет, уже умчалась на другой конец Италии к олеандрам, туям и садовым скульптурам из позолоченной проволоки. Позавтракав и в последний раз оглядев дом, ставший ей за эти недели почти что родным, Римма села в такси и поехала в аэропорт.

Эпилог

От бетонной полосы самолет оторвался ровно в десять, когда древняя земля Апеннин уже разомлела от жары. Палящие лучи солнца золотили кромку прибоя, отражались в крошках-зеркальцах частных бассейнов, яркими бликами расчерчивали морскую гладь. Краснели черепичные крыши вилл, зеленели ухоженные парки и газоны для мини-гольфа. Роскошные яхты, с высоты казавшиеся просто белыми запятыми, беззвучно покачивались на волнах, дожидаясь владельцев…

Когда поднялись еще выше, солнце ударило прямо в глаза, и Римма, поморщившись, дернула вниз шторку иллюминатора. Хватит с нее чужих красот, сыта по уши. Скорее бы очутиться дома…

* * *

За время ее отсутствия в Москве все сильно изменилось. Она улетала в конце февраля, чтобы одним махом оторваться от серой слякоти и отвратительной погоды и очутиться в самом разгаре римской весны. Теперь же на улице стоял май – все вокруг зеленело, цвело и благоухало. Не так, как в Италии, конечно. А в сто раз лучше.

Сидя в такси, Римма, счастливая, как ребенок, с удовольствием читала надписи на русском языке и во все глаза смотрела на знакомые с детства площади и проспекты. Смотрела – и не могла насмотреться. Тут все было такое привычное, такое родное. И такое красивое! Только что прошел День Победы, город еще не снял праздничных украшений, и было жаль, что по собственной глупости она пропустила 9 Мая. Спохватилась бы пораньше, купила бы билет заранее, и на майские была бы уже дома. Тогда бы они с Егором обязательно прошлись бы по Тверской вместе с «Бессмертным полком». Егор уже много лет участвовал в этом шествии, торжественно неся фотографию прадеда-танкиста, и каждый раз звал Римму с собой, но у нее все никак не получалось. Только в прошлом году она, наконец, выбралась с ним, решив, что просто обязана наконец почтить память собственного прадеда, погибшего в Сталинградской битве.

И сейчас спустя год она помнила тот день как вчера: огромная людская река, непрерывным потоком льющаяся по Тверской, и у каждого в руках черно-белые фото – от больших, на специальной ручке, как транспаранты, до совсем крошечных пожелтевших старых снимков. Люди идут парами, тройками, компаниями и даже целыми колоннами – в гимнастерках и пилотках, с цветами, с флагами бывших союзных республик и даже других государств. Звучат песни военных лет, в небо то и дело взлетают пучки воздушных шариков, то бело-красно-синие, то полосатые, как Георгиевская лента. И это удивительное, внезапно охватившее ее чувство общности со всеми идущими рядом… Нечто подобное Римма испытывала только раз в жизни – за год до этого, во время футбольного чемпионата, когда вся страна вдруг ощутила себя одной большой семьей, принимающей гостей.

Да, окажись она в Москве в День Победы, конечно, обязательно пошла бы и в этом году на шествие «Бессмертного полка». А потом, наверное, как и в прошлом году, поехала бы в Большие Вязёмы – на дачу к родителям Ульяны. В тот раз было очень здорово: буйно цвела черёмуха, на чуть тронутом первой огородной зеленью участке горел большущий костер, собралась куча народу – друзья и соседи Ульяниных родителей. В основном, люди в возрасте, и даже совсем пожилые, но была и молодежь – Ульянины приятели, друзья дачного детства. Жарили шашлыки, хором пели под гитару хорошие старые песни, в основном, конечно, о войне. И Викуська вдруг спросила (как ни странно именно у нее, Риммы, а не у кого-то другого из взрослых):

– Тетя Лима, а почему плазднуют войну? Ведь война – это очень плохо и стлашно?

Все засмеялись, а Ульяна сделала ехидное лицо – мол, давай, подруга, поговори с ней, испытай на собственной шкуре, каково это – целыми днями напролет отвечать на детские вопросы.

И Римма принялась объяснять малышке, что празднуют, конечно, совсем не войну, а ее окончание. То, что 9 Мая наш народ одержал победу в войне, и всё плохое на этом закончилось и с тех пор больше не возвращалось, во всяком случае, сюда, к нам. Мы живем мирно, спокойно, и это действительно повод для радости, для праздника…

В общем, вечер прошел замечательно, и на обратном пути в город Ульяна и Римма твердо условились вновь провести майские на родительской даче.

И вот, не сложилось…

Домой Римма заскочила буквально на полчаса – только бросить вещи, принять душ и переодеться – и сразу же поехала к Ульяне забирать кота. За время их разлуки Плаксик ощутимо округлился в боках и поначалу затеял смотреть на Римму с легким непониманием: мол, кто это? Мне и здесь хорошо… Но, едва из комнаты навстречу «тете Лиме» выбежала визжащая Вика, немедленно влез на руки к бывшей хозяйке и спускаться на пол больше не пожелал, согласился только на переноску.