Эль Кеннеди - Риск

Я засовываю голову под струю и стою так столько, сколько можно. Но стоит мне представить, как отец отчитывает меня из-за счета за горячую воду, я быстро выключаю душ.

Завернувшись в купальный халат, я оборачиваю волосы полотенцем и, выйдя из ванной, направляюсь в свою комнату.

Папа купил этот особняк уже после моего отъезда, так что в этой комнате я никогда не чувствовала себя как дома. Вся мебель довольно простая, никаких тебе украшений. Даже покрывало на кровати без изысков – полностью белое, с такими же белыми подушками и простынями. Как в больнице. Или в психиатрической клинике. В нашем старом доме в Уэстлинне у меня была кровать с балдахином, заправленная цветастым пледом, а над изголовьем красовалась деревянная вывеска, выкрашенная блестками и гласившая: «КУКОЛКА». Папа сам смастерил ее на мой десятый день рождения.

Интересно, что стало с этой вывеской? Во рту появляется привкус горечи. Не помню, когда точно папа перестал называть меня «Куколкой». Наверное, в то время, как я стала встречаться с Эриком. И тогда пострадали не только наши с папой отношения. Восхищение талантливым хоккеистом превратилось в глубокую ненависть, которая не утихла и по сей день. Папа никогда не простит Эрика за то, что произошло, и не чувствует к нему ни грамма сострадания. «Настоящий мужчина всегда признается себе в том, что у него есть проблемы», – говорит отец.

Я расстегиваю молнию на чемодане и вытаскиваю пару теплых носков, трусики, леггинсы и свободный свитер. Папа стучит в дверь как раз в тот момент, когда я заканчиваю одеваться.

– Можно войти?

– Да, заходи.

Он открывает дверь.

– Хочешь чего-нибудь особенного на ужин?

– О, не волнуйся, – удивленно отвечаю я, – тебе не обязательно готовить.

– Даже не думал. Решил, что закажем пиццу.

Я усмехаюсь.

– Значит, ты заставляешь своих парней следовать диетам, а сам собираешься заказывать пиццу?

– Ты дома, – говорит папа, пожав плечами. – Есть что отпраздновать.

Разве? Мы обычно беседуем как два незнакомца. Между нами больше нет былого тепла. Враждебности нет тоже, но отец уже явно не тот человек, который когда-то называл меня Куколкой.

– Круто, пусть будет пицца, – отвечаю я.

Повисает тишина. Папа пристально изучает меня, ищет в моих глазах… что-то.

Почему-то у меня возникает необходимость сказать:

– Я уже совершеннолетняя.

Хотя эта фраза скорее убедит в обратном.

Отец криво усмехается.

– Мне об этом прекрасно известно.

– Я хотела сказать, что если буду жить тут неделю, это не значит, что ты можешь давать мне указы типа: «Ты живешь под моей крышей, значит, должна следовать моим правилам». Я не буду соблюдать твой комендантский час.

– А я не потерплю, чтобы ты заваливалась домой пьяной в четыре утра.

Я закатываю глаза.

– Это не в моих привычках. Но я могу вернуться домой чуть позже полуночи, засидевшись с друзьями. И мне не нужны твои лекции на эту тему.

Папа проводит рукой по короткостриженым волосам. Он носит эту почти военную стрижку столько, сколько я его помню. Ему не нравится тратить время на всякие пустяки. Например, волосы.

– Ты будешь заниматься своими делами, я своими, – заканчиваю я. – Договорились?

– Я не буду вмешиваться в твои «дела» при условии, что они не причинят вреда ни тебе, ни кому-либо еще.

У меня перехватывает горло. Ненавижу, когда он смотрит на меня вот так – он все еще видит во мне ту склонную к саморазрушению девочку, неспособную принимать здравые решения. Но я больше не та девочка. И уже давно.

Папа разворачивается.

– Скажи, когда проголодаешься, и я сделаю заказ.

Он плотно закрывает за собой дверь.

«Добро пожаловать домой», – думаю я.

– Боже мой, Би, ты бы умерла!

Вечер пятницы, и я болтаю по телефону с Саммер, которая в подробностях рассказывает мне о том безумии, которое творилось у них вчера не без участия Рупи Миллер.

– Нет, серьезно? Она правда заявилась к вам и утащила Холлиса на свидание?

А девчонке дерзости не занимать. Мне это нравится.

– Да! На ней было премилое черное платье с белым кружевным воротничком и очень классные туфли на каблуках, а он в одних штанах сидел на диване и играл в видеоигры с Фитцем. Она лишь взглянула на него и как закричит: «Наверх! Живо!» Ты бы видела его лицо!

Я нахожусь в общественном месте, поэтому не позволяю себе заржать, как бы мне того ни хотелось. Но внутри я заливаюсь диким смехом, потому что очень даже могу представить себе выражение лица Холлиса.

– Готова поспорить, он решил, что ему сейчас перепадет секс.

– Не знаю, что он там решил. Она всю неделю писала ему об их «свидании всей жизни», но он думал, что это какая-то шутка. Он даже не верил в то, что это свидание вообще состоится, но лишь до тех пор, пока она не пришла к нам и не забрала его. – Саммер начинает истерически хохотать. – Короче, она повела его наверх сама выбрала ему одежду…

Я все-таки гоготнула. Ничего не смогла с собой поделать, и плевать, что меня слышит весь вокзал. Это просто бесценно!

– …и теперь их нет уже больше часа, и я не знаю, то ли мне заявлять в полицию о пропаже, то ли подождать и посмотреть, во что все это выльется.

– Подожди и посмотри, во что все это выльется, – не раздумывая говорю я. – Прошу тебя, не вставай между Рупи и ее мужчиной. Я умоляю тебя. Пусть Холлис на собственной шкуре ощутит, каково оно, когда тебе житья не дают.

– Мне кажется, они посланы друг другу небесами.

– Будем надеяться.

Мое внимание привлекает яркий свет фар. Я стою у железнодорожного вокзала уже больше десяти минут и жду синюю «Хонду-Цивик», и вот, по-моему, она наконец здесь. Я прищуриваюсь, когда машина подъезжает к краю тротуара.

– Прости, детка, мне пора. Моя машина приехала.

– Поверить не могу, что ты собиралась на свидание, а я ничего не знаю об этом парне!

– Тут и знать особо нечего. Просто парень, с которым я познакомилась в «Тиндере». Кроме секса на одну ночь, боюсь, ловить тут нечего.

Да, я та еще врушка. И да, конечно, мне стыдно, когда приходится врать своим друзьям, но я ни за что и никогда не расскажу Саммер правду про сегодняшний вечер. Хватает и того, что я сама знаю, что меня ждет.

Быстро попрощавшись, я вешаю трубку как раз в тот момент, когда открывается пассажирская дверца «Цивика». Хм. Джейк сидит впереди, рядом с водителем. Я заглядываю в машину и вижу за рулем симпатичную девушку с серьгами-подвесками из бирюзы и копной волос. Почему меня это даже не удивляет?

– Привет, – окликает меня Джейк, вылезая из машины.

На секунду я теряю дар речи. На нем спортивная куртка с логотипом Гарварда, но этот маленький грешок можно простить, потому что все остальное в нем чертовски соблазнительно. Темные волосы зачесаны назад, открывая высокие точеные скулы и волевую челюсть, от вида которых у меня текут слюнки. Сегодня он гладко выбрит. На прошлых выходных у него была небольшая щетина. Но так он выглядит моложе, мягче и… ладно, он просто сногсшибателен.

К несчастью, Джейк Коннелли – очень привлекательный мужчина.

Я подхожу к нему.

– Привет.

Затем я проскальзываю в машину через дверцу, которую он придерживает для меня, и приветствую водителя, усаживаясь поудобнее.

Джейк опускается рядом со мной, мы пристегиваемся, и автомобиль трогается с места. Судя по адресу в имейле, присланном мне секретарем Эда Малдера, он живет в Бикон-Хилл. Похоже, он прилично зарабатывает в «ХокиНет».

– Ты странно выглядишь, – шепчет мне Джейк.

– В смысле, странно? – Вряд ли стоит говорить такое своей типа-девушке. У меня и так нервы пошаливают.

– На тебе блеск для губ. И он розовый.

– И что?

– А то, что мне он не нравится, – ворчит Джейк.

– Не нравится? О, нет! Давай я сгоняю домой и выберу палитру, которая придется тебе по вкусу!

Девушка-водитель фыркает от смеха.

Темно-зеленые глаза Джейка весело поблескивают.

– Ладно, можешь не считаться с моим мнением. Но я за красные губы. Розовый – не твой цвет.

Я тоже считаю, что розовый не мой цвет, но я не собираюсь доставлять ему удовольствие и признаваться в этом. Для сегодняшнего вечера я намеренно выбирала более спокойные тона. Какая-то жалкая, нездоровая часть меня надеется произвести впечатление на Эда Малдера.

Пока мы едем в сторону Бикон-Хилл, я просматриваю на телефоне спортивные новости. И хмурюсь, увидев один из заголовков.

– Ты следишь за той темой с Ковски? – спрашиваю я Джейка. – Клянусь, судьи сговорились против него!

– Думаешь?

– Он самый грязный игрок в лиге. И число пропущенных удалений по его нарушениям просто астрономическое! Здесь что-то не так. – Я читаю статью до конца, но автор не добавляет ничего нового. Короче говоря, рефери продолжают пропускать удаления, а Шон Ковски продолжает расплачиваться за это.

Наш водитель поворачивает на Кембридж-стрит и снижает скорость перед чередой высоких особняков. Боже, я многое бы отдала, чтобы жить в одном из таких таунхаусов! Эти старинные дома по-прежнему излучают какой-то особый шарм, и большинство из них сохранили свои оригинальные исторические черты. Благодаря многовековым деревьям и газовым фонарям, Бикон-Хилл является одним из самых живописных районов города. И еще здесь невероятно тихо, учитывая, что он расположен в самом центре Бостона. Оказавшись здесь, ты словно возвращаешься в прошлое, и мне это нравится.

– Ну, вот мы и приехали, – говорит водитель.

Джейк наклоняется вперед и касается ее плеча.

– Спасибо, Энни. Хорошего вечера.

– И тебе, Джейк.

Я стараюсь не закатывать глаза, когда мы вылезаем из машины. Похоже, они теперь лучшие друзья. Почему-то меня неимоверно злит, что Джейк так легко находит со всеми общий язык. Трудно видеть в нем ВРАГА, когда то и дело находишь доказательства тому, что он в общем-то хороший парень.