– Пусть так, но она не хоккейная фанатка с внешностью фотомодели и уж точно не одна из тех пластиковых кукол, на которых ты обычно западаешь в «Малоун». Она странная, миниатюрная и феноменально уверенная в себе. – Я ухмыляюсь ему. – И она тебе нравится. Признай. Это.

Кончики его ушей становятся красными. Холлис проводит руками по волосам, а потом угрюмо выпячивает подбородок.

– Я начал испытывать к ней определенные чувства, – наконец признается он.

– Ха! – торжествующе восклицаю я. – Я так и знала! Так позвони ей и скажи об этом.

– Ни за что. Она бросила меня. – Холлис смотрит на меня с вызовом. – Если бы твой подлый бойфренд из Гарварда бросил тебя, ты бы стала бегать за ним?

Я начинаю истерически хохотать. Не могу остановиться. Уткнувшись головой в плечо Холлиса, я захожусь в приступах неконтролируемого смеха.

– Что с тобой? – растерянно спрашивает Майк. – Дженсен, ты что, обкурилась?

– Нет, просто… – я снова хихикаю. – Он и правда бросил меня.

Холлис, оторопев, распрямляется, и моя голова соскальзывает с его плеча. В округлившихся голубых глазах мелькает удивление.

– Ты серьезно? Он обкурился?

– Нет, он ничего не курил, и да, я серьезно. Он порвал со мной вчера. Сказал, что ему нужно сосредоточиться на чемпионате и его команде, я слишком его отвлекаю, бла-бла-бла.

– Бред сивой кобылы! Я всегда знал, что парни в Гарварде те еще идиоты, но это совершенно новый уровень идиотизма! Он вообще видел тебя? Ты же самая горячая девчонка на этой планете!

И пусть комплимент звучит из уст Майка Холлиса, я все равно приятно польщена.

– Спасибо, Холлис.

Он закидывает руку мне на плечо.

– Это лишь подтверждает то, что я и так уже знал. Гарвард – отстой, а Коннелли – выродок.

– Полностью с тобой согласен, – растягивая гласные, говорит Хантер, входя в гостиную с бутылкой пива в руке. Он пьет «Фаундерс Олл Дэй ИПА»… Стоп, а почему мне его не предложили?

Я морщусь, заметив гипсовую повязку на его левом запястье. По крайней мере, не на правом, значит, он все еще может пользоваться своей ведущей рукой. Сезон все равно закончился, так что новых матчей он не пропустит. И тем не менее, вид гипсовой повязки вызывает во мне прилив сочувствия к парню.

– Привет, – осторожно говорю я, – как запястье?

– Что? Ты не видишь? – Хантер поднимает руку. – Оно сломано.

Но в его голосе слышится не злость, а смирение.

– Я могу его подписать?

– Прости, но Холлис уже все испортил, – сухо отвечает Хантер и подходит к дивану, чтобы я получше рассмотрела гипс.

Черной ручкой на нем нарисован член с яйцами.

Я вздыхаю.

– Детский сад, Холлис. Кстати, ты удивительно детально изобразил яйца.

Он пожимает плечами.

– Ну, знаете, как говорят.

Я хмурю лоб.

– Нет, и что говорят?

Хантер усаживается в кресло.

– Мне тоже любопытно узнать.

– Какого хрена? Вы серьезно? Вообще-то мне больше нечего к этому добавить, – недовольно ворчит Майк. – Большинство людей не задают вопросов, когда им говорят: «Знаете, как говорят».

Я бы с радостью провела день в голове Холлиса. Но только день. Чуть больше, и я, вероятно, окажусь запертой в Изнанке[28].

– Ладно. А теперь хватит увиливать. Почему Рупи рассталась с тобой?

– Рупи рассталась с ним? – переспрашивает Хантер. – Это значит, нам больше не придется слушать ночами, как вы двое орете друг на друга? Круто!

– Не хами, Дэвенпорт. Он действительно очень расстроен.

Хантер склоняет голову набок.

– Правда?

– Нет, – твердо заявляет Холлис. – Неправда. Мне совершенно плевать.

– Раз тебе плевать, то ты можешь рассказать нам, почему между вами все кончено, – парирую я.

– Это была такая глупость, что даже не стоит того, чтобы говорить о ней.

– Что ты сделал? – весело спрашивает Хантер.

Холлис тяжело вздыхает.

– Она захотела, чтобы мы придумали друг другу прозвища, а мне эта идея не понравилась.

Э-э-э, ладно.

Я изо всех сил стараюсь не засмеяться.

Хантер даже не пытается – он начинает ржать, как конь.

– И что за прозвища?

– Она тогда еще не придумала. Но собиралась составить список, а потом… – Холлис стискивает зубы, – обсудить его друг с другом, рассказав, что чувствуем.

Хантер важно кивает.

– Ну конечно. Ведь это очень важно!

Я взглядом прошу его замолчать. Холлис сейчас делится с нами очень личным, и он не заслуживает того, чтобы над ним насмехались.

О боже! Кто я? Это Изнанка? Потому что с чего вдруг я откажусь от возможности поприкалываться над Майком Холлисом?

– Тебе не понравилось ничего, из того, что она придумала? – осторожно спрашиваю я.

Он смотрит на меня.

– Я даже не позволил ей начать придумывать! Кому придет в голову составить список прозвищ, а потом сидеть и голосовать за них, как в гребаном «Американ Айдол»? Я сказал ей, что это бред собачий и что она чокнутая, а потом предложил ей взять такое прозвище – «чокнутая». Тогда ее бомбануло, и она вылетела из дома. А чуть позже написала мне, что не может быть с тем, кто, цитирую, «не вкладывается в отношения».

– Она права. Трудно состоять в отношениях, когда кто-то из пары не вкладывается в них. – Я пожимаю плечами. – И я бы не стала винить ее за то, что она ушла. Кому хочется, чтобы его постоянно называли «чокнутым»? У кое-кого может даже развиться комплекс неполноценности.

– У нее уже есть комплекс. Он называется безумие.

– Холлис! – с упреком говорю я.

На его лице появляется пристыженное выражение.

– Готова поспорить, ты называл ее чокнутой чаще, чем говорил, что она тебе нравится. А знаешь, я даже думаю, что ты вообще никогда не говорил ей этого. Верно? – с вызовом спрашиваю я.

– Нет.

– Холлис.

– Ладно. Да.

– Будь честным, ты хочешь встречаться с этой девушкой?

Повисает долгое, неловкое молчание.

Наконец он кивает.

– Хорошо. А теперь дай мне свой телефон.

Холлис протягивает мне телефон, но смотрит на меня с опаской. Я листаю список его контактов, пока не нахожу имя Рупи – рядом с ним смайлик с глазами-сердечками. Она отвечает после первого гудка, а значит, еще не все потеряно.

– Чего ты хочешь, Майк? – Рупи совсем не похожа на обычную веселую себя.

– Привет, Рупи. Это Бренна.

– Бренна? Почему ты звонишь с телефона Майка?

– Я переведу нас на громкую связь, ладно? Холлис рядом со мной. Поздоровайся, Холлис.

– Привет, – еле слышно бубнит он.

– Короче, мы тут поболтали с ним, – продолжаю я, – и Холлис хочет тебе кое-что сказать.

– И что это? – осторожно спрашивает Рупи.

– Холлис? – подталкиваю я его.

Он молчит.

– Ладно, тогда я это скажу. Ты очень нравишься Холлису, Рупи. Он притворяется, что это не так. Он притворяется, что ему не нравятся ваши споры, но в глубине души он тащится от этой драмы-ламы. Господи, да его любимое реалити-шоу – это «Семейство Кардашьян»!

Хантер фыркает от смеха и делает глоток пива.

– Да, но ему нравится Хлоя, – сердито говорит Рупи, – хотя все знают, что Кортни лучше всех!

– Кортни даже не входит в топ-три, – ворчит Майк в телефон.

– Видишь! Вот поэтому у нас ничего не получится!

– Да ну, брось! – не соглашаюсь я. – Именно поэтому у вас все получится. Ты не захочешь быть с тем, кто в точности такой же, как ты. Тебе нужен тот, кто будет провоцировать тебя, кто будет вдохновлять тебя открыться, когда всю жизнь ты только и делала, что закрывалась от других… – Мой голос срывается. О, нет! Я снова думаю о Джейке и замечаю, как Холлис бросает на меня странный взгляд. Я не обращаю внимания и продолжаю разговаривать с его преследовательницей. То есть, я хотела сказать, девушкой. – Слушай, я знаю, он все время называет тебя чокнутой и сумасшедшей, но в его случае это даже скорее комплимент.

Хантер снова фыркает.

– Объясни! – приказывает Рупи.

– Ты вообще знакома с ним? Он сам сумасшедший. И судя по всему, вся его семейка тоже.

– Эй! – возмущается Холлис. – Можно не впутывать мою семью?

– Если бы наши желания были лошадьми, все мы были бы наездниками, – самодовольно говорю я, и он сразу затыкается. – Так что Рупи, честно, когда он называет тебя так, это лишь потому, что видит в тебе близкого человека. – Я подмигиваю Майку. – Родственную душу.

Из телефона раздается аханье.

– Это правда, Майк?

Он сердито смотрит на меня и проводит пальцем поперек шеи, показывая, что убьет меня за эту «родственную душу». Но после прокола с Кардашьян, мне пришлось использовать тяжелую артиллерию.

– Майк? – зовет Рупи.

– Это правда, – тихо отвечает он. – Ты мне нравишься, ясно? И я не считаю тебя чокнутой. Я думаю, что ты офигенная.

– Тогда почему ты не хочешь, чтобы мы дали друг другу милые прозвища? – сердито спрашивает она.

– Потому что это так…

Я предостерегающе качаю головой.

– …так важно, – заканчивает он, спасая ситуацию. – Это будет огромным шагом вперед в наших отношениях.

Я боюсь, как бы Хантер не умер от смеха. Он утыкается лицом в свою руку, чтобы заглушить звуки.

– Ладно уж, – продолжает Холлис. – Если хочешь придумать нам прозвища, давай придумаем. Я предлагаю начать с «котенка».

– Котенок! – подвывает Хантер.

– Не уверена, что мне оно подойдет, – медленно говорит Рупи.

– Нет, это для меня. А еще я думаю… Погоди-ка, я уберу громкую связь. – Он нажимает пальцем на экран телефона и подносит его к своему уху. – Я поднимаюсь наверх. У Бренны и Хантера нет права голоса в вопросе прозвищ.

Приблизившись к двери, Холлис вдруг останавливается. Он оборачивается на меня через плечо и одними губами произносит: «Спасибо».

Мое сердце немножко оттаивает. Из-за Холлиса! Кто бы мог подумать.