Дрискол неподвижно наблюдал за ней.

− Но ты — не твое имя. Ты больше. Гораздо больше. Ты все для меня, − Серафина глубоко вздохнула. — Мне нужен художник, боец, человек, который немного сбился с пути, но все еще остается хорошим и проявляет это там, где нужно. Мне нужен мужчина, который в одну минуту любит, а в другую — бушует. Мужчина, который выдерживает поход в церковь и делает мне сэндвич с яйцом. Мужчина, который так меня трогает, − из-за его молчания ей хотелось кричать и плакать. — Я поеду в Чикаго, так что, если ты против, тебе же хуже. Я буду там, каждый день, рядом с тобой. Потому что находиться где-то еще теперь кажется неправильным. Я влюбилась в тебя. Нет, я люблю тебя. И я не говорю: прими или оставь. Я говорю: прими это, − взор Серы затуманился. — Пожалуйста, прими? — закончила она, поколебавшись.

Каждая секунда молчания вонзалась в сердце битым стеклом. Он не хочет ее. Ладно, ладно… нужно стараться больше. Она вернет доверие в Чикаго, и все будет хорошо. То, что между ними было, не могло испариться за ночь. Правда?

Она провела рукой по влажным глазам и направилась к двери. Все было как в замедленной съемке. Как только ее рука коснулась ручки, послышалось, как позади отъехал стул, ударившись о противоположную стену. Тепло Боуэна внезапно окружило Серу, заставив ее задохнуться. Мужские руки обхватили ее сзади, прижимая к груди. Горячее дыхание задело ухо.

− Господи, Сера, − прохрипел Дрискол, − Ты только что подарила мне все, о чем я когда-либо мечтал. Мне нужна была хотя бы минута, чтобы поверить в реальность происходящего, − напряжение в ее теле спало с этими словами, но Боуэн сжал ее крепче. — Я люблю тебя. Черт. Так сильно, что не знаю, как мое сердце вместит все это.

− Освободи в нем место. Я никуда не денусь.

− Это последний раз, когда мне приходится смотреть, как ты уходишь. Больше ты не заставишь меня пройти через это. Я тебя не отпущу, черт возьми.

− Больше никогда. Я тоже не хочу отпускать тебя.

− Слава Богу, − он развернул ее к себе, и девушка посмотрела в его прекрасное лицо. Она коснулась царапины под его правым глазом, и парень уткнулся в ее ладонь. Поместив кулак на сердце, он сказал. — Сера, я скорее буду валяться мертвым в земле, прежде, чем хоть унция этого исчезнет. Ты не сможешь сделать эти эмоции для меня проще и легче. Даже, если попробуешь, я не позволю тебе. Может моя любовь трудная, агрессивная, но даже не сомневайся в ней, детка, хорошо?

− Хорошо, − девушка энергично закивала, позволяя слезам заструиться по щекам. — Хорошо.

Боуэн поймал их губами.

− Ты уверена, что не хочешь попробовать в Чикаго что-то более безопасное? Поработать медсестрой? Я не выше того, чтобы умолять об этом.

− Я не хочу пропустить все веселье!

Дрискол зарычал и пригвоздил ее к стене.

− У тебя будет достаточно веселья дома.

− Дома, − она затаила дыхание. — Мне нравится, как ты произносишь это.

Их губы встретились в затяжном поцелуе.

− Ты − мой дом, Сера. Единственный, который у меня когда-либо был. И я хочу стать твоим. Позволишь?

Любовь в ее сердце росла.

− Ты − единственный дом, который мне нужен, Боуэн.




Эпилог

С тихим ругательством Боуэн потянул Серу в укромную аллею, чтобы поцеловать. Этот спонтанный жест заставил ее рассмеяться, но, когда их языки потерлись друг о друга, веселье испарилось вместе с рассудком. Ее прохладные пальцы скользнули в волосы Боуэна, потянув их так, как ему нравилось. Жаль, что пора на первую встречу с чикагским отделом полиции. На которую его невероятно знойная девушка решила надеть узкую юбку, видимо, намереваясь сводить его с ума, пока они вновь не окажутся в их квартире на кровати кинг-сайз, которую, как он настаивал, нужно осенять крестом по несколько раз в день. На кровати, которую они выбрали вместе в мебельном магазине, держась за руки, как настоящая пара. Боуэн решил, что это был лучший день в его жизни. Пока не наступил следующий. И еще один. Каждый день с Серой становился его любимым.

Девушка провела пальцами по его ремню и притянула Дрискола ближе. Ее изгибы прижались к его напряженным мускулам. От сладкого стона в голове Боуэна повис чувственный туман. Противореча его добрым намерениям, одна рука упала с ручки двери и легла на упругую задницу Серы. Он видел, как девушка натянула красные стринги, пока они одевались, и все, о чем он теперь мог думать — как ему хочется поласкать ее влажную киску прямо сейчас. Он будет представлять себе это всю встречу и всю дорогу до дома, пока они не окажутся наедине.

С тех пор, как они переехали в Чикаго, он делал такие вещи все чаще и чаще. Этим он напоминал, что происходящее реально. Так же, как и тем, что нарисовал Серу на каждой стене их однокомнатной квартиры. Он напоминал себе, что все — правда, целуя сладкие, розовые губы. И такие напоминания всегда заканчивались ногами, обернутыми вокруг его головы, шеи или бедер и криками, молящими о пощаде. Часть его надеялась, что ему всегда будет мало этих подтверждений об исполнении мечты. Ведь иначе он на секунду может забыть, каким счастливым ублюдком родился. Хотя, это невозможно. Только не с его Серой.

Ее бедра задвигались, не оставляя ему иного выбора, кроме как надавить твердым членом меж ее ног. Девушка разорвала поцелуй, задохнувшись от стона. Ее шоколадные глаза распахнулись, подарив Боуэну яркий, похотливый, возбужденный и доверчивый взгляд. Черт, что он начал? Борясь с желанием просунуть руку под юбку и дать Сере облегчение, парень сделал шаг назад и поправил себя.

− Нечестно, − выдохнула она.

Он перекинул ее волосы через плечо.

− Прости, божья коровка. Мне нужно было напоминание, но я увлекся.

Ее глаза смягчились.

− Неужели они до сих пор нужны тебе?

Она действительно не осознавала. Даже понятия не имела, насколько владеет его мыслями. Сначала он думал, это к лучшему. Узнав глубину его одержимостью ею, она могла рассердиться. Но, чем больше времени проходило, тем больше ему казалось, что она бы даже не вздрогнула. Потому что, кажется, и она немного одержима им. По крайней мере, он надеялся на это.

Он переплел их пальцы и притянул к себе.

− Что не так? Тебе не нравятся мои напоминания?

− Я люблю их, − Сера прижалась к нему. — Пусть их будет так много, насколько это возможно. Никаких жалоб из моего угла.

− Я создал монстра.

Она шутливо зарычала, но он все еще видел жажду в ее глазах. Он утолит ее позже. И не один раз. От одной мысли об этом его кровь вскипела.

− Коннор тоже будет там?

Они остановились на углу, ожидая зеленый сигнал светофора.

− Да, он помогает матери обустроиться. Сказал, что после этого отправится на станцию.

До отъезда из Нью-Йорка Боуэн не знал, что полиция предложила Коннору сдать кузена информатору. Состояние матери стало решающим фактором. В общем-то, это было решающим фактором в любых действиях парня. До сих пор Дрисколу было неизвестно, почему человек, которого теперь он считал своим другом, получил отставку из военно-морского флота, но не пытался узнать это. Он просто радовался, что в отношении Коннора чутье не подвело. Этот парень так же, как и он, оказался в положении, которого хотел бы избежать. У них обоих не было легкого выхода. Если бы не Сера и, так уж и быть, Трой, Дрискол продолжал бы тонуть, пока в итоге не очутился бы на дне.

Но теперь все отлично. Боуэн посмотрел на свою девушку. Она улыбнулась ему. Чикагский ветер растрепал ее волосы. Даже спустя сто лет, он сможет отплатить ей за то, что она ему подарила. Серафина подарила ему достойную жизнь, помогла похоронить прошлое. Вместе перед отъездом они навестили Памелу — его мать. Та рассказала, что ушла из-за страха перед Ленни. Она утверждала, что думала о Боуэне каждый день. Конечно, в ближайшее время не предполагалось семейных выходных или ужина на День Благодарения, но в ту ночь Дрискол спал спокойно.

Новости о Ньюсоме просочились в СМИ, и Нью-Йоркскому отделу не осталось ничего иного, кроме как очиститься, рассказав обо всем, что происходило за кулисами. В итоге бывшему комиссару предъявили обвинение по нескольким преступлениям, включая заговор, незаконное присвоение средств, коррупцию и т. д. Казалось, каждый день приносил новое признание. Полиции не удалось укрыть все от СМИ. Боуэн знал, что Сере не нравится видеть, как ее семейное имя каждый вечер поливают грязью в новостях. Ему тоже не нравилось. Но, по крайней мере, пока ее личность не раскрыта, можно было не волноваться за ее безопасность.

Труднее всего для нее оказалось смириться с нечестностью брата. Но, в конце концов, девушка признала, что оттенкам серого есть место в этом мире — так же, как в случае с Боуэном. Не нужно было отказываться от счастливых воспоминаний о Колине. Они могли жить вместе с плохими. Боуэн обежал все Чикагские ломбарды, чтобы найти для Серы Нинтендо в память о ее брате. Их турнир в тетрис начался в ту же ночь.

Уже в участке Дрискол почувствовал неуверенность — некоторые офицеры смотрели на них с любопытством. Многие не скрывали враждебности по отношению к нему. Разумно, что никто не пялился на Серу, иначе появление на встрече заметно бы оттянулось.

Он открыл дверь во фронт-офис и пропустил девушку вперед. На них обрушились звуки неумолкающих телефонов, люди в темно-синей форме орали друг на друга с разных концов помещения. Черт, он никогда не привыкнет к этому, даже если всю жизнь придется появляться в чертовом участке. А особенно к мысли, что эти люди собираются подвергнуть его любимую опасности. Это бесило больше всего, хоть Дрискол и не сомневался в профессионализме Серы. Словно почувствовав его состояние, она сжала его ладонь. Этого напоминания было достаточно. Он отправится работать на нефтяную вышку посреди Атлантики, если это будет необходимо, чтобы спать рядом с Серой по ночам. Он пройдет огонь и воду, чтобы защитить ее.