― Так, прежде чем нападать выслушай меня? Не могу ж я всё бросить и переехать ― это во первых, а во вторых: тебе надо продержаться месяц, Тори. Один месяц. Дальше, я надеюсь у меня получится обнулить этот грёбанный документ, о твоей недееспособности, и всё. Ты совершеннолетняя, следовательно права собственности переходят в твоё полное распоряжение, предписание о моём так сказать неприсутствии в твоей жизни прекращает действие, а Инна, вообще здесь никто. Там уже решай сама, нужен я в твоей жизни или нет.

Он не сможет этого сделать. У Инны слишком серьёзные связи, слишком много власти в её руках. Я даже черту города не смогу пересечь незаметно. Да что там, я переступаю порог дома, а она уже знает. Он и не представляет… Мою скептическую ухмылку как ветром сдуло.

― Ой-вэй…

― Что? ― взволновался Костя. Я вплела пальцы в кудряшки, беспорядочно заметав взгляд. Отец подступил ближе.

― Тори, ты меня пугаешь в чём дело?

― Предписание. Как, я могла забыть… ― простонала я как от боли, ― Камеры! Система охраны оснащена наблюдением… они же всё зафиксировали! То, что ты здесь был!

― Тьфу ты чёрт! ― выругался Костя, ― Напугала. Я то думал, что-то серьёзное. Прежде чем я преступил порог этого дома, Колян, отключил все камеры, ― просиял он самодовольно. С подозрением на него взглянула.

― Так, а если она решит проверить?

― Пускай для начала докажет, что сбой в системе, был преднамеренным. ― он окинул меня внимательным взглядом, ― Ты опять не пьёшь таблетки, не так ли?

― Хм, чем докажешь? ― скривила я губы лукавой манере, принимая вызов.

― Мышка, ― покачал он досадно, головой, ― мы ведь уже говорили об этом. Сначала лечение, потом татум. Чем дольше ты упрямишься…

― Ладно, ладно! ― закатила я глаза, ― Хватит, достаточно! Я пью свои волшебные пилюли, не нервничай.

Он явно мне не верил. Отлично.

― Тори, это не шутки, ― отрезал отец. Я пронзила его издевательским взглядом.

― Правда сложно, когда тебе не верят, да? ― уколола я, Костю. Я тут же втянула воздух. Ух ты ж чёрт! Зачем я это сказала? Я сильно заволновалась. Отец видимо задавался тем же вопросом.

― Когда это я тебе не верил? ― повёл он бровью, ― И дело то, не только в доверии. Ты прекрасно знаешь, что у меня есть все основания для беспокойства.

― Начни с себя, чёрт возьми! ― разозлилась я, скорее от безысходности, ― Я даже не уверенна, что проснусь завтра утром и ты будешь тут! Как я могу тебе верить? Как?!

Он пару мгновений смотрел мне в глаза. Затем сунул руку в задний карман джинсов. Достал оттуда нож-бабочку. Прежде чем я успела понять, раскрыл нож и полоснул себя по ладони. Я сильно втянула воздух.

― Что ты?…

― Вэкэн Танка, свидетель мне, и Тэтитоб ― слияние четырех величественных, святейших божеств солнца, скал, земли и неба. ― чётко и властно произнёс Костя, намертво поймав мой ошарашенный взгляд, ― Здесь и сейчас, пред продолжением моей крови ― Аяши Ви Хенви, я ― Воглака-на Вэкинуэн Хэнви, клянусь на крови собственной, в нерушимости и верностью своих слов. Никогда не откажусь от них. Никогда не сверну с намеченного пути. Приложу все силы и энергию этой жизни. Никогда не оставлю свою кровь, и не отступлюсь от неё, покуда бьётся моё сердце. Иначе быть мне проклятым в этой жизни и десяти следующих. ― он выжидающе застрял взглядом в моих глазах. Как заколдованная, забрав у него нож, слегка надрезала свою ладонь, даже боли не чувствующая, не до конца верящая в происходящее. Костя схватил и крепко сжал мою руку, своей, смешивая нашу кровь, так что я вздрогнула от неожиданности. Пара капель упала, теряясь в траве, скрепляя клятву, между нами, в свидетельстве пред Богами, всеми божественными стихиями и Высшими силами.

― Нунвэ! (Да бедует так!) ― произнесли мы в один голос.

― Ко-о-ость?…― протянула я, подозрительно, не выпуская его руки, ― А зачем тебе бабочка в кармане, мм?

― Я прибавил тебе уверенности?

― О, безусловно, ― кивнула я косясь на нож, в своей руке. Посмотрела на Костю, ― Так, зачем?

― На всякий случай, ― пожал он плечами.

― А, ну ясно, понятно, ― промямлила я. Он осторожно отнял свою руку. Отобрал у меня свой складкой нож. Прибрав его обратно а карман, достал платок и не спрашивая замотал мне руку.

― Ладно. Пойду гостей оставшихся провожать. ― Костя поднял на всё ещё обескураженную ― меня, глаза цвета затмения, ― Ты? ― коротко поинтересовался он. Я ― что? Ах, ну да. Я тряхнула головой и привалилась к сливе.

― А, я тут под деревцем пожалуй посижу пока, ладно?

― Не заставляй меня нервничать. ― напомнил Костя, обходя меня

― Тебе что, стресс противопоказан? ― спросила я, и улыбнулась, ― Мои поздравления. Ты беременный.

― Тори.

― Я пью пилюли. Честное индейское! ― отсалютовала я пальцами, ― Расслабься сэни (старик). Не надо так нервничать, беременным это вредно.

Он покачал головой, и скрылся за углом дома. Я сползла по деревцу, на траву. На моей памяти это впервые. Впервые, чтобы он давал клятву на крови. Он не тот человек, кто выполняет свои обещания, но и не тот, кто будет разбрасываться такого рода словами. От того никогда и не клялся. Коли дал клятву, держи. Иначе никак. Хм, неужели он и в самом деле уверен? Видимо больше чем я подозревала.

Постепенно, опустились сумерки, делая сад вдвое тенистее и прохладнее. Сад, объятый вечерним мягким мраком, казался сказочным, эфемерным, таким загадочным и очень близкий к сердцу. Вдыхая свежий, влажный воздух, чувствуя запахи спелых яблок, и желтеющей травы, я растворилась в этой приятной темноте. Люблю темноту, мне это дарит чувство безопасности и покоя. И да, я разумеется в курсе, что я странная до чёртиков. Но у меня имеются на это более чем веские причины и основания. Я вслушивалась в мирную тишину, этого места. Я могла слышать, как затихло всё вокруг, и только вечерние птицы и трель насекомых, играли музыку в этом месте. Я различила еле уловимые голоса и хлопки, пришедшие издалека, и звук работы мотора. Один, второй, третий. Гости покидают наш дом. Были ли когда-нибудь времена, когда я любила этот дом? По идее я должна его любить. Этому дому, как всему поместью, более двухсот лет. Конечно же дом был разрушен до основания, во времена революции, как и основное строение, и реконструировался уже моим дедом, дважды. Но всегда сохранял те частицы архитектуры, в стиле которой был построен изначально. Второй раз реконструкцию проектировал уже Костя, вплетая в фасад современные веяния, он создал просто сказочный замок.

Дед никогда не препятствовал его начинаниям. Хочешь сделать реконструкцию? Делай. Не хочешь быть музыкантом? Ради Бога. Хочешь быть художником? Пожалуйста. Не хочешь быть христианином? Хочешь принять веру матери? Кто я такой, чтобы указывать тебе во что верить? Твоя жизнь ― твои правила!

Отец безгранично любил своих родителей, и любит до сих пор. Совершенно справедливо. Бабушка и дедушка были невероятными людьми. Такими разными, и потому абсолютно особенными. Костя говорил, что даже он никогда не вспомнил бы, как они по-настоящему ругаются. Точнее, как ругается дед. Он никогда не ссорился с Рейвен. Говорил, что это бесполезное занятие, пытаться её переспорить. Поэтому, он тупо затыкал её. Самым нечестным способом, посредством поцелуя. И всё.

Я как-то непроизвольно улыбнулась, пытаясь вспомнить их. И я помнила. Они вели себя друг с другом, как беззаботные влюбленные дети, в то время, когда обоим было за семьдесят. Бородатый, с рыжими как яркая медь волосами по плечи, довольно бесцеремонный и дерзкий рокер, и черноволосая с необычным для индейцев голубым цветом глаз, дочь высокопочитаемого племенного шамана. Дед дразнил бабушку ведьмой, она его Красной Бородой или Барбаросса, как пирата, из старой испанской легенды. Вместе эти люди были критически несуразным сочетанием несочетаемого. Вместе они были совершенством…

Вспоминая их, я ненароком погрузилась в детство. Резко встав, я отбросила эти мысли как можно дальше. Не знаю, сколько я тут просидела, но темнота ощутимо сгустилась. Я стала пробираться на свет, сквозь кустарники ягод и плодовые деревья.

Когда я зашла в дом, стерео наигрывало «Мессалина» группы Jane Air. Сола, Мишаня, Колян и Саша, играли в игру «Я никогда не…» Это такая игра с алкоголем, когда титул ведущего передается по кругу. Ведущий говорит например «я никогда не был на море» если остальные были, то пьют, если нет, то не пьют, и так далее.

Прямо на полу, посреди гостиной, был построен форд из подушек с нашего дивана. С кухни скользнула тётя Наташа, ― мать всех Раевских, то есть. Она улыбаясь и вытянула оттуда заливающегося смехом, маленького двухлетнего Кирилла.

― Всё Кирь, мама уже пошла домой и тебе пора, ― пролепетала она, мягким голосом своему супер-младшему сыну. Из форда кто-то что то сказал, но я не расслышала.

Потом из подушек высунул голову Гордеев и подмигнул мелкому, на руках тёти Наташи.

У меня челюсть отвалилась. Ущипните меня…

Перегнувшись, не руша конструкции, он сначала коснулся ручки Кирилла, словно пожимая, а затем потянулся к Мишиной руке, точнее к бутылке в ней. Отобрав пиво, получил от Миши выговор на русском могучем. Миша же получил подзатыльник от проходящей мимо тёти Наташи.

― Следи за языком, ― острожилась она.

― Так точно, мам! ― отсалютовал Миша, щуря один глаз. Она со вздохом покачала головой и посмотрела Коляна.

― Домой когда?

― Ма-а-а-а… ― протянул мой крёстный, не без укоризны, ― Завязывай, тут расстояние через забор. Мы вместе.

― Ладно, ладно, поняла. ― закатила она глаза, с весёлой улыбкой. Сразу видать, что тётя Наташа, и мой фазер, в своей молодости вращались в одной и той же тусовке. Попрощавшись со всеми тётя Наташа с Киром ушли. Гордеев поймав встывшую в пространство ― меня, взглядом, и улыбнулся как идиот.