Это ощущение стало потрясением для Юли. Словно жизнь разделилась на до и после этой песни, невозможно было дышать, внутри ощущалась пустота, но такая прекрасная, чистая пустота, будто душа очистилась от всего и наполнилась чем-то прекрасным. Юля не замечала слёз, мир вдруг преобразился, внутри была целая вселенная чувств, тепла, любви. Песня закончилась, а слёзы так и лились. Франсуа неотрывно смотрел Юле в глаза, а она в его, не понимая, что сейчас произошло, новое состояние пугало и вдохновляло одновременно.

— Жюли, дыши! — вдруг выдал он. — И не плачь.

Юля только после его слов почувствовала влагу на щеках и выдохнула. Опомнилась, поморгала несколько раз, пытаясь выйти из наваждения. Вытерла слёзы, опустила глаза, потом опять посмотрела на Франсуа. Он всё так же стоял перед Юлей и внимательно, изучающе смотрел на неё.

— Я никогда не слышала ничего подобного! Спасибо, что спел для меня! Ты невероятно красиво поёшь! — проговорила Юля.

— Мне очень важно петь для кого-то, кто будет меня слушать и кому это понравится. Ты меня услышала, — он мягко посмотрел на Юлю, но потом на его лице появилась грусть. — Хотя я уже жалею об этом. Прости, это было моей ошибкой.

Юля была восхищена, потрясена, и её любопытство не давало ей покоя. Франсуа вдруг стал так резко интересен, захотелось узнать его лучше.

— Почему ошибкой? Ты потрясающе спел. Мне очень понравилось!

Но Франсуа лишь вздохнул:

— Потому что мне нельзя петь для кого-то, — и отвернулся от Юли, вернулся на сцену, к столам, на которых были разбросаны листки с репетиции, стал судорожно собирать их в стопку.

А потом Франсуа резко преобразился, Юля не понимала, что случилось — он начал метаться от одного стола к другому, собирая листки и что-то бормоча. Стал нервным, растерянным, принялся чуть ли не бегать по сцене и говорить стал всё громче. Он словно вёл с кем-то невидимым диалог, сокрушался, оправдывался. До Юли стали долетать фразы и отдельные слова:

— Нельзя… Неправильно… Франсуа ты должен петь для всех, нельзя выделять кого-то. Нельзя, нельзя… ты говорил… — Франсуа пугал своим странным поведением, он собрал все листки в стопку и бесконечно выравнивал их в руках.

Юле стало не по себе, она решила, что сказала что-то не то и осторожно спросила:

— Франсуа, я могу тебе чем-то помочь?

Он в это время стоял к девушке спиной, услышав её голос, замер и, не поворачиваясь, проговорил:

— Уходи… пожалуйста. И забудь.

Юля ждала, что он повернется к ней, что-то объяснит, попрощается, но он даже не шевелился. Подходить к нему она не рискнула. Девушка надела шапку, которую сжимала в руках и попрощалась:

— Хорошо, я ухожу. Пока.

Перед дверью обернулась на сцену — Франсуа так и стоял спиной к ней, но теперь он немного согнулся и бился лбом о стопку собранных листков.

22

Юля шла домой обескураженная, в голове звучали песни Франсуа, а его голос до сих пор вибрировал в груди. Девушка была настолько поражена его пением, голосом, что он не шёл из головы.

Вернувшись в дом, Юля немного отвлеклась, как всегда помогла Клэр, потом позанималась с мальчишками русским и после ужина ушла в свою комнату. На душе было смятение, растерянность, и в тоже время какая-то легкость, свобода, словно девушка коснулась чего-то прекрасного, но запретного для Франсуа. Она позвонила Петру и хотела поделиться с ним своим состоянием. Обычно Юля рассказывала ему всё, скидывала ссылки на страницы ребят в Facebook, присылала фотографии, которые делал их личный «папарацци», рассказывала про каждого, делилась впечатлениями. Но в этот раз поймала себя на мысли, что не сможет описать своих чувств, и поняла, что Петя никогда не поймёт её, не разделит восхищения, скорее всего, он, как обычно, нахмурится. Она боялась, что он что-нибудь скажет, что обесценит восторженность, внутреннее одухотворенное состояние Юли.

И она ничего не рассказала, а Пётр, словно почувствовал её странное настроение, задумчивость, забеспокоился, начал расспрашивать, что с ней, но Юля лишь ответила, что был тяжелый день и засела за учёбу, Пётр тоже работал, а по Skype всё ещё подглядывал за ней.


На следующий день всё пошло в привычном ритме, Франсуа вёл себя на репетициях как обычно. После окончания Юля специально медлила, делала вид, что что-то потеряла в сумке, попросила остальных её не ждать. Франсуа тем временем сел за ноутбук, а девушка всё стояла спиной к сцене, ковыряясь в карманах. Все ушли, а Франсуа, видя какое-то замешательство Юли, спросил:

— Жюли, у тебя всё хорошо?

— Да, — она обернулась. Он уже стоял посреди сцены. Юля поинтересовалась: — Франсуа, ты сегодня будешь петь?

— Нет. Петь сегодня я не настроен, — он улыбнулся, видимо, догадываясь, почему Юля задержалась. — Сегодня я бы потанцевал… — он помолчал и добавил, протягивая Юле руку. — С тобой, если ты не против.

Девушка забралась на сцену.

— Начнем с самого простого. Я научу тебя танцевать вальс.

Франсуа сначала рассказывал какие мышцы и части тела нужно удерживать во внимании, как нужно двигаться и на чем акцентироваться. Потом отстроил её осанку, руки, пояснил, где она делала ошибки. Фраснуа был высоковат для Юлиного роста: выше почти на полторы головы. Он осторожно положил руку на её спину, а второй сжал Юлину ладонь. И закружил. Будто танцуя ею, плавно направляя девушку, чтобы получались нужные движения, счет, а тело слушалось его мягких указаний и словно парило само по себе. Юля быстро уловила ритм движений, и ей невероятно нравилось танцевать с Франсуа, она чувствовала расслабленность и получала удовольствие.


Они стали задерживаться после репетиций каждый день. Франсуа показывал и учил основам какого-то нового танца, но на некоторых видах они останавливались на несколько дней. Некоторые ребята из актерского состава присоединились. А Юля замечала, что Франсуа доволен ею, он часто улыбался, хвалил.

В выходной день остались почти все, и Франсуа учил их рок-н-роллу. Правильным движениям ногами и шагам, а потом решил показать более сложные. На Юле — они почти всё время танцевали в паре. Он лишь шепнул ей: «Закрой глаза и доверься мне, тебе понравится». Если бы это сказал кто-то другой, Юля никогда в жизни не подала бы руки, но спокойный мягкий голос Франсуа заставлял послушаться. Они под музыку вошли в ритм, делая движения ногами, а потом Франсуа с легкостью подхватил Юлю и обвел её тело вокруг шеи, потом вокруг талии, и под конец просунул между ног, словно она была не живым человеком, а лёгкой тростинкой. Это случилось настолько быстро, что Юля даже опомниться не успела, но кровь бурлила от адреналина, ей действительно понравилось.


За две недели танцев он показал базовые движения и обучил азам вальса, фокстрота, джайва, сальсы, бачаты и рок-н-ролла. На тренировках он, как всегда, был немногословен, говорил только по делу и иногда хвалил. Юля всё пыталась расспрашивать его о жизни, где он всему этому научился, о его увлечениях. Франсуа отвечал либо скупо, односложно, либо просто говорил: «Не отвлекайся. Сосредоточься на танце». Она так ничего и не узнала о нём.

Юля всегда приходила домой в приподнятом настроении, ей всё ещё хотелось двигаться и танцевать. Эти тренировки заряжали энергией, вдохновляли. Она по-прежнему каждый вечер звонила Пете и не могла не скрывать своего настроения. На его вопросы, что она такая довольная, Юля рассказывала про Франсуа, что он учит их танцевать. Пётр лишь хмурился, а Юля с восторгом рассказывала про новый вид танца, но тот мрачнел ещё сильнее, явно не разделяя её увлечения, и ревновал.

Перед сном Юля почти всё время думала о Франсуа, о пьесе, о танцах, прокручивая все движения в голове, и с этими мыслями и образами засыпала. А утром просыпалась в ожидании новой репетиции.


Ноябрь подошёл к концу, и Франсуа заявил, что настала последняя репетиция пятого акта, а с первого декабря они будут отыгрывать пьесу целиком, а последнюю неделю перед премьерой всё будет по-настоящему, он привезет костюмы и декорации. И предупредил, что репетиции затянутся.

Все разошлись, а Юля, как всегда, осталась, не зная, будут ли сегодня танцы. Она уже успела привыкнуть.

Франсуа печально посмотрел на неё.

— Потанцуем в последний раз?

— Конечно, сегодня будет что-то новенькое? — любопытствовала Юля.

— Давай потанцуем танго! — пристально глядя на девушку, ответил он.

Франсуа, как обычно, взял Юлю за ладонь, а вторую руку положил на нижние ребра — до талии девушки он не дотягивался. Для этого нужно было немного нагнуться, и Юля впервые подумала, что для танцев с ним нужны каблуки повыше. Он ничего не стал объяснять, лишь шепнул:

— Слушай меня, — и закрыл глаза.

Франсуа так и протанцевал с закрытыми глазами, но он настолько аккуратно управлял Юлей, что от малейшего переноса веса она резко меняла направление движения, это было удивительное ощущение, казалось, что Франсуа только подумает в какую сторону вести, а тело девушки уже слушается и подчиняется. Она настолько хорошо чувствовала Франсуа, что в какой-то момент тоже прикрыла глаза, и Франсуа полностью руководил её движениями. Было в этом танце что-то чувственное, сближающее, интимное, несмотря на то, что они не соприкасались телами: одна рука Юли лежала на плече Франсуа, а вторую он держал в своей ладони, и импульс движения передавался через руку и перенос веса тела. Франсуа не проронил ни слова. Иногда Юля во время их тренировок что-то говорила, спрашивала, уточняла, но не сегодня. Сегодня, в этом танце слова были не нужны, она слушала его всем телом, слышала, и это было прекрасно, ни с чем несравнимое ощущение близости, они будто стали в танце единым целым. Когда Франсуа открыл глаза, он долго внимательно смотрел в глаза Юли, а потом улыбнулся: