— А на испанском можешь?!

— Te amo! — так же спокойно, с улыбкой проговорил Франсуа.

— Скажи на… — Юля задумалась, выбирая какой-нибудь сложный язык.

Франсуа тем временем заговорил:

— Я могу сказать на любом языке, но так ты поймёшь быстрее, — и, приложив свою прохладную ладонь к щеке девушки, нежно поцеловал.

На улицах быстро стемнело. Центр Парижа стал ещё прекраснее в свете праздничных огней. У Юли в душе словно зажглись такие же огоньки: она была счастлива, улыбка не сходила с её лица. Франсуа будто вдохнул в неё настроение Рождества, поселил в сердце праздник и подарил невероятное количество романтичных моментов.

Юле нужно было уже возвращаться домой, но Франсуа попросил заехать в одно место, а потом пообещал проводить девушку.

Он завёл её в какие-то трущобы, район встретил их злобно, неприветливо. Это был совершенно другой Париж, резко контрастирующий с центром. Франсуа постучал условленным стуком в дверь одного из домов. Оттуда высунулся мрачного вида афроамериканец, глянул на него. «Я от Дэни», — проговорил Франсуа, и его впустили внутрь.

Он шепнул Юле: «Жди здесь, я через минуту вернусь», — и вошёл в дверь. Девушке было не по себе в этом мрачном месте, и минута показалась ей целой вечностью, но Франсуа скоро вернулся. Когда они вышли из трущоб, Юля обеспокоенно спросила:

— Что ты там делал?

— Кое-что забыл, — хмуро ответил он.

— А кто такой Дэни? — продолжила расспросы Юля.

— Мой друг, — Франсуа протяжно вздохнул.

«Да, Франсуа, как всегда, спасибо за подробности!» — Привыкнуть к этой вечной недосказанности Юля никак не могла.

Франсуа проводил девушку до дома.

— Юлия, я в понедельник уезжаю к родителям на Рождество, и хочу тебя попросить, чтобы ты поехала со мной, — неожиданно сказал Франсуа.

— А где живут твои родители? — Юле очень не хотелось на рождественские праздники оставаться одной. Клэр с детьми уезжала в Канны, Франсуа к родителям, но девушка боялась отправляться с ними.

— В Тулузе, это на юге Франции. На поезде примерно девять-десять часов. Я выезжаю поздно вечером, а утром уже там. Боюсь, я без тебя там просто умру, — уговаривал он.

Но Юля не решалась.

— Пожалуйста, ты нужна мне там! — умолял он.

— Ладно, — согласилась девушка, — но при одном условии: ты мне расскажешь всё про свою семью.

— Хорошо, всё что угодно! — обрадовался Франсуа и обнял Юлю.

Он без лишних подробностей рассказал про своих родных: оказался самым младшим ребенком в семье, его сестра Эмили была старше на пять лет, а брат Люк — на восемь. У них уже были свои семьи, родители его на пенсии, и они просили, чтобы это Рождество Франсуа провёл с ними. Говорил он о своей семье сухо, в тоне проскальзывали нотки неодобрения.

— Франсуа, ты как-то невесело отзываешься о своей семье, ты их не любишь? — поинтересовалась Юля.

— Юлия, я для них чужой, — он посмотрел девушке в глаза. — Очень тяжело играть для них роль.

Она опять вздохнула, не понимая, что Франсуа имел в виду. Очередная загадка.

На прощание тот, как обычно, долго и нежно целовал девушку.

— Я завтра днём буду в театре, не смогу тебя встретить после занятий. Но я жду тебя около театра в полседьмого, — предупредил её Франсуа.

29

Вечером Юля опять отправилась в театр, на этот раз на пьесу «Дон Жуан». Франсуа проводил девушку в зал, а сам ушёл за сцену. Юля была восхищена ещё больше, чем в предыдущий раз. А от Франсуа просто не могла оторвать взгляд. Он не играл, он жил на сцене, это был самый настоящий Дон Жуан, ни разу не давая зрителям усомниться в том, что все правда. Юля пришла в восторг, и словно на одном дыхании с замиранием сердца смотрела всю пьесу!

Их снова подвозил Бернард.

— Франсуа, спасибо. Ты нас всех выручил! А зрители тебя как любят, — говорил по дороге Бернард. — Проси, что хочешь!

— Ты ведь прекрасно знаешь, что я попрошу, — усмехнулся Франсуа.

— Я уже согласовал для тебя постановку, но только без новых актёров! — предупредил Бернард. — Ты решил, что будешь ставить?

— Наши упрямые, они не захотят меня слушать, — ворчал Франсуа. — Будет быстрее научить обычных талантливых людей! Ты же видел, что я могу, — уговаривал он.

— Если бы это был мой театр, я бы тебе позволил творить хоть Содом и Гоморру на сцене, но вышестоящее руководство не хочет видеть новых лиц. Я и так долго выбивал для тебя пьесу. Так что это будет?

— Я сначала думал о мюзикле, — засомневался Франсуа.

— Только не мюзикл, я тебя умоляю. Иди в Мулен Руж и там поставь свой мюзикл, в театре давай пьесу. Может, опять Шекспира? У тебя отлично получилось!

— Нет, Шекспира не хочу, надоело, — рассуждал Франсуа. — Я тут подумал поставить что-нибудь из русской классики, — Франсуа улыбнулся и посмотрел на Юлю. — Юлия, тебе нравится Чехов? Знаешь какие-нибудь его пьесы?

— Чехова?! Франсуа, да ты с ума сошёл! — перебил их своим возмущением Бернард, — Нам русскую классику никогда в жизни не разрешат поставить.

— Ты мне должен пьесу! — многозначительно напомнил ему Франсуа. — И только что я принял решение, что это будет Чехов. Шекспира, значит, можно, а Чехова нет, это несправедливо. Юлия, так что мне поставить?

Юля начала вспоминать, какие пьесы есть у Антона Павловича.

— «Вишнёвый сад», «Три сестры», — девушка назвала первое, что всплыло в памяти. — Есть ещё «Дядя Ваня». О! Франсуа, поставь «Чайку»! Это лучшая его пьеса.

— Я почему-то так и думал, что ты остановишь свой выбор на ней, — улыбнулся Франсуа. — Берни, ты слышал?! Будем ставить «Чайку» Чехова.

Бернард еле слышно застонал и искусственно захныкал.

— Франсуа, пожалуйста, только не Чехова, только не русскую классику, на неё же никто не пойдёт. О чём вообще эта «Чайка»?! Если это драма, то сразу нет.

— О жизни, о любви, — трагично выдал Франсуа.

— О неразделённой любви?! — уточнил Бернард.

— Берни, в восьмидесятых у нас уже ставили «Чайку», был успех, ты напрасно беспокоишься, — спокойно проговорил Франсуа. — А давай у Юлии спросим, о чём пьеса, она у нас должна разбираться в русской классике, — хитро улыбнулся Франсуа. — Юлия, при чём там чайка?

— Главная героиня, Нина, она ассоциирует себя с чайкой, которую застрелил ради забавы Треплев, — вспоминала Юля пьесу.

— И, что дальше? — смотрел на неё Франсуа.

— А ты будто сам не знаешь?! — буркнула Юля. Она вдруг остро вспомнила эту пьесу, которая оставила у неё после прочтения неприятный осадок, но зато сохранилась в памяти и сейчас почему-то расстроила ещё больше, чем тогда. — Всё там плохо! Тригорин негодяй, а Нина глупая, ради какой-то мнимой славы отвергла любовь Треплева, который ей даже измену простил.

Франсуа приподнял брови и внимательно смотрел на Юлю. Они, как обычно, сидели на заднем сидение машины, и Франсуа гладил девушку по волосам, но сейчас внимательно смотрел в лицо и не улыбался.

— Подожди, а как же, по-твоему, должна была поступить Нина?

— Остаться с Треплевым и жить счастливо, — спокойно поделилась Юля. — Она же уехала с Тригориным и видела только несчастья. Актрисой не стала, ребенка потеряла, Тригорин бросил, почему бы не вернуться и не начать всё заново, жить счастливо.

— Как интересно ты рассуждаешь, — улыбнулся Франсуа. — А ты не думала, что у неё была мечта, а Треплева она никогда не любила. Юлия, смотри в пьесу глубже, Чехов не просто так упоминает Шекспира, вырисовывая трагедию.

— Любила же вначале, но потом ей Тригорин вскружил голову. Он же даже рассказ придумал символичный про убитую чайку, а по факту писал про Нину. Она бросила бедного Треплева… — Юля запнулась, вдруг вспомнив про Петю. Такая параллель с пьесой больно кольнула в груди. К горлу опять подступили слёзы, она их сглотнула и вырвалась из объятий Франсуа. — Франсуа, поставь что-нибудь другое, не ставь «Чайку».

Франсуа печально посмотрел на Юлю и снова попытался притянуть к себе, но девушка скрестила руки и не позволила.

— Юлия, прости, я тебя чем-то обидел? — не понимал он. — Мне очень интересно твоё мнение, потому что я, например, думаю, что все поступили логично. Именно так и поступают люди: у каждого свой интерес.

Теперь Юля с любопытством уставилась на него. Бернард подъехал к дому, где жила Юля, и внимательно, не перебивая, слушал, чем же кончится пьеса и их разговор.

— Какая-то у тебя неоптимистичная реальная жизнь. Я бы на месте Нины осталась с Треплевым и жила бы себе счастливо! — нахмурилась Юля.

— Но в жизни ты поступила, как она, — спокойно проговорил Франсуа.

— Значит, я поступила неправильно?! — ещё злее бросила Юля. Параллель с пьесой неприятно отзывалась в сердце, стало обидно, что Франсуа это заметил. Не хотелось быть Ниной Заречной, но Юля ведь, правда, увлеклась творческой натурой Франсуа и бросила Петра, который её любил. Она заметила, что они давно стоят. — Мы приехали. Спасибо, Бернард, что довез до дома! Пока, Франсуа! — и Юля быстро вышла из машины.

— Пока, Жюли, — успел на прощание бросить Бернард. Он сидел с озадаченным видом.

Франсуа выскочил следом за Юлей, а Бернард уехал.

— Юлия, подожди! — Франсуа видел, что она уже почти подошла к дому, не подождав его, подбежал и придержал за плечо. — Юлия, что случилось? Почему ты так рассердилась? Это всего лишь пьеса, зачем ты ассоциируешь её с собой?

— Я ассоциирую?! — резко проговорила Юля. — Ты сам сказал, что я поступила, как Нина из пьесы. Что я предала человека, с которым была счастлива, ради мнимого увлечения и мечты, которая мне ничего не даст.

Франсуа помрачнел и вздохнул.