Она нужна ему.

– Нам не пора уходить, леди Уэстерби? – спросила леди Фелпс.

– Вы не останетесь на второе действие? – удивился Лукас.

– К сожалению, нет, лорд Синклер. Мы обещали быть на званом вечере леди Хейзелмир, правда, леди Уэстерби?

Чез дождался, когда они отойдут подальше, и обратился к Лукасу:

– Подбросили кошку на голубятню! Ты заметил, как жадно на нас смотрели из всех углов? Интересно, что будут говорить после того, как ты представил мисс Силвердейл своего брата? Что ты собираешься делать дальше?

– Во всяком случае, я не собираюсь ничего обсуждать с тобой здесь.

– Намек понят. Здесь слишком людно. А знаешь, что в ней самое притягательное?

– Нет… и что же? – Лукас вздохнул.

– Я понятия не имею, о чем она думает на самом деле. Она абсолютно непроницаема! В ней слишком много слоев. Иногда она сбрасывает верхний слой светской молодой женщины, и под ним мелькает любопытство и смех. Но под ними есть еще слой – и, судя по всему, не один. Как будто ты в зеркальном зале; все время гадаешь, где она настоящая. Ты со мной согласен?

Лукас вынужден был согласиться с братом.

Глава 18

Всякий раз, как Лукасу казалось, что ниже падать уже некуда, оказывалось, что он не прав.

Безусловно, он пал еще ниже, когда решил присоединиться к Ливенам, стоило тем упомянуть, что они должны из вежливости заглянуть на званый вечер к леди Хейзелмир. Он понимал: лучше пойти с Чезом в клуб или вернуться домой. Но и шумный клуб, и тихий Мавзолей казались ему сейчас невыносимыми.

Как бы там ни было, ему совсем не следовало появляться на очередном совершенно безобидном и в высшей степени скучном званом вечере. У него имелось одно важное преимущество перед незадачливыми поклонниками Оливии: он точно знал, где и когда ее можно встретить. Кроме того, он точно знал, что он намерен с ней сделать. Каким бы неподходящим женихом он ни казался для порядочной девушки, он считал, что подходит ей гораздо лучше, чем любой из окруживших ее кавалеров. И как бы пристойно Оливия ни вела себя под неусыпным взором леди Фелпс, она так же не подходит на роль лондонской светской дамы, как Сэм. Лукас перестал ругать себя за то, что допустил очередную оплошность. Он больше не мог думать ни о чем, не связанном с Оливией. Он понял: чувство, которое им владеет, – не просто преходящее, пусть и сильное, влечение и не любопытство, вызванное желанием раскрыть тайны прошлого.

Единственная трудность, о которой упомянул Чез со свойственной ему беспощадной откровенностью, – Лукас понятия не имел, что думает по этому поводу сама Оливия.

Он не сомневался в том, что ее влечет к нему, – в экипаже она высказывалась и вела себя настолько откровенно, что чуть не стала причиной катастрофы. Он не сомневался и в том, что нравится ей, что ей приятно проводить с ним время, что она ему доверяет – до определенной степени. Но хотя подобные мысли льстили его самолюбию, он не знал, питает ли она к нему те же чувства, что и он к ней. Ему трудно было назвать собственное состояние любовью. Ему казалось: как-то неправильно зависеть от чувства, в существовании которого он сомневался всего две недели назад. Тогда он допускал в принципе, что любовь существует, но находится за пределами его способностей. Если то, что так крепко сжало его сердце, разум и пах, и есть любовь, значит, любовь действительно серьезный недуг; понятно, почему поэты уделяют любви столько внимания.

Больше всего остального ему хотелось стать для нее таким же незаменимым, какой Оливия стала для него. А он понятия не имел, нужен ли ей.

И вот он вошел в особняк леди Хейзелмир. Просторную бальную залу освещали три огромные люстры, в которых горели сотни свечей. Он смотрел на тот мир, который всячески старался избегать, выискивая в море модных шелков, перьев и порхающих вееров рыжеватые кудри самой невозможной девушки на свете. Сердце у него колотилось так, словно в спину ему вонзил кинжал наемный убийца.

– Крошка Силвердейл? Шансы Уэстерби все время повышались, но после того, как в состязание за ее руку готов вступить Синклер, не стану напрасно тратить наличные. Говорят, он специально приехал в Оперу, чтобы поговорить с ней! Более того, он познакомил ее с братом.

Лукас замер на месте. Приглушенные голоса доносились сзади, из карточного салона, отделенного от бальной залы несколькими горшками с пальмами.

– В самом деле? Он поступил опрометчиво, ведь его брат – такой же повеса, как он сам. Все это очень мило, мой дорогой Форсайт, но я только что услышал еще более волнующее известие. Судя по всему, богатая наследница сама не знает, чего она хочет! – Лукас сразу узнал голос Родни Пейджа, стареющего развратника и сплетника; Синклер осторожно подошел ближе к перегородке.

– Что такое, Пейдж? Можете рассказать подробности? – с жадностью спросил Форсайт.

– Да, могу. Я получил весьма любопытные вести из провинции. Сегодня у портного я наткнулся на Хэмилтона. Бедняга вернулся только что – он наносил супружеский визит жене где-то на диком севере. Речь зашла о последних пари в клубе «Ватье». Кажется, наследница Силвердейл родом из городка, который расположен рядом с тем, где побывал Хэмилтон. Оказывается, у нее там есть прозвище… Ее прозвали Джиллингемской кокеткой. – Для вящего эффекта рассказчик сделал паузу. Послышался шорох: его собеседники подошли ближе. – Оказывается, она бросила жениха у самого алтаря! Родственники бедняги подали на нее в суд за нарушение обещания – и выиграли дело.

– Пейдж, что там за сплетни о наследнице Силвердейл?

– Не сплетни, а чистая правда. Она была помолвлена с каким-то малым, но выгнала его за день до венчания. Родные решили отправить ее к родственнице, чтобы переждать скандал. Она не только богатая наследница, но и довольно милая малышка. И все-таки осторожность не помешает. Кому-нибудь следует предупредить Барнстабла, чтобы он бежал, пока не обожжется.

– И Уэстерби тоже. Проклятие! Я лучше поменяю ставку. Если девчонка, как вы говорите, кокетка и ветреница…

– Очень может быть. Я сам видел, как она строила глазки Синклеру. Высоко метит! Наверное, думает, что он обанкротился и ему нужны ее денежки.

Лукас не стал ждать продолжения; он прекрасно знал, как быстро в Лондоне распространяются слухи. Если Хэмилтон сегодня рассказал об Оливии у модного портного, просто чудо, что об этом еще не слышали в Опере.

Леди Фелпс он увидел раньше Оливии. Она сидела с очень прямой спиной рядом с леди Барнстабл. По ее натянутой улыбке стало очевидно: лондонские сплетники уже сотворили свое чудо. Лукас не стал прибегать к уверткам и сразу подошел к ней.

– Леди Фелпс, позвольте поговорить с вами?

Леди Фелпс бросила затравленный взгляд на леди Барнстабл, но, поскольку ее соседка упорно смотрела перед собой, она встала, слегка покраснев.

– Где мисс Силвердейл?

– Танцует с сэром Фредериком Уитби, но…

– Наверное, вы уже слышали, что Хэмилтон побывал в Йоркшире и привез оттуда новости?

– Да, я…

– А мисс Силвердейл?

Леди Фелпс ссутулилась.

– Нет, вряд ли. Я сама только что узнала. Миссис Фицхерберт весьма любезно попросила кое-что уточнить.

– Да уж, не сомневаюсь. Я слышал, как Пейдж сплетничал о ней в карточном салоне. Что ж, придется задавить сплетню в зародыше.

– Пейдж?! К завтрашнему дню об этом узнает весь Лондон! Как можно задавить сплетню в зародыше?

– Очень просто. Одно дело злорадствовать по поводу мисс Силвердейл, и совсем другое – бросать тень на мою невесту. Единственный способ справиться со сплетниками – вызвать у них страх или посулить еще более лакомый кусочек. Мы применим оба приема сразу.

– Лорд Синклер… – Леди Фелпс вытаращила глаза.

– Не отпускайте ее от себя после танца. Я переговорю с Пейджем и вернусь.

Не дожидаясь ее ответа, он сразу же отправился на поиски возмутителя спокойствия.

– Пейдж! На два слова.

– Синклер! Неужели вы снизошли до нас, простых смертных? Значит, слухи правдивы? Вы в самом деле подыскиваете себе жену?

– Нет, не подыскиваю. Я уже ее нашел. Поэтому я и хочу с вами переговорить. Я слышал, вы распространяете слухи о ней. Мне это не нравится.

Благодушная ухмылка исчезла, краска отхлынула от пухлых щек.

– Я… Я не…

– Еще как! Все говорят, что слышали от вас некое отвратительное прозвище… Я пришлю к вам друзей, и они потребуют у вас извинений. Это только первый шаг; то, что будет дальше, понравится вам еще меньше. Поэтому придержите языки – и свой, и языки ваших бездумных приятелей. Желаю приятно провести вечер!

Он быстро вернулся к леди Фелпс, ненадолго остановившись по пути у оркестра. Оливия стояла к нему спиной, но обернулась, когда он подошел.

– Вы ей сказали? – спросил он у леди Фелпс, не сводя взгляда с потрясенного лица Оливии. – Остальное я объясню сам. Ваш ход, мисс Силвердейл. Пойдемте. Музыканты играют вальс.

– Но… сейчас должен был быть контрданс.

– Неужели? По-моему, дирижер решил, что исполнять вальс куда выгоднее.

– Но почему?

– Мы кое-что отмечаем.

– Мне не хочется радоваться тому, что обо мне пошли слухи. А может быть, вам кажется, что наш третий вальс отвлечет всеобщее внимание от обидного прозвища? Так и знала, что не нужно было сюда приезжать! Я так и сказала Элспет. Что ж, теперь нет смысла оставаться в Лондоне.

Она опустила глаза, но Лукас успел заметить, что они блестят от слез. Он привлек ее к себе и стал незаметно поглаживать ее ладонь. Бледное лицо Оливии едва заметно порозовело, но она упорно не поднимала взгляда.

– Вы все сделали правильно. Не обращайте внимания на обычные лондонские сплетни. Они утихнут быстрее, чем возникли. А бегство – выход, совсем вам не свойственный.

– Нет, свойственный. В прошлый раз я сбежала.

– Тогда все было по-другому. Теперь вы другая! Вы – та особа, которая сделала Синклера-соблазнителя своим покорным пажом; он исполняет ваши поручения.