Были выкопаны кости святого Валери и торжественно обнесены вокруг города. Перед мощами в парадных облачениях шествовали епископы Байе и Кутанса; на торжественном молебне они молили святого изменить направление ветра и, таким образом, подтвердить, что высшие силы одобряют поход Вильгельма.

Воины тоже стояли на коленях полные надежд, правда несколько сомневающиеся даже перед гневом Господа. Все ждали знака свыше; и стояла такая тишина, будто люди замерли, глядя на трепещущие над гаванью флаги. Время не шло, ползло. На западе опускался в море красный шар солнца. Многие снова возроптали, голоса иных походили на рычание разозленного чудовища. Рауль украдкой глянул на герцога, который, как все, стоял на коленях, молитвенно сложив руки и наблюдая, как заходит светило.

Начало смеркаться, вечерний холод опускался на коленопреклоненные ряды. Ропот усилился, время от времени то здесь, то там слышались язвительные насмешки.

Вдруг быстро поднялся с колен Фицосборн.

— Смотрите! — закричал он, указывая на гавань. — Ветер стих!

Тысячи голов одновременно повернулись, чтобы убедиться в сказанном. Флажки вяло болтались на мачтах, ветер будто ушел вместе с солнцем.

Герцог поднялся.

— Святые сказали свое слово! — прогремел его голос. — На корабли! Завтра на рассвете мы поймаем попутный ветер, который понесет нас через море к нашей цели.

Казалось, что святые действительно вступились наконец за воинство. Следующий день был ясным, небо чистым, а ветер устойчиво задул с юго-запада. Флот снялся с якоря и в полном порядке отошел из Сен-Валери.

Великолепная погода дала возможность «Море» показать свое превосходство над другими судами. К заходу солнца она опередила остальных, а за ночь просто оторвалась от них.

Утром герцога разбудила взволнованная депутация, сообщив, что «Мора» оказалась в море одна. Вильгельм зевнул, бросив:

— Думаю, герцогине надо сообщить, как прекрасно идет ее корабль.

— Лорд, шутки сейчас неуместны, — осторожно сказал де Тоени, — мы опасаемся, что флот Гарольда перехватит наши корабли.

Герцог успокоил его:

— Добрейший Ральф, ко мне в Диве поступило сообщение, что английский флот был вынужден вернуться в Лондон за провиантом. Пришлите моего пажа и постарайтесь не выискивать опасности там, где ее не существует.

Когда Нормандец вышел из каюты, то застал своих баронов на корме, сбившихся в небольшие обеспокоенные кучки по нескольку человек и пытающихся отыскать на море остальные суда. Он рассмеялся, поглощая свой завтрак, состоящий из куска холодной оленины и темного хлеба.

Д'Альбини обратился к нему:

— Сеньор, призываю вас повернуть назад! Здесь, в одиночестве, наше судно совсем беззащитно, нас и вправду ждет неизвестность.

Герцог заговорил с набитым ртом:

— Ну, что за предчувствия одолевают вас теперь? Говорю вам, не будет никакой неудачи, мы просто перегнали другие суда.

Его взгляд упал на матроса, который, стоя от него на некотором расстоянии, наблюдал за повелителем с благоговейным страхом. Он оторвал сильными зубами еще один кусок мяса и кивком головы подозвал этого человека к себе.

Товарищи подтолкнули его к герцогу, бедняга на неверных ногах вышел вперед и упал на колени.

— Слушай, — обратился к нему герцог, — стоя так, ты мне не услужишь. Давай-ка заберись на мачту и дай мне знать, что ты оттуда видишь.

Он посмотрел, как матрос тотчас стал ловко карабкаться наверх, потом, запихнув в рот последний кусочек хлеба, стряхнул с руки крошки.

Д'Альбини осторожно тронул герцога за рукав.

— Ваша милость, вам нравится развлекаться, но мы, ваши верные слуги, очень тревожимся за безопасность своего господина.

— Не сомневаюсь, — ответил герцог, взглянув вверх на мачту. — Эй, парень, что ты там видишь?

— Только море и небо, господин! — крикнул моряк.

— Значит, ложимся в дрейф, — приказал Вильгельм и крикнул: — Если что-нибудь еще увидишь, спускайся и доложи мне.

— Сеньор! — отчаянно возопил вдруг д'Альбини.

— Пошли-ка в каюту, Нель, — предложил герцог и взял Сен-Совера под руку. — Сыграем с тобой в шахматы?

В полдень на палубе на расставленных козлах герцогу был накрыт стол. Кое-кто из баронов совсем потерял аппетит, но сам Вильгельм за милую душу уплетал свежих угрей, тушеных в пиве, с перцем и ломбардской горчицей.

«Мора» по-прежнему лениво покачивалась на волнах. Но вдруг моряк, залезший на мачту, вскрикнул и быстро начал спускаться, чтобы сообщить герцогу, что на горизонте показались четыре корабля.

Вильгельм дал ему золотой.

— У тебя острый глаз, дружище. Давай следи за появлением остальных судов.

Фицосборн встал из-за стола, чтобы тоже оглядеть даль.

— Ничего не вижу, — огорчился он.

— Скоро увидишь, — пообещал Вильгельм, отломил руками кусок пирога и принялся за него.

Вскоре опять появился моряк, на этот раз в превеликом возбуждении.

— Господин, теперь я вижу целый лес из мачт и кораблей! — воскликнул он.

— Да неужели? — Герцог облизал пальцы. — Давай, Фицосборн, погляди-ка теперь ты.

Через пару часов корабли воссоединились и «Мора» подняла паруса, взяв курс на Англию.

Ближе к вечеру стал виден берег с белоснежными известковыми скалами. Собравшиеся на носу корабля люди вскоре уже различали кроны деревьев и несколько приземистых строений. Никаких вражеских судов поблизости не было видно, так же как и признаков жизни на побережье. «Мора» подошла к Певенси и стукнулась носом об отлогий берег.

Солдаты хотели сразу же начать высаживаться, но военачальники призвали всех к порядку и построили их сначала в два ряда. Вильгельм прошел вдоль них, положил руку на плечо Рауля д'Аркура и легко вскочил на фальшборт. Прикинув взглядом расстояние, герцог прыгнул. И тут же по рядам пронесся рев ужаса: повелитель, подвернув на мелководье ногу, упал, оказавшись наполовину на суше, наполовину в воде. Раздался чей-то истошный крик:

— Плохая примета! Плохая примета! Помоги нам, Господи, он упал!

Герцог мгновенно вскочил на ноги и, повернувшись, показал руки, полные песка и гальки. Его звонкий голос мгновенно развеял все страхи:

— Нормандцы, я захватил землю Англии!

Глава 4

Нормандский флот пристал к берегу в самых разных бухтах между Певенси и Хастингсом. В самом Певенси не оказалось ни единой живой души, но еще тлевшие в очагах огни свидетельствовали о том, что жители, завидев приближающиеся корабли, разбежались кто куда. Разбив лагерь, окопав его рвом и окружив загородкой из вбитых в землю кольев, герцог приказал, чтобы одну из привезенных деревянных крепостей установили здесь на небольшой высоте, господствующей над гаванью, а пока шло дело, он, к пущему беспокойству друзей, занялся изучением окрестностей бухты. Нормандец был все так же бесстрашен, как и много лет назад в Мелене. И тут, в Англии, в сопровождении какой то горстки рыцарей он иногда исчезал из лагеря на много часов. Вильгельм во время этих вылазок обнаружил вокруг дикую местность, покрытую предательскими болотистыми низинами и заросшими густым лесом холмами. Испещренные колеями, наполненными водой, дороги часто были совсем непроходимыми, так что и на лошадях было не проехать. Здесь водились волки и медведи, попадались стада диких быков, кочующих по долинам.

Эти обширные пространства принадлежали короне, были малонаселенными, а вдоль берега тянулась цепочка крохотных городков и селений; на первый взгляд казалось, что солдат в них не было, но нормандские бароны, видя, как герцог в сопровождении двух десятков рыцарей каждый Божий день отправляется на разведку, жили в постоянном страхе перед смертью от рук обозленных их появлением тут крестьян. Однажды, когда к наступлению сумерек Вильгельм еще не вернулся в лагерь, на поиски вышел отряд, ведомый Хью де Монфором. Они скоро встретили его, идущего пешком и несущего на плечах свои доспехи, а также доспехи сенешаля. Герцог выглядел нисколько не усталым, зато подсмеивался над совсем измученным Фицосборном и при этом был абсолютно спокоен, будто прогуливался для собственного удовольствия по нормандским полям.

Хью де Монфор забрал у него чужие доспехи и строго сказал:

— Ваша милость, вы никогда не думали, что здешние жители могут напасть на вас?

— Нет, Хью, никогда! — весело ответил герцог.

Экспедиции Вильгельма скоро выявили, что Хастингс расположился в нескольких лигах к востоку, был более удобной бухтой, чем Певенси: город стоял на лондонской дороге, а его гавань предоставляла гораздо более удобное укрытие для флота. Оставив в Певенси гарнизон, герцог повел свое войско на восток и приказал, чтобы половина кораблей плыла по морю за ним следом, к белым скалам Хастингса. Его вторая крепость из одной деревянной башни была воздвигнута на холме, обнесенном частоколом. У подножия холма был выкопан внутренний ров, за ним большая ровная площадка образовывала двор, где построили навесы для людей и лошадей. Все окружал внешний ров с огороженной насыпью на контрэскарпе[8] и маленькой башней, защищающей подземный мост.

Крепость еще достраивалась, когда к герцогу прибыл гонец от некоего Роберта, нормандца по происхождению, который жил недалеко от побережья. Он привез приветственное послание, старательно выведенное на листках бумаги и содержащее чрезвычайно важные известия. «Тостиг и Хардрада, — писал доброжелатель, — высадились на севере острова и в решающем сражении при Фульфорде, около Йорка, разбили молодых эрлов, Эдвина и Моркера. Тогда Гарольд, собрав под свои знамена всех танов и дружинников, выступил на север за две недели до высадки герцога, и двадцать пятого сентября, встретив захватчиков у Стэмфорд-Бридж, разгромил их, причем и Тостиг, и Хардрада погибли, а их армия почти вся была уничтожена». Далее Роберт сообщал, что к Гарольду в Йорк уже послали гонцов с сообщением о высадке нормандцев в Певенси, и советовал не мешкать с построением укреплений, потому что король уже идет на юг, поклявшись скорее погибнуть в бою, чем позволить ненавистным пришельцам хоть на лигу продвинуться в глубь страны.