Великий тверской князь Василий Михайлович возвращался с охоты. На этот раз он ходил в лес только со своими охотниками и дружинниками и никого из родичей с собой не взял. В эту осень 1361 года, несмотря на долгую теплую погоду и «золотую сушь», он чувствовал себя неспокойно и хотел побыть один без назойливых племянников. Именно они вынудили великого князя поступиться третью своих земель, чтобы примириться с извечным соперником – племянником Всеволодом Александровичем. Последний немало досадил великому князю в своих покушениях на великокняжеский «стол»: ездил с жалобами и в Москву к великим князьям, и в Литву, надеясь на помощь Ольгерда Гедиминовича, и даже в Орду к покойному хану Бердибеку. Та поездка князя Всеволода стоила ему многих унижений: Бердибек выдал его «головой» разгневанному дяде и тот, привезя непокорного племянника в Тверь, бросил его в тюрьму, посадив на хлеб и воду. Тверской же городок Холм, бывший удел князя Всеволода, Василий Тверской присоединил к своим владениям. Но князь Всеволод оказался хитрым человеком. Отсидев совсем немного «в холодной темнице», он «искренне раскаялся» в совершенных им «ошибках», повинился великому князю и попросил прощения. Под влиянием многочисленных родственников великий князь Василий, несмотря «на прежние превеликие обиды», простил племянника и выпустил его из «постыдного узилища».

Но князь Всеволод, воспользовавшись добротой и бесхитростностью своего дядя, недолго прожил «на тверских хлебах» и сбежал в Литву, рассчитывая на помощь великого литовского князя Ольгерда.

Последний послал в Тверь своих людей с требованием к Василию Тверскому – вернуть князю Всеволоду Александровичу его законный удел, составлявший как раз одну треть Тверского княжества. Василий Михайлович не хотел подчиниться воле Ольгерда, но события на Руси, связанные с малолетством московского князя Дмитрия и отнятием у Москвы великого владимирского княжения сильно поколебали его решимость бороться с племянником. К тому же на великокняжеский владимирский «стол» воссел недруг Москвы, союзник Литвы, князь Дмитрий Константинович Суздальский. В довершение всего, великий тверской князь был буквально «осажден» многочисленными родственниками, которые изо дня в день уговаривали его «вернуть несчастного братенича Всеволода в наследственный Холм».

Пришлось им уступить. Василий Михайлович с горечью вспоминал, как въехал в Тверь его молодой соперник, словно победитель: с улыбкой на лице и гордостью за свою силу и правоту. Скрепя зубами смотрел великий князь и на прибывшего со злополучным племянником литовского митрополита Романа. Последний был потомком тверских бояр и надеялся на торжественный прием. Но, как говорят, «нет пророка в своем отечестве»! Тверской епископ Федор отказался не только чествовать митрополита Романа, но даже не принял его на своем подворье, «затворив ворота»! Весьма скромно встретил митрополита и великий князь Василий, показавший всем, что если бы не покровитель самозванца Ольгерд Литовский, он не стал бы с ним даже разговаривать!

Зато Всеволод Александрович Холмский «оказал большую честь» важному литовскому священнику: устроил не один званый пир и с почетом проводил его назад в Литву.

Приезд литовского митрополита, его вызывающее поведение и непочтительные высказывания в кругу тверских князей по адресу московского митрополита Алексия привели к возмущению в духовной среде Твери. Сам епископ Федор даже заболел и принял решение оставить «владычью кафедру», уйдя в Отрочий монастырь. Так Тверь осталась без духовного владыки!

Все это не могло не возмущать великого тверского князя Василия, и он старался все больше пребывать в уединении или совсем выезжал из Твери.

Охота в соседнем лесу на этот раз была неудачной. Его люди не подготовили заранее «кабанье лежбище» и пришлось самим ходить по лесу в поисках дичи. Но из-за осеннего листопада шаги охотников и топот копыт лошадей слышались на дальнее расстояние, и звери разбегались. Лишь благодаря изобилию зайцев, тверским охотникам удалось подстрелить десятка два зверьков, а сам князь, хоть и стрелял по зайцам из лука, так ни разу и не попал в цель!

Вместо веселого «охочего отдыха» получилась «тягота», и расстроенный князь, окруженный своими людьми, въезжал в Тверь хмурый и злой. – Нет мне везения ни в жизни, ни в радости! – думал он, мысленно охватывая последние события своей жизни.

– Великий князь! – бодро выкрикнул встречавший его у терема слуга. – К нам пожаловал сам святитель!

– Святитель? – вздрогнул Василий Тверской. – Какой же? Неужели опять тот литовец?

– Нет, славный князь! – весело ответил слуга. – К нам приехал сам святитель Алексий! Из Москвы!

– Какая радость! – улыбнулся, оттаяв душой, великий тверской князь. – Слава Богу, что к нам приехал настоящий митрополит! Значит, теперь у нас будет новый владыка, и, наконец, наша земля успокоится! А где он сейчас, потрапезовал ли?

– За это не тревожься, великий князь! – молвил слуга. – Мы попотчевали нашего дорогого святителя, и он теперь отдыхает во владычных хоромах.

– Ну, тогда слава Господу! – сказал князь, слезая с коня.

На другой день великий князь, выстояв заутреню в тверском соборе, проведенную самим московским митрополитом, встретился с ним в своей думной светлице. Великий князь сидел в своем большом кресле рядом с креслом бывшего владыки, в котором расположился именитый московский гость. Напротив них на скамьях, поставленных в несколько рядов, сидели тверские бояре и самые богатые горожане.

Митрополит Алексий начал свою речь с благословения князя и всех присутствовавших. Затем он поведал о событиях в Москве и русских землях. Его спокойная уверенная речь поразительно действовала на слушателей. И горожане, и бояре сидели, широко раскрыв рты. – Наша жизнь очень трудна, – говорил святитель, – но я надеюсь на лучшее и уповаю на Господа! Все мы видим, что великий князь Дмитрий Константиныч слаб и недолго усидит на владимирском «столе»! Грядут великие события! Мы ждем благих перемен в бусурманской Орде!

– Там же сейчас царит великая смута! – пробурчал с переднего ряда боярин Окатий Теребунович. – Татары перебили каких-то князей! Неужели наступает конец бусурманской Орде?

– Пока рано об этом говорить, сын мой, – покачал головой святитель. – Я сам побывал в Орде минувшей весной и, слава Господу, благополучно вернулся назад…Там было столько событий!

И он подробно рассказал обо всех новостях, пришедших из Сарая.

После убийства хана Хызра сыном Тимур-ходжой, который провозгласил себя ордынским ханом, возникла вражда между татарским сановником Мамаем и новым повелителем Сарая. Мамай, опираясь на большинство татарской знати, вынудил Тимур-ходжу уйти из Сарая за Волгу, и там он был убит в стычке с отрядом татар, как полагают, присланных Мамаем. – А потом Мамай объявил царем Абдуллу, человека царского рода, – сказал, вздохнув, московский митрополит, – но многие мурзы, или татарские князья, не признали его, и опять в Сарае началась смута! Тогда Мамай вместе с тем царем ушли в отдаленное кочевье, а потом в крымский улус, чтобы собрать достаточно сил и вернуться в Сарай!

– И я добавлю несколько слов! – сказал, едва только замолчал святитель, великий князь Василий. – Мне самому удалось видеть сарайские беспорядки! Великая смута началась сразу же после того, как Темир-ходжа зарезал своего отца – царя Хызра! Татарские воины набросились на богатых людей, купцов и даже наших князей! Целые ватаги разбойников метались по городу, нещадно грабя всех, кто попадался им под руку. А наши князья оказались совсем неготовыми к таким событиям! У них почти не было воинов! И даже те, которые привезли с собой десяток дружинников, не могли себя защитить от многочисленных толп. Лишь князь Роман Брянский приехал в Сарай с большим отрядом дружинников. Вот он и сумел уберечь своих людей и серебро! Он помог и мне. Я посылал к Роману Молодому человека и просил дать мне несколько воинов. И он прислал мне два десятка отборных дружинников! Вот почему я уцелел, сберег имущество и теперь пребываю здесь, перед вами!

– Князя Романа следует похвалить! – кивнул головой, увенчанной белым клобуком, святитель. – Он осмелился сказать бусурманскому царю слова правды, вступившись за Москву!

И митрополит поведал собранию о смелом поступке князя Романа Молодого и его достойном поведении в Сарае, а затем попросил великого князя Василия рассказать дальше о беспорядках в Орде, ибо он был последним из русских князей очевидцем тех событий.

– Вскоре хитроумный Мамай расправился с Темиром-ходжой, – продолжил свое повествование великий тверской князь, – и все пошло так, как ты рассказал нам, славный святитель…Мамай ушел за Волгу-матушку, и в Сарае разгорелась еще большая смута! А те мурзы, которые прогнали Мамая, послали своих людей в другую татарскую страну – Синюю Орду, или по-ихнему, «Кок-Орду» – звать к себе нового царя! И вот оттуда явился некий Ордамалик! Этот новый государь не пожелал меня принять – был слишком занят! А вскоре его или убили, или прогнали, точно не знаю. Когда же прибыл другой царь – это случилось в самую жару – я уже выехал домой. Славный Роман Брянский дал мне целый отряд своих лучших воинов, и они сопровождали меня до самой Твери…И потом я отпустил их назад, в Брянск…А брянский князь ушел из Орды еще раньше меня…

– Ко мне недавно приходили сарайские монахи, – молвил митрополит Алексий, – и рассказали, что того царя, приехавшего в Сарай в самую жару, звали Кильдибеком. Он немедленно занял освободившийся трон и объявил себя якобы уцелевшим сыном доброго царя Джанибека. Но ранней осенью его прогнал другой царь – Мюрид, брат покойного Хызра. И это – последние вести! Так что пока там сидит этот Мюрид, и нам придется ждать конца ордынской смуты. А если все уляжется, и новый царь утвердится на престоле, мы сделаем все возможное, чтобы вернуть Москве грамотку на великое владимирское княжение!

– Было бы хорошо, если бы татарская смута не расползлась по нашим землям, – пробормотал великий тверской князь. – А сейчас нам нужно навести порядок в церковных делах! Я прошу тебя, славный святитель, дай нам доброго владыку, верного православной церкви и святой Руси!