Смешно. Женя давно женат. На собственной студентке. Маленькой глупой блондинке, какую когда-то при нем изображала Санька. Закревский – уже разводится.

Она предпочитает оставаться одна, ограничиваясь только тем, чтобы иногда позволять кому-нибудь за собой ухаживать. Папины знакомые, клиенты, адвокаты клиентов. Иногда мамины «женихи».

А если вдуматься, то ей и зацепиться в жизни не за что, кроме коротких нескольких месяцев возле того, кто никогда не носит костюмов. Только теперь уже поздно.

Оставалось только наблюдать со стороны и не сильно нарываться. Потому что сил разорвать их дружбу у нее не было – раз уж, кроме дружбы, ничего не оставалось. Что такое с ней случилось за это время, что она уже ничего и никого не ищет? Оказывается, нашла.

А сегодня ее послали.

Сашка никогда ничего не просил. Ни единого раза. Кроме того случая три года назад, когда его послала она.

Вырулив на парковку перед бизнес-центром, Григорьева тяжело вздохнула.

Пора признать.

Она любит Сашу Радкевича. И любила все эти три года.

Не с первого взгляда и даже не со второго.

Но вот так… как умеет.

Подхватив с заднего сиденья папку с документами и сумку, она вышла из машины и направилась на свой родной уже седьмой этаж, пытаясь выбросить из головы события вечера и утра. Исковое заявление Закревской В.Л. Вот, о чем думать надо. Хотя об этом думать хотелось еще меньше.

Перед входом в холл конторы она мысленно взмолилась, чтобы Ярославу хватило ночи, и он уладил их общее затруднение. Звонить Веронике ей совсем не представлялось возможным – та непременно спросит про иск. Потому, заглянув в свой кабинет, Санька торопливо засеменила к кабинету Закревского.

- Шеф?

- Нету с утра, - тяжело вздохнула его новая помощница. – Вчера грозился уволить.

- В смысле? За что?

- За то, что я женщина.

- Так прямо и сказал?

- Нет. Сказал еще хуже. У меня блузка была прозрачная. Помнишь, в зеленую полосочку? Вероника мимо пролетела – заметила.

- Писец.

- Обойдется.

То, что обойдется, Григорьева понимала. В конце концов, еще Вересов есть. Он угнетенный пол в беде не бросит.

Оставив помощницу Закревского в гордом одиночестве, она двинулась к Вересову, захватив по дороге дело о разводе Каргиных (в конце концов, все нужно принимать во внимание – мало ли, что Закревский может использовать, если, и правда, до суда дойдет).

«Пусть не дойдет!» - дала установку Санька, открывая дверь в приемную.

- Ну Мааааааакс! – услышала она с порога, едва не столкнувшись с Мариной Николаевной Вересовой, которая стояла у этой самой двери.

- Нет! – сердито отозвался Максим Олегович и живо переключился на Григорьеву. – Тебе чего, Александра?

- Я по поводу Закревских! – подала голос Санька.

- Макс! – зашипела Мара, не обращая внимания на подчиненную супруга. – Мне. Нужно. Это. Дело. В конце концов, ну какая тебе разница, здесь оно будет лежать или у тебя дома?

- Большое! Здесь – это дело, хранящееся в архиве. А дома – чтиво для вдохновения, я прав? – Вересов снова обратился к Саньке: - И что с Закревскими?

- Я хотела узнать… есть ли у Ярослава Сергеевича сдвиги?

- Есть! – закивала Марина. – Еще какие! По фазе! Заявился вчера вечером в детский сад за Сережей. Закатил Нике скандал. Еле ребенка забрала. Потом опять напился и ночевал, где бы вы думали? Разумеется, у нас! Ему, видите ли, дома не спится. Одиноко ему! – она снова повернулась к Вересову: - И да, для вдохновения! Мне нужно дело о разводе Каргиных. Я работать не могу без него. И мысль эту из головы выбросить не могу.

- Саня, какие могут быть сдвиги, - Вересов пропустил мимо ушей замечание Мары, - если они вообще не слышат друг друга? И ваша работа – сделать так, чтобы эти самые сдвиги появились. Хоть бы в какую-то сторону.

Но все же подошел к жене и как мог умоляюще проговорил:

- Мара, прошу тебя, найди другую мысль. Дались тебе эти Каргины?

- Нет, - буркнула Мара. – Ты знаешь, что такое вдохновение? Я сплю и вижу! Ты же речи для своих судов сочиняешь, ты же должен понимать!

- Я речи сочиняю для клиентов. А ты из человека, который ночует в соседней комнате, собираешься сделать персонажа, - Макс начинал злиться.

Максим Олегович в гневе – это легендарная личность. Однажды, рассердившись, он уволил молоденькую секретаршу, запланировавшую ему командировку в Фастов во вторник. Второй раз, когда он разозлился, другую помощницу понизил до должности курьера из-за купейного билета во Львов – тоже во вторник. Третий раз, когда его довел Закревский, Максим Вересов упек депутата в тюрьму. Был ли это вторник, никто не помнил. Потому Санька про себя радовалась, что сейчас-то точно среда. И гнев его вызывает не она, а Марина Николаевна. Которая, кстати, кажется, совершенно не собиралась останавливаться на достигнутом, усмехнувшись, скрестив руки на груди и с сарказмом промолвив:

- Да? Интересно, а почему он ночует в соседней комнате? Согласись, мне трудно оставаться на стороне Ники и при этом терпеть в нашем доме его присутствие. Но в данном случае я могла бы закрыть на это глаза, если бы ты тоже пошел на компромисс!

Вересов почти расцвел улыбкой.

- Ты сейчас серьезно? Хорошо подумала?

- Господи, я прекрасно знаю, что ты опять где-то в моих словах нашел подвох. Я помню, что ты у меня юрЫст. Дай мне дело Каргиных, и я заткнусь. Это нормальный компромисс.

Санька рефлекторно спрятала папку с документами по Веронике за спину.

- Не дам! И можешь говорить ему все, что угодно. Кофе пить идем? – спросил Макс, как ни в чем не бывало.

Григорьева замерла, глядя на Мару, на лице которой промелькнула целая палитра эмоций от возмущения, обиды и разочарования до абсолютной влюбленности. Потом она шагнула к Вересову и ему же в тон ответила:

- Идем. Мне сегодня еще в редакцию ехать, но часик найду.

Макс взял ее за руку, поцеловал в щеку и обернулся к Саньке.

- Думай, как помирить Закревских. Иначе нам всем будет… - он задумался в поиске подходящей литературной формулировки, - крайне нехорошо.

- Угу… дерьмово будет, - буркнула Санька.

Марина Николаевна только тяжело вздохнула. Эпитеты, которые вертелись на языке молодой писательницы, были куда менее цензурными.

Когда они ушли пить свой кофе, Санька засела в кабинете, пытаясь набросать какое-то подобие искового заявления. Хочешь – не хочешь, а отчитаться Веронике о проделанной работе все равно придется. Хоть видимость деятельности создать надо. Все же она клиентка, она платит.

Следующая мысль, мелькнувшая в уставшем Санькином мозгу, заключалась в следующем: а где Вероника-то деньги на адвоката берет? Уж не у Закревского ли? Фортель!

Кстати, о Закревском.

Приблизительно через час мучений светлую голову Григорьевой посетила не менее светлая мысль позвонить Ярославу Сергеевичу. Без особой надежды на профит, естественно. Наверняка после очередной ночи возлияний отсыпается – господи! – у Вересовых.

Но, как ни странно, Закревскй трубку взял почти сразу.

- Чего надо? – голос его звучал хрипло и устало. Так, что Санька тут же прониклась к нему искренней жалостью.

- Здравствуйте, Ярослав Сергеевич! – надеясь, что оттенков сочувствия он не расслышал, прощебетала она. – Дело в том, что я тут исковое заявление составляю для Вероники Леонидовны и хотела посоветоваться…

- Только попробуй, идиотка! – тут же раздалось из телефона. Санька убрала трубку от уха на расстояние пятнадцать сантиметров, иначе можно было оглохнуть.

- Да я только…

- Я тебя его съесть заставлю, поняла?!

- Поняла! Я только узнать хотела, вы с ней, может… помирились? А?

На том конце замолчали и засопели. Сопение раздавалось несколько бесконечных секунд. Санька сунула в рот кончик карандаша, чувствуя, как по носу сползают очки. Наконец, Закревский ответил:

- Она не желает ничего слушать.

- Совсем ничего?

- Совсем ничего.

- Орет?

- Больше я ору.

- Ааа…

Снова повисла пауза. Санька перебирала в голове варианты. Закревский, видимо, тоже. К решению они пришли одновременно и, что немаловажно, одному:

- Надо устроить встречу в конторе при адвокатах! – хором произнесли, собственно, адвокаты.

- Сможешь ее уговорить? – живо поинтересовался Ярослав.

- Во всяком случае, попытаюсь.

- Дави на то, что у стороны ответчика появилось к ней предложение. Вероятно, он согласится на ее условия. Все, что угодно, лишь бы явилась, поняла?

- Она вас расколет. Вы же упрямый, в жизни не согласитесь.

- Разумеется, не соглашусь – я еще в своем уме.

- Ладно, я что-нибудь придумаю. Завтра?

- Почему не сегодня?

- Потому что вам надо проспаться и протрезветь окончательно.

- Я трезвый.

- Все равно…

- Ладно, резонно.

- А сегодня мы иск с ней в телефонном режиме должны утвердить.

- Санька, предупреждаю…

- Ну, у меня полторы строки набрано. Честное слово!

- Ладно… Как она? Что-то говорила?

- Сообщила, что вы кобель, козел и хамелеон. Но это вчера еще было. Может, за ночь что-то еще придумала.

- Ясно. Спасибо.

- Не за что.

- Ну, бывай.

Закревский отрубился. Санька еще некоторое время смотрела прямо перед собой. Набиралась смелости. И перебирала в голове, чем можно соблазнить Нику, чтобы она согласилась на встречу с пока еще не бывшим мужем. В конце концов, махнула рукой и решила действовать по обстоятельствам. Но когда на другом конце зазвучали гудки, Санька обнаружила на прикушенном карандаше глубокие следы от собственных зубов.

- Здравствуйте, Саша, - наконец, строго произнесла трубка. – Вы заявление составили?