– Я… я не могу так.

– Твое тело говорит об обратном.

– Ты используешь меня как кусок мяса.

– Я использую тебя, как ты заслуживаешь.

– Я не вещь.

Он смеется, дразнящими движениями поглаживает мой живот. А я вздрагиваю, инстинктивно свожу бедра плотнее.

– Я больше этого не вынесу, – шепчу глухо. – Прошу, не надо.

– Чего ты не вынесешь? Траха? Да ты же течешь как мартовская кошка. Мне даже трогать тебя не нужно. Ты уже извиваешься.

– Прошу, – я закусываю губу.

Всхлипываю. По-настоящему.

– Принцессу, обидели, – издевательски хмыкает Чертков. – Что? Не привыкла к такому? Хочешь ласки? Нежного внимания? Или может любви?

– Я сделаю все, что скажешь… просто не…

– Не хнычь.

Он трется щекой о мое плечо.

– Тебя впервые используют по назначению, все отверстия при деле. Откуда столько недовольства?

– Нет, нет…

Нервно мотаю головой.

– Ты должна быть благодарна за такую науку. А как мои охранники будут благодарны за услужливую шлюху.

Я сжимаюсь, невольно подаюсь назад, и с ужасом осознаю, что ерзаю у него на коленях, на огромном напряженном члене.

Меня обдает жаром.

– Хотя я не уверен, что стану делиться. Даже когда ты мне наскучишь.

Он сдавливает мое горло.

– Ладно, не дергайся. Я больше не трахну тебя. Пока сама не попросишь.

– Что?

– Я убийца. Но я не насильник. Раз тебе так паршиво, валяй, восстанавливай здоровье, отдыхай.

Немного странно слышать такое от мужчины, который прошлой ночью отымел меня во всех возможных позах.

– Это шутка? – спрашиваю тихо.

– Это обещание. Клятва, если хочешь. Пока ты лично не начнешь умолять, я к тебе не притронусь.

– Ты же понимаешь, что я скорее сдохну, чем попрошу о таком.

– Вот и поглядим.

Чертков резко отпускает меня, поднимается и уходит.

Я запахиваю рубашку, поджимаю ноги под себя. Меня трясет как в лихорадке. Кажется, температура снова растет.

Он решил изменить тактику? Раскусил мою игру, пробует новый стиль. Хочет сбить с толку? Окончательно втоптать в грязь, чтобы я уже не поднялась?

Пусть мое тело жаждет Черткова, плавится от его прикосновений, мой мозг тоже на месте. Я умру, но до таких унизительных просьб не опущусь. Я не буду умолять его, чтобы он меня оттрахал.


– – -


Я постепенно излечиваюсь от простуды. Синяки бледнеют, раны затягиваются. Ссадины на коленях заживают. Единственное напоминание о происшедшем – татуировка. Но я стараюсь не оборачиваться, не рассматривать ее. И все же ощущение такое, будто она жжет кожу. Живое клеймо, вечное напоминание о том, в чьей собственности я нахожусь.

Чертков не нарушает свое слово. Он не дотрагивается до меня, не делает никаких намеков. Дни опять сливаются в единый, бесконечный поток.

Утром он уходит очень рано, а вечера мы проводим вместе.

Иногда он занимается, тренируется прямо в квартире. Подтягивается, отжимается, качает пресс. Делает упражнения на перекладине. В такие моменты я не могу оторвать от него взгляд, беру книгу, бездумно листаю, просто для прикрытия.

Я рассматриваю Черткова. Как напрягаются его мышцы, как пульсирует кровь в набухших жилах. Я облизываю пересохшие губы и пытаюсь в очередной раз понять, почему он так действует на меня.

Из-за него мой отец попал в тюрьму. Из-за него скрывается мой брат. Он хочет уничтожить всех нас. Медленно, методично.

Но я не могу его ненавидеть. Не могу и все. Я даже презрение не способна испытать, даже на легкое раздражение не способна.

Я схожу с ума?

Он полностью парализует мою волю. Одним своим видом. Запахом.

Господи, как же он пахнет. Сигаретным дымом. Крепким алкоголем. Ментолом, ладаном. И грехом. Он пахнет моим безумием. Похотью, одержимостью. Запретной страстью.

Я одеваю простую, обычную одежду: спортивные штаны, футболку, тапочки. Я опять провоцирую его. От такого искушения нельзя удержаться. Я больше не бросаю вызов, прячу глаза. Стараюсь даже случайно не коснуться своего палача.

Парадокс. Чем скромнее я выгляжу, тем сильнее он бесится. Его ярость копится и растет, хоть он и воздерживается от какой-либо активности.

Я обожаю его злить, действовать на нервы. Особенно вот так, безопасно. Ведь что он может сделать? Отчитать меня за то, что слишком тихо себя веду и не кручу перед ним задницей?

– Завтра мы пойдем в ресторан, – говорит Чертков. – Надень платье.

Я только киваю.

Когда он возвращается домой вечером, оказывается недоволен нарядом. Разглядывает меня с головы до ног и неодобрительно хмыкает. Свободное платье в пол и туфли без каблука его явно не устраивают.

– Переодевайся. Быстро.

– А что не так? – спрашиваю с явным недоумением.

Никто не критиковал мое умение наряжаться. Я могла носить что угодно, и это всегда выглядело идеально. Да, сейчас на мне не самый откровенный наряд. Приглушенные цвета, свободный покрой. Но я по-прежнему смотрюсь элегантно.

Что же его не устраивает? Что я не выгляжу потаскухой?

– Все.

Чертков подходит ко мне и стягивает платье.

Я начинаю дрожать. Сразу же. Скрещиваю руки на груди, хотя на мне бюстгальтер. Я машинально прикрываюсь. Это просто инстинкт. Нет необходимости играть.

– Тут ты можешь ходить как серая мышь, но если мы выходим куда-то вместе, я хочу видеть рядом принцессу.

Он хватает меня за руку, тащит к шкафу. Открывает, перебирает вешалки.

– Держи.

Бросает мне короткое ядовито-зеленое платье.

– И каблуки надень.

Подозреваю, что спорить бесполезно. Я переодеваюсь и не возражаю, даже виду не подаю.

– Наконец-то я узнаю мою маленькую шлюшку, – довольно заключает Чертков.

– Ты же хотел принцессу.

– Да. Блудливую принцессу. Развратную. Чтоб у всех зудело в паху, когда она проходит мимо, – посмеивается он, шлепает меня по заду.

Получается, и ему не чуждо хвастовство? Приятно показать трофей, заставить остальных облизнуться.

Я решаю промолчать.

– Что за прическа? – кривится Чертков, а потом нависает надо мной, выдергивает шпильки из моих волос. – Уродство.

Он распускает пряди, пропускает между пальцами.

– Теперь намного лучше.

И все? Никаких пошлых замечаний? Никаких колкостей?

Чертков подталкивает меня к выходу. Покорно следую за ним. Этот выход в свет уже начинает напоминать поход на эшафот.


– – -


Ужин в ресторане проходит еще хуже, чем я представляла. Ощущение, будто сижу на раскаленных углях.

Чертков следит за каждым моим движением. И я больше не способна контролировать волнение. Я не помню, чтобы когда-либо прежде меня колотило от настолько сильной тревоги.

Ладони потеют, пальцы дрожат. Я мну скатерть, пытаясь скрыть волнение. В такой обстановке кусок в горло не лезет.

Мы молчим. Окружающие наблюдают за нами. Исподтишка. Или это моя паранойя?

Я делаю глоток воды и пробую разрядить обстановку.

– Это мой любимый ресторан.

– Значит, я не зря его купил.

– Я не думала, что тебя интересуют такие места.

– Меня – нет.

Он подвигает вперед черную папку.

– Дарю.

– Что?

Я действительно не понимаю о чем речь.

– Ты смотри. Зачем спрашивать?

Открываю папку, листаю документы. У меня глаза на лоб лезут от того, что я вижу. Не верится. Странно, нереально. Я бы даже сказала – необъяснимо.

– Ты даришь мне ресторан? – глупый вопрос срывается сам собой.

– Там все ясно прописано.

– Почему?

– Да просто так, – хмыкает Чертков. – У тебя глаза красивые. Сейчас так забавно округлились.

– Сначала ты отбираешь у меня абсолютно все, а теперь начинаешь делать дорогие подарки.

– Ищешь подвох?

– А ты бы не искал?

– Я тебе не враг, детка. За хорошее поведение полагается вознаграждение. Ты стала шелковой, я это оценил.

Я не верю ни единому его слову.

Мое поведение не было хорошим. По крайней мере, он таковым его не считал. Максимум, что он мог подумать – я волчица в овечьей шкуре. И был не слишком далек от истины.

Я уверена, за подобное расположение придется расплатиться.

– Ты хорошо готовишь, – продолжает он. – Думаю, и с рестораном справишься. А еще у тебя есть отель, вот и занимайся делами.

– Ты запретил мне покидать квартиру. Я только по телефону созванивалась с управляющим.

– Я снимаю запрет.

– Настолько легко?

– Хочешь чтобы я тебя выпорол? – он смеется, вдруг наклоняется, сокращает расстояние между нами, парализуя мою волю тяжелым, пронизывающим взглядом и говорит: – Стань на колени и сделай мне минет.

Он может слышать, как шумно я сглатываю.

– Давай, опустись под стол, расстегни брюки и возьми мой член в рот. Глубоко.

Кажется, сейчас я разорву скатерть.

– Да ладно, – Чертков улыбается и снова откидывается назад, вальяжно разваливается на стуле. – Я же дал обещание. Я не стану ничего требовать, брать силой. Поэтому сиди, не дергайся. Ну, если только ты сама не хочешь мне отсосать.

Я оглядываюсь по сторонам.

Интересно, нас могут услышать? Он говорит достаточно громко.

И еще интереснее – может ли кто-нибудь прочесть мои мысли? Узнать насколько я больна?

От его слов становится чертовски жарко внутри. Я представляю всю картину в ярких красках, как я сползаю под стол, устраиваюсь между широко расставленными ногами, начинаю расстегивать пояс, выпускаю вздыбленный член на волю. Он пульсирует, подрагивает, наливается кровью под моими пальцами.

– Ты голодна? – спрашивает Чертков.

Видение не отпускает. Наоборот захлестывает меня, уносит дальше. Я практически ощущаю вкус его плоти на своем языке.

– Нет, – пью воду и пытаюсь остудить разум.

– Ты и дома ничего не ела.

– Не хотела.

– Опять температура?

– Нет, все в порядке.

Откуда вся эта гребаная забота? Решил окончательно добить? Или действительно пробует быть милым?