Я возвращаюсь в кабинет и приказываю всем выметаться. Дело не в том, что яйца ноют. Я бы нашел чем оттрахать. Пальцы-то целы. Я бы и кулак мог вогнать без проблем, всю руку по локоть. Но настрой пропал.

Я никого не желаю видеть.

Достаю бутылку, пью прямо из горла.

Я делаю паузу, смотрю на темную жидкость. Мне повсюду чудятся ее глаза. Карие, почти черные. Как они блестят, как сверкают, когда она изнывает от похоти. А как она стонет, как течет, как бьется и содрогается подо мной.

Я бью кулаком по столу. Сильно. И по поверхности ползут трещины.

Я хочу ее. Снова. Опять. Всегда. Я хочу пропитать ее от и до. Хочу пропитаться ею. Хочу слить нас в одно целое.

Хочу до боли.

Парадокс.

Я жажду обладать ею. И жажду уничтожить, стереть, чтоб и следа не осталось, чтоб она была только моя и ничья больше. Чтоб никому не досталась, даже червям в собственной могиле.

Я бы сам ее сожрал. Или сжег. Развеял бы по ветру.

– Тварь!

Я разбиваю бутылку, но это едва ли утоляет голод зверя внутри меня. Я разношу в щепки весь кабинет. Бью и крушу все на своем пути, не жалею кулаки.

Я задыхаюсь.

Ничто не помогает. И не поможет. Никогда.

Для меня существует лишь одно болеутоляющее. Она. И она же мой смертоносный яд. Отрава, что влилась в жилы, растравляя нутро.

Я опускаюсь на колени, склоняю голову.

Наш короткий выходной создал иллюзию нормальной жизни. Я знал, так станет хуже. Я понимал, оценивал все риски. Но меня было не остановить.

Тогда я не мог надышаться ею. А теперь не могу дышать вообще.

Из головы не выходят идиотские картины.

Вот мы гуляем в парке, вот дурачимся, вот она ест сладкую вату, а вот я облизываю ее липкие пальцы. Вот мы завтракаем вместе, вот отправляемся на побережье, плаваем и загораем. Вот занимаемся сексом. Нежно, долго. Вот я раздвигаю ее бедра, трусь щекой о живот и медленно опускаюсь ниже, прижимаюсь губами туда, где она уже мокрая для меня.

Реальное переплетается с фантазией. Я представляю вещи, которые хотел бы с ней сделать. Не только трах.

Я бы отвез ее куда-нибудь в горы, чтобы забраться повыше и встречать рассвет. Почему? Потому что красиво, ярко. Я на фотографиях видел.

Я бы наряжал ее как куклу. Покупал ей всякое модное тряпье, побрякушки. Я бы ей все, что закажет, достал.

Я бы ей душу отдал. Всю, которая внутри осталась. Я бы с ней одинаковым воздухом дышал, след в след ступал, тенью накрывал. Я бы любого за нее растерзал. Я бы много чего ради нее сотворил.

Но этого не будет никогда.


– – -


Я нахожу Князеву в притоне. Пара звонков, несколько коротких фраз. Отправляюсь по нужному адресу, расталкиваю обдолбанных торчков, опускаюсь в подвал.

Здесь мигает свет и клубится дым. Накурено до тошноты.

Я проверяю комнату за комнатой, пока не нахожу ту единственную, которая нужна.

– Сука, – шипение вырывается автоматом.

Князева валяется на диване. Голова запрокинута назад, позвоночник изогнут. Она не двигается.

Я перевожу взгляд ниже.

Шприц.

Гребаный, мать его, шприц.

Я подхожу ближе, проверяю пульс. Мои пальцы на ее горле, и приходится очень сильно сдерживаться, чтобы не придушить эту дрянь.

Убью. Закопаю. Живьем.

Если только она сама не сдохнет от передоза. Сколько себе вколола? Неизвестно. И не боится же. Даже после тех флешбэков.

Я подхватываю ее, перебрасываю через плечо и несу к выходу.

Какой-то хмырь попадается под горячую руку. Я хватаю его за шею и впечатываю мордой в стену. Нечего под ногами путаться.

Достаю мобильный, звоню.

– Ко мне. Быстро.

Я сбрасываю вызов прежде, чем собеседник успевает дать ответ.

Князева постанывает, слегка извивается.

Я швыряю ее на заднее сиденье, грубо заталкиваю в салон, пристегиваю ремнем, но она все равно заваливается на бок.

Может упаковать в багажник? Для надежности.

Еще раз щупаю пульс. Совсем слабый.

Гадина. Пусть только попробует сдохнуть. Я ей не разрешал. Я за ней в ад отправлюсь, если потребуется. Я ее никогда не отпущу.

Усаживаюсь за руль, выжимаю из двигателя максимум.

– Что ты натворил? – спрашивает Денис.

Он ждет у порога. Видно сегодня у него рабочий день, поэтому примчался в момент. Его больница расположена в центре города, совсем рядом.

Я ничего не говорю, заношу Князеву в квартиру, бросаю на кровать. Опять надавливаю пальцами на горло, склоняюсь над ней, слушаю дыхание. Я не знаю зачем это делаю.

Нет, я знаю. Только думать не хочу. Не хочу признавать.

– Она под кайфом. Укололась. Я видел шприц, – сухо озвучиваю факты.

Денис подходит ближе, осматривает ее.

– Чем именно укололась?

– Подозреваю героин.

– Когда?

– Около часа назад.

– Как ты позволил…

– Слушай, я не в настроении, – обрываю. – Сделай что-нибудь.

– Что?

– Не знаю. Ты же доктор. Чего вытаращился? Приведи в чувство, вколи лекарство, капельницу поставь. Как обычно поступают в таких случаях?

– Ее нужно отвезти в клинику.

– Нет.

– Макс…

– Нет, это даже не обсуждается.

– Почему?

– Ты врач, вот и лечи.

– Нужен специалист. Я хирург, а не…

– Тогда приведи другого врача.

– Макс, ты должен отправить ее в реабилитационный центр.

– Исключено.

– Насколько я понимаю, она была наркоманкой, потом завязала, теперь опять сорвалась. Я так же думаю, без тебя здесь не обошлось, – делает паузу. – Слушай, это не игрушки. У нее начнется ломка. Необходим специальный уход, медикаменты.

– Хр…нь собачья.

– А что ты предлагаешь?

– Она останется здесь.

– Ты в своем уме?! – Денис сжимает кулаки.

– Здесь она не достанет новую дозу.

– Издеваешься? – подступает ко мне, старается выглядеть угрожающе. – По-твоему в клинике приторговывают наркотой?

– Она изобретательна, найдет способ заполучить желаемое.

– Макс…

– Ден, – прерываю холодно. – У нее флешбэки. Вот и прикинь, насколько затронуло мозги. Я без понятия, как долго она употребляла и что конкретно, как ей удалось это бросить и когда. Но сейчас произошел срыв, и я совсем не хочу повторения.

– Ну, так езжай в клинику вместе с ней, наблюдай, контролируй.

– Я не смогу быть рядом двадцать четыре часа в сутки.

– Приставь охрану.

– Я никому ее не доверю.

– Хорошо, – нервно дергается. – Как ты намерен осуществить лечение?

– Ты мне скажи.

– Курс должен проводить специалист, – повторяет практически по слогам.

– Сколько продлится приход? – перевожу разговор в более конструктивное русло.

– Зависит от организма, от объема дозы, – Ден вздыхает. – Все индивидуально. Думаю, несколько часов точно пробудет в этом состоянии.

– А дальше?

– Начнется ломка. Семь дней. Иногда дольше, – хмурится. – Но это еще не конец. Даже пережив ад, наркоманы неизбежно тянутся за новой дозой. Надо использовать особый подход, комплексный. Стоп, зачем спрашиваешь?

Мне не нужно отвечать. Он все понимает по глазам.

– Нет, не смей, – качает головой. – Ты не имеешь права.

– Уходи, – бросаю коротко, засовываю ему в карман крупную купюру.

– Ни за что! Считаешь, оставил денег и рот заткнул? Макс, тебе пора остановиться.

– А тебе пора на выход.

– Ты убьешь ее. Ты понимаешь? Она может умереть. Если у нее слабое сердце или…

– Она крепкая. Справится.

– Нет!

Денис комкает купюру, отбрасывает, кидается на меня. Будто взбесился, твердит про свою гребаную реабилитацию, талдычит адрес клиники.

Я выставляю его за дверь. Закрываю замок, остаюсь с Князевой наедине. Я осознаю риск. Она действительно может погибнуть. Но другого пути не существует.

Я буду действовать жестко, иначе ее оттуда не вытащить.

Я повидал достаточно людей, которых героин превратил в пыль. От них осталась лишь оболочка, треснутая скорлупа. Я не допущу, чтобы наркотик украл у меня самое ценное. Я никому не отдам свою жертву.


– – -


Князева лежит без движения. Ее глаза широко открыты, но когда я смотрю в них, ржавые гвозди вбиваются в позвоночник, ведь я четко понимаю: это не ее глаза. Это опиат. Из двух бездонных черных озер на меня нагло взирает чужак.

Князева не хихикает и даже не улыбается. Она молчит. У нее лицо как будто маска. Непроницаемая. Снаружи лед, а внутри абсолютное блаженство.

Я немного завидую. Героину. Он ее трахает. Прямо сейчас. Не я. Он струится по венам, наполняет, насыщает.

Но это ненадолго.

Я лежу рядом с ней, перебираю ее волосы. Я умею ждать.

Через несколько часов Князеву начинает тошнить. Я позволяю ей облевать всю кровать, после она затихает, затопленная очередной волной кайфа. А я подхватываю безвольное тело на руки, отношу в ванную комнату, укладываю там, раздеваю, купаю.

Я меняю постельное белье, открываю окно на проветривание. Завариваю кофе, вливаю в себя чашку за чашкой, пока сердце не начинает колотится где-то под затылком.

Я одеваю на Князеву свою футболку, укладываю обратно, продолжаю наблюдать. Веду пальцем по руке, задерживаюсь на сгибе локтя, на маленькой точке запекшейся крови.

Да, я виновен.

Только сожалеть поздно. И не к чему. Никто из нас не заслуживает счастливого финала. Каждый получает по заслугам.

– Какого черта? – бормочет Князева, морщит нос, трет глаза, с презрением смотрит на меня, протягивает: – А… это ты.

– Доброе утро.

Я всю ночь глаз не сомкнул, но почти не ощущаю усталости.

– Наверное, ты не заметил, – медленно говорит она. – Я ушла.

– От меня не уходят, – усмехаюсь.

– Даже на тот свет?

– Никуда.

– Все кончено, – ее губы дрожат. – Не понял? Сделка разорвана.

– Это ты не поняла, – терпеливо объясняю. – Не было никакой сделки.

– Мой отец мертв, – сглатывает. – Твой главный козырь в могиле. Теперь я свободна, нет причины унижаться, обслуживать такого гада, такого ублюдка как ты.