Что-то такое вспыхивает в ее взгляде, что-то от прежней Катерины Олеговны, гордой суки, однажды возникшей на пороге моего кабинета.

– Да, я сдалась, но это было не ради кайфа. Я пыталась убежать. От того, что со мной сделали. От того, что сделала я.

– И что же, – прочищаю горло. – Что же это было?

– Не важно.

Она закрывает глаза, снова откидывается назад, растягивается на полу.

– Ты расскажешь мне все, – говорю ей.

– Даже не мечтай.

– Расскажешь.

– Я никому об этом не говорила. Ни брату, ни отцу. Ни тем психологам, к которым меня регулярно направляли.

– Я – не они.

– Ты особенный, – смеется.

– Очень. Смотри.

Я извлекаю из кармана футляр, открываю и достаю оттуда шприц. Инсулиновый.

Князева разом подбирается, рвется вперед, к игле, дрожит от предвкушения, облизывает губы.

Она ничего не произносит, но весь ее вид олицетворяет мольбу.

Я подношу шприц совсем близко, провожу иглой по плечу, царапаю кожу.

Князева аж трясется. Чужие глаза молят «дай, дай, дай». Но я отстраняюсь.

– Выкладывай. Все подробности.

– А гарантии… где гарантии? Ты же обманешь, ты постоянно обманываешь.

– Не похоже, что у тебя есть выбор.

Я должен узнать правду. Пусть и через шантаж героином. Любым путем, лишь бы получить результат.

Я должен понять, почему она звала на помощь моего брата, а после организовала то зверское убийство. Я намерен добраться до истины.

И… возможно, тогда я смогу помиловать. Ее? Себя? Нас обоих. Возможно, тогда появится шанс, который я готов выгрызть у судьбы.


Глава 18


Люди удивляются, почему наркоманы всякий раз возвращаются на старую дорогу, даже испытав все ужасы ломки, жаждут получить новую дозу. Но тот, кто хоть раз попробовал кайф, будет удивляться только одному: почему раньше никогда этого не делал? Вопросы исчезнут, останется жесточайшая потребность. Когда? Когда уже?! И ты встанешь на паперти, как нищий, с протянутой рукой. Ты солжешь, предашь, продашь. Ты убьешь, лишь бы получить желаемое. Наркотик отпустит твои грехи, погрузит в рай без начала и конца, без границ. Ты окунешься в настоящее блаженство, и за это можно не то что душу дьяволу продать. За это абсолютно все можно.

Слабость? Да. Попытка избежать ответственности? Однозначно. Но кого это волнует, если опиат течет по венам, пропитывая каждую клетку неземной эйфорией?

Мой мир разорвали в клочья. Меня разорвали в клочья. А потом я отплатила, закрыла счета, нашла виновных и воплотила в реальность их сладкие фантазии. Правда, не совсем так, как они ожидали. Жизнь всегда вносит свои коррективы, в том и прелесть.

Была ли я тогда счастлива? Возможно. Не знаю. Я была счастлива настолько, насколько может быть счастливым израненное животное, почти обескровленное, однако наконец сожравшее своих врагов.

Месть не принесла ни покоя, ни удовольствия. И я нашла другой источник. Я отыскала то, что заменило опостылевшую реальность, склеило осколки воедино, оградило от тревог и невзгод. Я обнаружила иной, удивительный мир. Восстановилась.

Жаль, мой отец не разделял подобные взгляды. Он вырвал меня из Эдема, швырнул обратно, пригвоздил к поруганной, грешной земле.

Это же намерен повторить Чертков.

Забавно. Я думала, он мой герой. Но нет, мой герой – героин. Шприц, царапнувший кожу, манящий, зовущий, пробуждающий все самое темное и самое сладкое, незабываемое.

Я облизываю губы, мечтая о том, как игла войдет в плоть.

– Ты доверчивый? – спрашиваю тихо. – Могу ведь любой бред рассказать. Неужели поверишь наркоманке?

– Я почувствую, если солжешь.

– Как?

– Увидишь.

– Ну как? Скажи. Объясни.

– Просто почувствую.

– Прямо детектор лжи.

Мои губы растягиваются в улыбке, долго молчу, вдруг начинаю хохотать. Дико, истерически. Надрывный смех рвет грудь на части.

– Хватит, – рявкает Чертков.

Он дает мне пощечину. Его ладонь обжигает щеку, но я этого не замечаю, практически не ощущаю, хотя голова резко дергается, а рот наполняется кровью.

– Хочешь? – продолжаю смеяться. – Получай!

Сплевываю на пол.

– Значит, не расскажешь? – подносит шприц к моим глазам, нажимает, выпуская героин по каплям. – Тогда эта дрянь мне ни к чему.

– Нет! – рвусь вперед, лязгаю зубами от нетерпения. – Нет! Не надо!

– Последний шанс даю.

– Ладно.

Почему бы не исповедоваться? Что я теряю? Что изменится?

– Если хочешь уколоться, то выложишь все как на духу, – говорит Чертков.

И я киваю.

Неужели действительно поведаю ему свою историю? В деталях? Он не их тех, кто согласен на компромисс. Выбьет истину, вытянет насильно.

Хотя какая разница? За откровенность я получу желаемое. Это главное. Унижение того стоит. Ради дозы идут на вещи похуже.

– Я убила девять человек. Не лично, не самостоятельно. Но я заманила их в ловушку, а действовал уже мой брат. Я наблюдала и упивалась их страданиями. Я не чувствовала никакой жалости. Ни-ка-кой. Понимаешь? Я кайфовала от чужой боли как от наркоты. Я купалась в их отчаянии, смаковала адские мучения. Я могла прекратить пытку в любой момент, хватило бы одного слова. Но я не хотела. Я жаждала их уничтожить, стереть с лица земли.

Поджимаю ноги к груди, обвиваю колени руками, опускаю голову. Будто прячусь, ускользаю во тьму.

– Я жаждала мести, – сглатываю собственную кровь. – И я своего добилась, только легче не стало.


– – -


Я потягиваюсь, а после недовольно фыркаю. Дурацкий ремень безопасности мешает расслабиться в полной мере. Андрей остается непреклонным, игнорирует замечания. Если усаживаюсь в его авто, обязана пристегнуться, иначе техника безопасности нарушена.

У меня идеальный парень. Красивый, нежный, заботливый. О чем еще может мечтать девушка в моем возрасте?

Я счастлива. Наверное. Даже отец перестал промывать мозги. Или просто слишком занят, не успевает следить. Ему бы стоило обратить внимание на достижения Андрея. Поступить на престижную специальность, отлично учиться, найти удачную подработку с возможностью последующего трудоустройства. На такое не каждый способен.

– Ты до сих пор не сказал, откуда машина, – опускаю тонированное стекло, изучаю живописный пейзаж без помех.

– Долгая история.

– Мы же не спешим. Сколько ехать? Часа два минимум.

– Часа три.

– Тогда я готова послушать.

Возвращаю стекло в прежнее положение, поворачиваюсь к Андрею.

Местность тут невероятная. Леса, поля. Очень яркие краски вокруг. Безоблачное небо, ослепительное солнце. Как будто в сказку попадаешь, хотя всего пара километров от шумного города. Воздух свежий и прозрачный, ни единого намека на удушающий смог. Отличный день, ясная погода.

Но Андрей все равно гораздо привлекательнее.

– Там ничего интересного, – отвечает он. – На работе дали.

Пожимаю плечами, действительно не слишком любопытно.

– Выходит, корпоративное авто.

– Вроде того.

– Ты какой-то странный сегодня. Переживаешь? Тебя пугает мысль, что придется представить меня семье?

Он смеется.

– Нет, – качает головой. – Ты что?

– Ну, мало ли. Вдруг я им не понравлюсь?

– Я знаю, моя мама будет в восторге.

– А брат?

– Брат от компьютера не отрывается ни на секунду. Вот он тебя вряд ли заметит, слишком погружен в учебу, постоянно пишет какие-то программы.

– Круто.

– Будущий гений. На его фоне я выгляжу идиотом.

– Я ему не понравлюсь.

– Почему?

– Потому что умным парням я не слишком нравлюсь, – чуть хмурюсь. – Ты приятное исключение.

– Ты всем нравишься, просто не каждый умеет выразить симпатию, – улыбается. – Не волнуйся.

Он включает музыку, развлекает шутками. Нервное напряжение постепенно спадает. Но я по-прежнему не могу успокоиться. Что-то гложет, какое-то муторное предчувствие. Я не способна отвлечься.

Мы едем праздновать День рождения Андрея, скоро я познакомлюсь с его близкими людьми, неизвестно, как они воспримут эдакую «столичную фифу».

Я думала одеться скромнее, однако Андрей сам приобрел мне наряд, было неудобно отказываться от подарка. Видимо, выбрал в моем привычном стиле, действительно не понимает, насколько это неуместно сейчас. Платье без рукавов, короткое, длиной до середины бедер, очень обтягивающее, едва держащееся на груди. Еще и материал золотистый, дорогой, но кричащий о ненужной роскоши. Пришлось дополнить образ кожаной курткой и туфлями-лодочками на плоской подошве. Если добавить высокие каблуки и ничем не прикрыться, буду выглядеть проституткой.

Роюсь в сумке, извлекаю пудреницу, открываю, изучаю себя в зеркале. Хорошо хоть макияж не нанесла, только ресницы подкрасила.

Ох и потряхивает же от эмоций. Ну оно и понятно, впервые еду знакомиться с семьей бойфренда.

Кто поверит, что у меня не было других парней? Что я все еще девственница?

Поправляю волосы, приглаживаю выбившиеся пряди.

– Стоп! – взволнованно цепляюсь в руку Андрея. – Давай заедем в магазин. Тут должен быть, поблизости.

– Зачем?

– Я с пустыми руками, – закусываю губу. – Надо купить торт или конфет. Шампанское.

– У нас все есть, – медлит. – Я купил заранее.

– Тогда нужно достать цветы.

Он изумленно выгибает брови, хмыкает.

– Ты мой лучший подарок, – выдает серьезно.

– Да не тебе цветы, – толкаю его кулаком в бок. – Твоей маме.

– В этом нет необходимости.

– Мне стоило что-нибудь приготовить. Испечь пирог.

– Ты же не умеешь.

– Успела бы научиться.

– Катя, – поглаживает по плечу.

– У меня не будет другого шанса произвести первое впечатление. Я и так смотрюсь не лучшим образом. Грудь чуть не выпадает из…

– Катя, – повторяет.

Вдруг выключает музыку.

– Не надо бояться.

– Конечно, – тяжело вздыхаю.