Она сидит на полу. Плечи сгорблены, нервно подрагивают. Она вертит шприц в руках, проверяет иглу.

Я наблюдаю.

Она взвывает. Выпускает жидкость. В пространство, в воздух. Вены целы. Остальное – не очень.

– Правильно. Там был не героин. Обычные витамины.

Я подхожу к ней, подхватываю на руки, отношу в спальню, опускаю на кровать. Как драгоценную ношу. Бережно, осторожно.

– Я хочу тебя, – бормочет она. – Хочу. Пожалуйста.

– Я тоже хочу.

– Хочу забыть.

Если бы это было так легко.

Я готов взвыть от злобы, от безысходности, которая разом затапливает все мое сознание.

Разве можно в один момент вычеркнуть из памяти все происшедшее? Годы ненависти, планы мести. Схемы, что так старательно и кропотливо разрабатывал, методично приближая возмездие.

Разве можно оставить позади все, что не давало покоя на протяжении стольких лет? Взять и начать историю заново, вырвать тысячи страниц, искромсать их, разорвать в клочья, написать нечто совершенно новое, изменить почерк.

Я не сумею отпустить прошлое, ведь это все равно что выдрать собственный позвоночник, переломить хребет и надеяться, будто однажды изувеченные кости срастутся самым чудесным образом.

Но я смогу сделать вид, что отпустил. Притворится. Поверить. Хотя бы на одну ночь, на очередную короткую ночь…

Я смогу снова стать человеком. Простым, обычным, заурядным. Не одержимым фанатиком. Не психопатом. Не монстром. Я смогу создать иллюзию и пропитаться ею насквозь.

Ею. Кем именно? Князевой.

Я понимаю, насколько сильно истосковался по ней, только когда начинаю покрывать ее тело поцелуями. Прикасаюсь губами к гладкой, прохладной коже. Согреваю, опаляю своим жаром.


Все это время она была совсем близко, постоянно рядом. Но не так, как сейчас. Прежде я держал ее на расстоянии. За чертой.


Она всегда оставалась моим гребаным искушением. Я желал увидеть ее слезы, ее боль, ее агонию. Я желал, чтобы она орала от отчаяния, молила о пощаде и звала на помощь. Я добился своего, но это не принесло радости. И я как последний кретин отказывался признавать очевидно. Стоны страсти, вырывающиеся из ее груди, доставляют мне гораздо больше удовольствия чем крики боли и проклятья.


– Пожалуйста, – прерывисто шепчет она.


– Что?


– Прошу.


Я смотрю в ее глаза. Огромные, черные. Подернутые дымкой, затуманенные.


– Если хочешь, – она запинается. – Можешь взять меня… туда.


– Куда?


– Сзади.


– С чего ты взяла, что мне вообще такое нравится?


– Ты сам сказал.


– Теперь это не важно.


– Не надо меня жалеть.


– Это не жалость.


– А что тогда?

– Ничего.

Я действительно не знаю, что ей ответить.

– Теперь ничего не важно.

Склоняю голову, утыкаюсь лбом в ее живот.

Я опять превращаюсь в сопляка. В жалкого слюнтяя, который не способен совладать с самим собой, не властен над собственными эмоциями.

Трус. Ничтожество.

– Макс, – шепчет она, почти стонет. – Макс.

Бл…дь.

От того как она произносит мое имя у меня уже каменный стояк. А от того, что происходит после вообще башню сносит.


Князева выскальзывает из моих рук, мягко отстраняется, становится на колени, прогибается, призывно оттопыривает зад, упирается грудью в постель.

Воздух накаляется до предела.

Вот как ей удается всякий раз выбивать искры из моей груди? Я думал, что давно умер внутри, что ничего во мне не осталось. Никаких эмоций.

И вот появляется она.

Мой приговор. Мой вызов.

Я могу рассмотреть ее татуировку даже в полумраке комнаты.


Шлюха Дьявола. Моя Шлюха.


Она расставляет ноги шире, разводит бедра. Упирается грудью в матрас. Дышит тяжело и прерывисто.


Сука.


Она отлично понимает, как действует на меня. Всегда понимает. Безошибочно.

Как же она умоляла о дозе. Тогда. В коридоре, при входе. Абсолютно голая, на коленях. Вся трясущаяся, испуганная, униженная. И в то же время дерзкая. Готовая на все, но не сломленная.

Кровь приливает к животу, член наливается похотью, стоит колом, еще немного и брюки треснут.


Я представляю как сладко будет вогнать между этими ягодицами. Сжать их, толкнуться вперед, натянуть сочную задницу на себя, на свой воспаленный от возбуждения член.


– У тебя до сих пор ломка, – с трудом узнаю собственный голос.


– Да, – подтверждает Князева.


– Ты хочешь, чтобы я причинил тебе боль.


– Я хочу, чтобы ты уничтожил прошлое. Когда ты заставляешь меня страдать, когда издеваешься и мучаешь, я будто снова оживаю. Я забываю обо всем.


– Ты просишь, чтобы я оттрахал тебя в задницу?


Она молчит, выгибается еще сильнее.

И я срываюсь. Не могу контролировать рефлекс. Расстегиваю брюки, высвобождаю эрегированный член, притягиваю ее ближе к себе, утыкаюсь пульсирующей плотью между пухлыми ягодицами, тараню маленькую, тут же сжимающуюся дырку.

Князева всхлипывает.

А у меня сводит челюсти от бешенного напряжения.


Нет. Достаточно боли и ярости. Как-нибудь в другой раз. Это не должно быть так. Только не сегодня. Не сейчас.


Я отстраняюсь, сжимаю ее соблазнительную попу, заставляю выгнуться сильнее, до упора задрать зад вверх. Поглаживаю. А потом склоняюсь и накрываю разгоряченное лоно губами.

Она вскрикивает. Дергается. Она явно не ожидает почувствовать мой язык внутри, не готова к такому повороту.

Я дразню ее. Крепче сжимаю ягодицы, стискиваю, вызывая волну дрожи. И неспешно ласкаю лоно. Изучаю, исследую, пробую ее на вкус как самое изысканное блюдо. Не тороплюсь.

Нам некуда спешить. Ночь будет долгой. Бесконечной. Ночь продлиться столько, сколько я захочу.

– Макс, – протяжно стонет. – Макс, пожалуйста…

Я провожу кончиком языка по ее клитору, по этой крохотной, но такой горячей и враз отвердевшей плоти. Обвожу, обрисовываю каждый контур. Чуть поворачиваю голову, втягиваю нервно пульсирующий комок в свой рот. Слегка сжимаю зубы. Для остроты ощущений, не для боли.

Князева больше ничего не говорит. Только постанывает. И звуки, вырывающиеся из ее груди похожи на крики раненного животного.

Она содрогается.

Я чувствую как сокращаются ее мышцы под моим языком, как напрягаются, натягиваются до предела. Сбавляю напор, отпускаю клитор. Растягиваю удовольствие, перехожу к нежным, шелковистым складкам, которые истекают влагой. После отстраняюсь, вставляю пальцы в ее влагалище.

Дьявол. Она такая мокрая. Чуть липкая. Гладкая, скользкая. И опьяняющая будто самый крепкий алкоголь. Хмелящая.

– Макс, прошу, – молит она.

Внутренние мышцы ритмично сокращаются вокруг моих пальцев. Вбирают глубже, втягивают.

До чего же хочется ей вставить. По-настоящему. Вогнуть на всю длину и трахать. Дико, с оттяжкой.

Член деревенеет, а яйца распухают.

Но я не намерен так быстро сдаваться, прекращать эту сладкую пытку. Я должен дать ей больше. По максимуму.

Как же она течет, как жаждет заполучить мой член в самую глубь.

Я отпускаю ее на пару секунд, и Князева тут же тянется за мной. Жалобно хнычет, повторяет мое имя снова и снова, не представляя насколько порочно оно звучит в ее устах.

Я переворачиваю ее на спину, устраиваюсь между широко раздвинутыми ногами. Опять погружаю пальцы в лоно, надавливаю на те точки, о которых она и не подозревала, что они у нее есть. Совершаю круговые движения, довожу до неистовства, до исступления.

Князева трепещет. Ее бедра мелко дрожат.

– Макс, – хрипло шепчет она. – Макс.

– Чего ты хочешь?

Мой язык медленно скользит по ее клитору.

– М-макс, – сливается на ее губах с надсадным стоном.

Я погружаю свою женщину в омут порока.

Свою женщину?

Эта мысль царапает сознание.

Да! Женщину. Шлюху. Без разницы. Плевать. Просто она моя. Детка. Принцесса. Не важно. Катерина Олеговна. Князева. Убийца моего брата. И мой личный палач.

Я слегка отстраняюсь, смотрю на тело, распластанное передо мной. Мягкое, нежное, податливое.

Какая же она.

Голая. Горячая. Обжигающая. Опаляющая до самого нутра.

– Так чего? – склоняюсь над ней, смотрю прямо в глаза. – Чего ты хочешь?

Ее глаза сверкают в темноте, пылают, вспарывая ночь. Зрачки расширены. Не от наркоты.

Может я не стану ее героем. Не вытащу из мрачной башни, не вырву из заточения. Но я точно буду ее героином. Уничтожением. Разрушением.

– Тебя, – бормочет она.

Обвивает мои бедра ногами, подается вперед, практически насаживается на мой член. Ерзает, елозит. Царапает мои плечи ногтями.

– Не все сразу, – говорю глухо.

Хватаю ее запястья, развожу в разные стороны, прижимаю к постели. Нависаю над ней, накрываю тенью.

И будто в пропасть срываюсь. Снова. Покрываю поцелуями. Все. Щеки. Ресницы. Губы. Хаотично. Грубо. Жадно.

Только теперь понимаю как голодал. Голодал, и сам того не ведал.

Я целую ее шею. Острые ключицы. Хрупкие плечи. Целую грудь. Сжимаю соски, покусываю. Целую живот. Двигаюсь все ниже и ниже.

Потом она орет. Вопит. Дико.

Я заставляю ее кончать раз за разом. Трахаю языком. Всасываю влажные, раскаленные от вожделения складки в свой рот.

Она извивается, льнет плотнее, зарывается пальцами в мои волосы, забрасывает ноги мне на плечи, выгибается сильнее. Молит не прекращать и в то же время заклинает, чтобы немедленно остановился.

Я не уверен, что смогу показать ей рай. Но в аду тоже бывает неплохо. Жарко. Страстно. Одержимо. Разнообразно.

Она кричит, бьется и содрогается. Мои демоны питаются ее порочными стонами, но никогда не будут сыты.

Я с ней. И я опять голоден.

Когда Князева замирает, достигнув полного изнеможения, я наконец овладеваю ею на свой вкус. Заставляю развести ослабевшие ноги еще шире, подхватываю под ягодицы и нанизываю ее на свой член, погружаюсь глубоко, быстро и резко. Яйца ударяются о промежность.